Тень на обороте - Сергачева Юлия (читать книги полные txt) 📗
— Там переход на Синюю и Черную улицы. А в конце Черной есть дом Роафа Травника, знаменитого знахаря… Только он разрушен почти. — Илга заколебалась. Она явно вспомнила про Роафа Травника неспроста.
Давай уж, спрашивай…
— А правда, — (я невольно ухмыльнулся, гордясь своей проницательностью) — что в Императорской лечебнице излечивают даже самых безнадежных?
— Случается, что излечивают, — осторожно подтвердил я. Еще бы не излечивать, учитывая, сколько крови мне это стоило. Впрочем, я несправедлив, врачи там действительно искусные.
— Только бы попасть туда… — Илга даже приостановилась, ее глаза живо заблестели. — Не врут, что она построена из хрусталя?
— Частично.
— Так вы и там бывали? Но говорят, Оборотень не может сойти на заговоренную землю острова Императора, она проваливается под ним!
Мы одновременно посмотрели на мои ноги. Сапоги так и остались нечищеными, но вполне надежно стояли на мостовой. А по традиции перед тем, как возводить город, высшие маги заплетают землю охранными чарами в любом краю. Здешние скалы, наверняка, тоже закляли.
— Ну, — Илга сомневалась, но не сдавалась, — тут же не Императорские острова…
Люди огибали нас, подталкивая, не давая задерживаться. Чем ближе к площади — тем поток становился плотнее. Уплотнилось и амбре — пахло карамелью, жареной рыбой, свежеструганной древесиной, ношеной одеждой и дымом костров.
— …А вот чудеса настоящие, неразбавленные от лучшего мастера на всем Зеленом побережье!.. — явно луженая глотка исторгла оглушительный вопль.
Длинный, переливающийся от черного к голубому плащ чародея придавал его обладателю значительности . Да и шляпа не подкачала — широкополая, украшенная загадочной серебряной вышивкой.
— Трепещите, люди! Сейчас вы увидите дивные превращения!
— Тю, фокусник, — пробормотал разочарованно искушенный зевака. — Видали таких уже… — Однако покидать зрительские ряды не спешил, бросив в рот очередную семечку и изготовившись глазеть.
Убедившись, что в центре внимания оказались он сам и чашка для сбора пожертвований, чародей скроил многозначительную мину и изобразил руками волшебные пассы. Брызнуло бирюзовое пламя, рассыпаясь каплями. Все ахнули. Я тоже. Поверив в то, что перед нами обычный фокусник, я не успел приготовиться, и поток сырой, грязноватой магии шарахнул прямо по нервам.
Капли, ударяясь о землю, превращались в мелких зверей. Учитывая изобилие детворы — успех был несомненный. Ребятня визжала от восторга. Родители умилялись. Даже Илга улыбнулась, когда нечто пушистое прыгнуло ей на плечо. От существа скверно пованивало.
Чародей махнул рукой. Зверюшки испарились, оставив в пыли следы крошечных лап. В зрительской толпе басовито заревел огорченный малец. В чашке чародея зазвенело, но скудно.
Еще пара-тройка похожих диковин не впечатлила. Надо выбираться, подумал я, высматривая поверх голов, путь к отступлению.
— Заскучали? — усмехнулся криво чародей, убедившись, что и без того редкий звон монет иссяк вовсе. — Простые честные чудеса пресытили вас и не щекочут нервы? — Он оценивающе обвел глазами зрителей. — Вам нужно что-то шокирующее?..
Похоже, чародей, неудовлетворенный сборами, решил встряхнуть публику. Он еще не договорил, а уже плел заклятие, пробудившее тупую боль в моем затылке. Дохнул промозглый, разом стерший веселье с лиц, ветер.
— Что ж… Почувствуйте взгляд с Той Стороны! — чародей скроил зловещую гримасу. — Может быть, это будет сам Оборотень! Берегите детей!
Проклятье!
Явь рванули корявым заклятием так, что она отчетливо затрещала. Как тонкий шелк очерчивает фигуру, так размякшая реальность облепила некую сущность с изнанки, позволяя не увидеть даже — угадать ее очертания. И этого хватило, чтобы ужас обуял зевак — кромешный и инстинктивный. Дружно завизжали и взрослые, и дети, бросились врассыпную, сбивая с ног и топча замешкавшихся…
Незадачливый чародей то ли до сего дня не пытался опробовать заклинание, то ли прежде оно давало иной эффект, но явно изумленный, он вытаращился на дело рук своих, остолбенев. Хорошо хоть дар речи утратил, не закончив фразу, и тварь лишь вскользь коснулась верхнего мира.
Сущность несколько мгновений еще источала чужеродные эманации, как кислоту, вселяя панику в людей, потом валко шевельнулась, опрокидываясь обратно, но рождая в нашей реальности тяжкую волну. Волна сбила с ног и поволокла за собой замешкавшегося чудодея. Бедняга истаял, будто растворенный.
Ругнувшись, я метнулся вперед и схватил за шиворот зазевавшуюся девочку лет пяти, которую потянуло следом. Отпрянул, поскользнувшись. Монеты, что уже успели накидать магу, раскатывались тускло звеня. Спохватившаяся мамаша дернула у меня из рук орущую девчонку, бормоча неслышимые за воплями ребенка благодарности. А может, и проклятия, все равно не разобрать.
Илга вцепилась в рукав и утянула меня в безлюдный проулок.
— Что это было? — ошеломленная девушка привалилась к стене, выложенной спиралями из ракушек. Ноги ее, похоже, подкашивались.
— Дурость человеческая, — в сердцах бросил я. — И на что он рассчитывал? Еще один любитель цитировать незнакомые книги!
Илга пропустила выпад мимо ушей.
— Чародей… Он мертв?
— Разумеется. И ему повезло, если это случилось быстро.
— Это было так… страшно.
— Да уж, эффект сногсшибательный, — пробормотал я на основном языке, имея ввиду сразу все. И мага, и тварь, и последствия.
Могу поклясться, что Илга поняла все оттенки сказанного. Шагу некуда ступить от знатоков основного языка!
— Вы могли помочь ему?
Я промолчал. Лгать не хотелось. Объясняться тоже. Да, наверное, мог бы попытаться… Но это долго, болезненно и скорее всего бессмысленно.
— Я видела, вы спасли девочку. Вам нравятся дети? — спросила Илга чуть позже, когда мы закончили отряхиваться и приводить в порядок растрепанную одежду.
Интонация я не опознал. Удивление? Одобрение?
— Только когда они не орут, — я массировал затылок. В голове гудело и неудержимо хотелось чесаться, словно вибрировало каждое нервное окончание. — Кстати, а как там поживает тот рыжий? Сынишка переправщика?
— Наверное, хорошо, — странным голосом ответила Илга, а когда я поднял на нее взгляд, пояснила: — Его мать считает, что таких внезапных выздоровлений быть не может. Говорила, что это, наверное, Оборотень подменил ей ребенка, когда приходил на остров… Малыша передали родственникам, куда-то в город.
— Хорошо бы выпить, — медленно выговорил я. — Хотя бы «рыбьего молока».
…Перед баром, чей фасад украшали весьма выразительные осьминоги, бьющиеся за сомнительное право обладать вывеской «Гнездо головоногих», мы с Илгой снова столкнулись лбами, когда на мое предложение все-таки продать самоцвет из броши, чтобы не потрошить скромные финансовые запасы девушки, она вдруг разозлилась и угрюмо осведомилась:
— Вы думаете, что любой, кто небогат, должен обязательно знаться с преступниками? И что у меня полно связей по всему городу, чтобы сбывать драгоценные камни? Среди ночи?
— Ничего такого я не…
— Я обычный человек. Я не знаю, куда можно отнести камень, кроме ломбарда, а ломбарды в такой час закрыты! Хотя… — Она вдруг всерьез задумалась.
В итоге, ломбард, открытый даже ночью (и сильно смахивающий на лавку скупщика краденого, если честно) мы нашли, камень продали (за более чем скромную сумму, я даже подумывал оскорбиться) и навестили логово жадных головоногих, где я, пытаясь избавиться от щекотки под кожей, кажется, выпил лишнего. Но осознал это далеко не сразу…
— Ну? Где этот ваш темный… то есть Черный цирк?
— Еще не передумали? — Илга не скрывала досаду.
— Наоборот! Горю желанием увидеть необыкновенное представление!
На нас строго посмотрели, хотя я, вроде бы, не так уж громко и говорил. Илга беспокойно хмурилась и теребила край воротника. Потом нехотя решилась:
— Идемте, если так желаете.
…Некто в черно-белую клетку отвел приветственно руку, каменные химеры со скрипом склонили рогатые головы, раздвигая занавес, прикрывающий вход. Глаза ослепили кричаще-яркие краски. В уши ударили звуки — низкие, будоражащие, оттененные неритмичными переливами уже знакомых колокольцев — они тянули, словно магнитом. А запахи здесь жили своей жизнью, принимая участие в происходящем на равных правах — дурманили, завораживали и пугали. Впрочем, зверьем и человеческим потом тоже несло… Ядовитый привкус застарелой магии горчил и отравлял сладость атмосферы, как пресловутая ложка дегтя в бочке с медом.
