Год нашей войны - Свэйнстон Стеф (список книг txt) 📗

– Здорово, бродяга, – прохрипел он. – Ты классно выглядишь. А вот мне стоило бы одеться. Попрошайки. Избирательность.

– Я ненадолго, – предупредил я. – Мне поручено передать тебе письмо от Аты. Она не требует немедленного ответа.

Я протянул ему конверт, быстро проверил возможные пути отступления и немного отошел назад. Конверт лежал на раненой ноге Тумана и выглядел крохотным.

– Ты собираешься его вскрывать?

– Янт, – вздохнул он, – я хочу извиниться за то, что произошло прошлой ночью.

– Никогда…

– …не думал, что это случится со мной. Гордость. Крах. Молния – великолепный фехтовальщик. Когда Райн отпустит меня, мы с ним сойдемся снова. И на этот раз без подобного окружения. Мухи. Дерьмо.

Меня уязвило его замечание, но я сохранил спокойствие.

– С другой стороны, если тебе нужен секундант, то я буду рад предоставить тебе свои услуги, – предложил я, но он лишь покачал головой.

– Лошадь. Вода. Ты известен своей непокорностью, и я уверен, что Молния уже рассказал тебе всю историю со своей позиции.

– Да, это так.

– Я ненавижу его. И его проклятую жадность – он хочет, чтобы вся Авия стала Микуотером, а нам ничего не осталось. Это я тоже ненавижу. Пес. Кормушка. Проблема в том, что в любом споре люди делают свой выбор в пользу более богатой стороны. Я знаю, что меня не поддержат. Он богат и громогласен. И хотя я стою на своем, меня никто не слушает. Голова. Стена.

– Я бы назвал это не просто жадностью, а стяжательством.

– Что?

– Я понимаю, какова твоя позиция в этой истории. И она гораздо более обоснованна, чем у Молнии.

– Правда?

– Смотри сам. Он продал Перегрин твоему отцу в засуху восьмидесятых годов шестнадцатого века. По мне, это честная сделка. На самом деле это достойно презрения – так долго испытывать раскаяние в содеянном, и это наверняка влияет на его оценку ситуации. Каждый знает, как отчаянно Молния пытается сохранить Микуотер, веря, что он отдает долг своей семье. У меня нет семьи, поэтому я плохо понимаю эту его потребность. Остальное меня не интересует. Мы, риданнцы, не очень-то любознательны. То, что происходит между тобой и Атой, – ваше личное дело.

– О да. – На его указательном пальце блестело потускневшее золотое кольцо. – По крайней мере, у меня есть жена. Птица. Рука.

Я искоса взглянул на него своими кошачьими глазами. Он не мог выдержать этого взгляда. Когда я жил в Хасилите, я всегда старался ни с кем не пересекаться взглядами. Проходя мимо людей на улице, я всегда смотрел в землю. Больше всего я хотел, чтобы меня не замечали, ибо в противном случае на меня сначала ошеломленно смотрели, а потом начинали обзывать или, хуже того, забрасывать камнями. Теперь, похоже, моя инаковость стала моей сильной стороной.

– Могу я положиться на тебя в борьбе против Насекомых?

– Конечно, бродяга. На землях за пределами Рейчизуотера. Безопасность. Количество.

– Теперь ты говоришь как Станиэль.

– Он идиот, но он – король, – уверенно проговорил Туман, но в хрипловатом голосе заядлого курильщика прозвучали нотки сожаления. – Кто осмелится предположить, что эсзаи станут поддерживать дурака? Самый мудрый шаг – ударить на север, поскольку в Рейчизе у него более пятидесяти тысяч солдат. Я держу в уме будущее своего поместья. И не хочу, чтобы оно страдало от неприязни Станиэля. Одна рука за себя и одна за корабль, как говорят в Диве. – Туман закашлялся и сморщился. – Янт, почему Сан не верит мне? Живет дольше, видит больше. Я говорил ему, что необходимая глубина – это семь метров, а в реке такой не найти. Незагруженной каравелле нужно пять метров в соленой воде, загруженной, в пресной, – гораздо больше. Сан слушает Ату потому, что она громко кричит, а не потому, что она права. Скрипучее колесо. Грязь. Бухта Ореоле – это только приливные течения и песчаные мели, ничего более. Корабли водоизмещением более пятисот тонн не заходят туда – они останавливаются в Саммердэе. А у меня – океанские каравеллы, а не чертовы баржи. Книга. Переплет. Набитые дурью и всякими подобными отбросами, они так быстро пойдут ко дну, будто их утопили специально. Если Ата решится на такое, то либо сядет на мели, либо утонет, либо Насекомые разорвут ее на кусочки. Отчаянные очень заразительны. Но это и полезно – потом никто не осмелится бросить мне вызов.

Я рассказал Туману, что я пришел именно по этому поводу. Ата, сказал я, очень зла на тебя. Затем я упомянул, что у нее есть фюрд в Диве, а еще на Травяном острове. Все это я закончил таким предложением:

– Стоит мне направить ее фюрд в Ондин? Я уверен, что ты предпочел бы не сталкиваться с тремя сотнями островитян, если дело примет неожиданный оборот.

– Сделай это, – согласился он после минутного раздумья.

– Как скажешь. Что-нибудь еще?

– Нет. Пока нет, бродяга. Спасибо.

Я направился к выходу, краем глаза заметив, что его желтые от никотина пальцы начали вскрывать конверт с письмом от Аты. Я подавил в себе желание где-нибудь спрятаться, однако обнаружил, что иду все быстрее и быстрее, делаю все более и более широкие шаги, пока не оказался в относительной безопасности белого коридора. Там я остановился и прижался лбом к стене, и тут раздался жуткий рык, за которым последовал обильный поток отборной брани на наречии Равнинных земель, которая подобно пламени закружилась вокруг меня. Ругань Морехода могла расплавить свинец.

Дерьмо. Раздувать. Жизнь определенно становилась все более интересной.

ГЛАВА 13

Ата покидала Замок верхом на лошади. Я приложил все силы, чтобы ее путешествие не затянулось, и в конечном итоге она достигла побережья на два дня раньше мужа. Мы расстались на пристани в Диве незадолго до того, как роскошный закат, размыв линию горизонта, окрасил небо и океан всевозможными нежнейшими оттенками розового. Ату ждала лодка с пятью гребцами. Она села в нее и вставила в уключину шестое весло, сказав, что будет грести вместе с остальными. Они вышли из бухты и направились в сторону причудливого остова давным-давно севшей на мель каравеллы.

Поместье Див принадлежало дочери Аты. Вообще-то у них с Мореходом было в общей сложности пять дочерей, еще двое сыновей-ювелиров и двое – кораблестроителей. Все ее девочки благополучно вышли замуж. У пяти дочерей было двадцать пять детей, десять из которых состояли в браке. У двадцати пяти внуков было сто двадцать пять правнуков. У ста двадцати пяти правнуков было шестьсот двадцать пять праправнуков. Потом мне надоело считать. Ата дала знать, что ей нужна помощь, этот слух быстро распространился по всему ее клану, и в Див сразу же потекли деньги.

Некоторые дети поддерживали Тумана, но он, не отличаясь чадолюбием, крайне редко уделял им внимание. Ата, напротив, старалась поддерживать контакт с представителями всех поколений своего семейства, и они яро защищали ее.

Розовый закат стал алым, потом потемнел и превратился в лиловый. На нисходящих воздушных потоках я добрался из Дива до Травяного острова, черный сил_уэт которого был окружен огнями. Много лет назад по всему периметру острова Ата приказала построить сторожевые башни, но в процессе реализации проекта император заставил ее отказаться от этого замысла. Однако двенадцать башен Сута, как их называли, на тот момент были уже построены, и теперь с каждой из них открывался обзор определенного сектора океана. Ни один корабль не мог приблизиться к острову, ибо эти молчаливые стражи бессменно несли свой дозор. Таким образом, Ата сделала свою вотчину настоящей твердыней, в то время как Туман просто украшал порт. Я за двадцать минут облетел вокруг острова – от Январской до Декабрьской башни, – слушая плеск волн и вдыхая запах горящего каменного угля. Когда на Июльской башне зажглись приветственные огни, я резко снизился и опустился на крытую красной черепицей крышу. С конька на карниз, а потом в открытое окно – и я уже внутри, по привычке ожидая оказаться среди огромного количества слуг и моряков, которые, сбиваясь с ног, спешили выполнить распоряжения Аты.