Делай Деньги - Пратчетт Терри Дэвид Джон (читать хорошую книгу .TXT) 📗
…и выходил из земли к ногам голема из Голем-Траста, который тащил груженую углем телегу по одной из дорог в этом краю. Когда он прибыл в Анк-Морпорк, он сообщил Трасту. Вот что делал Траст: он находил големов.
Города, королевства, страны приходили и уходили, но големы, которых жрецы изготовили из глины и наполнили святым огнем, могли продолжать работать вечно. Когда у них не было больше никаких заданий, кончалась вода для добычи или дерево для рубки — возможно, по той причине, что земля теперь была дном моря или дело затрудняло то, что город был погребен под пятидесятью футами вулканического пепла — они ничего не делали, только ждали нового приказа. Они, в конце концов, были собственностью. Каждый подчинялся предписаниям, написанным на маленьком свитке в его голове. Рано или поздно камень выветрится. Рано или поздно воздвигнется новый город. Однажды будут приказы.
У големов не было понятия свободы. Они знали, что были созданы людьми; у некоторых на глине даже до сих пор были следы пальцев давно умершего жреца. Они знали, что были созданы для владения кем-то.
В Анк-Морпорке всегда было какое-то число големов, выполняющих поручения, качающих глубоко под землей воду, невидимых, неслышимых и никому не мешающих. Потом однажды кто-то освободил голема, вложив ему в голову расписку за те деньги, которые были за него заплачены. А потом этот кто-то сказал голему, что он принадлежит самому себе.
Голема нельзя освободить приказом, или в результате войны, или из прихоти. Но его можно освободить безусловным правом собственности. Когда ты был чьим-то имуществом, то ты действительно понимаешь, что значит свобода, во всем ее величественном ужасе.
У Дорфла, первого освобожденного голема, был план. Он работал сутками напролет, не тратя даже времени, чтобы взглянуть на часы, и выкупил другого голема. Двое големов усердно работали и выкупили третьего… А теперь есть Траст Големов, который выкупает их, находит их погребенными под землей в морских глубинах и помогает големам покупать себя.
В бурлящем городе големы действительно были на вес золота. Плату они требовали небольшую, но и зарабатывали они ее двадцать четыре часа в сутки. И все равно это было хорошей сделкой — сильнее троллей, надежнее быков и неутомимее и умнее дюжины из них, голем может приводить в движение каждый механизм в мастерской.
Что не делало их популярнее. Всегда найдется причина нелюбви к големам. Они не ели, не пили, не играли в азартные игры, не сквернословили и не улыбались. Они работали. Если случался пожар, то они вместе бросались тушить его, а затем возвращались к тому, чем занимались. Никто не знал, откуда у испеченных к жизни существ берется такое побуждение, но всем, что они за это получали, было нечто вроде неловкого негодования. Нельзя быть благодарным неподвижному лицу с горящими глазами.
— Сколько их там? — спросил Мойст.
— Я тебе говорила. Четверо.
Мойст почувствовал облегчение.
— Ну, это хорошо. Отличная работа. Может, устроим сегодня праздничный ужин? Из чего-нибудь, к чему животное было не сильно привязано? А потом, кто знает…
— Может быть загвоздка, — медленно произнесла Адора Белль.
— Да ну, неужели?
— О, прошу тебя, — вздохнула Адора Белль. — Послушай, хмниацы бели первыми изготовителями големов, понимаешь? Легенды големов говорят, что хмнианцы изобрели их. В это тоже легко поверить. Какой-нибудь жрец, готовящий ритуальное подношение, говорит правильные слова — и глина вдруг садится. Это было их единственным изобретением. Им больше ничего не было нужно. Големы построили их город, големы вспахивали их поля. Хмнианцы изобрели колесо, но только как детскую игрушку. Понимаешь, им не нужны были колеса. И оружие тоже не нужно, когда есть големы вместо городских стен. Даже лопаты не нужны…
— Ты же не собираешься мне сказать, что они построили двухметровых големов-убийц, ведь так?
— Только мужчина мог о таком подумать.
— Это наша работа, — отозвался Мойст. — Если ты первым не подумаешь о двухметровых големах-убийцах, то это сделает кто-нибудь другой.
— Ну, нет никаких свидетельств таких големов, — оживленно сказала Адора Белль. — Хмнианцы даже железо никогда не изготавливали. Хотя бронзу делали… И золото.
Что-то такое осталось висеть в воздухе после этого „золота“, и Мойсту это не нравилось.
— Золото, — повторил он.
— Хмнианский — самый сложный язык из всех, — быстро сказала Адора Белль. — Никто из големов Траста не знает о нем много, так что мы не можем быть уверены…
— Золото, — произнес Мойст, хотя его голос был стальным.
— Так что когда команда копателей нашла под землей пещеры, мы придумали план. Туннель все равно становился ненадежным, так что они его заблокировали, мы сказали, что он обвалился, и сейчас кто-то из команды уже ведет под водой големов к городу, — сообщила Адора Белль.
Мойст указал на руку голема в сумке.
— Она не золотая, — с надеждой сказал он.
— Мы нашли много останков големов примерно на полпути вниз, — со вздохом объяснила Адора Белль. — Другие глубже… Э, возможно, потому что они тяжелее.
— Золото вдвое тяжелее свинца, — мрачно заметил Мойст.
— Захороненный голем поет по-хмниански, — сообщила Адора Белль. — Не могу быть уверена насчет перевода, так что я подумала, давайте начнем с того, что доставим их в Анк-Морпорк, где они будут в безопасности.
Мойст глубоко вздохнул.
— Ты знаешь, какие у тебя могут возникнуть неприятности из-за нарушения договора с дварфом?
— Ох, да брось! Я же не начинаю войну!
— Нет, ты начинаешь судебное дело! А с дварфами это даже хуже! Ты говорила мне, что по договору ты не можешь вывозить из земли драгоценные металлы!
— Да, но это големы. Они живые.
— Послушай, ты забрала…
— …Может быть, забрала…
— …Ладно, может быть, забрала, о боги, тонны золота из земли дварфов…
— Из земли Голем-Траста…
— Ладно, но ведь была сделка! Которую ты нарушила, вытащив…
— Не вытаскивала. Они вышли сами, — спокойно возразила Адора Белль.
— Ради всего святого, только женщина может так подумать! Ты думаешь, что из-за твоей веры в то, что твоим действиям есть совершенно достойное оправдание, юридические вопросы не имеют значения! А вот он я, настолько близко от того, чтобы убедить людей здесь в то, что доллару не обязательно быть круглым и блестящим, и вдруг узнаю, что в любую минуту четыре больших блестящих лучезарных голема могут ввалиться в город, радостно маша всем руками и сверкая!
— Нет нужды впадать в истерику, — заметила Адора Белль.
— Нет, есть! В чем нет нужды, так это в сохранении спокойствия!
— Да, но именно в это время ты и оживаешь, так? Вот когда у тебя лучше всего работают мозги. Ты всегда находишь выход, так?
И ничего нельзя было сделать с такой женщиной. Она просто превращалась в молот, и вы врезались прямо в нее.
К счастью.
Они подошли ко входу в университет. Над ними возникли неясные очертания грозной статуи Альберто Малиха, основателя. На голове у него был ночной горшок. Это беспокоило голубя, который по семейной традиции проводил большую часть времени, сидя на голове Альберто и теперь на своей собственной голове обнаружил миниатюрную версию того же керамического вместилища.
Наверное, опять Неделя Шуток, подумал Мойст. Студенты, а? Любишь их или ненавидишь, пристукнуть их лопатой запрещено.
— Слушай, големы или нет, давай поужинаем сегодня, только мы с тобой, наверху, в номере. Эймсбери это очень понравится. У него не часто появляется возможность готовить людям, и от этого он лучше себя чувствует. Он сделает все, что ты захочешь, я уверен.
Адора Белль посмотрела на него, склонив голову набок.
— Я думала, что ты так и предложишь, так что я заказала овечью голову. Он был вне себя от радости.
— Овечью голову? — мрачно переспросил Мойст. — Ты же знаешь, я ненавижу еду, которая на тебя в ответ смотрит. Я даже сардине в глаза посмотреть не могу.
