Дочь Велеса (СИ) - Шафран Пан (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
— Боли мы не боимся, — возразил Ульв, гордо расправив плечи, с интересом встряхнул пузырек. — Я вот только знать хочу, ты нас спасти пытаешься или в жертву принести?
— Попытаюсь спасти, — устало ответила девушка. — Вы умрете не по-настоящему. Где-то на границе между мирами мертвых и живых останетесь. Умрут только ваши тела. Мне, чтобы Моровую Деву обмануть, нужно души от плоти отделить, так она их выпить не сможет. Я не зря свою жизнь, свой дух, свою кровь с вашими связала — пока жива я, ваши души далеко в Серые пределы не уйдут. Если, задуманное удастся, — Ялика запнулась вдруг на полуслове. — Когда все закончится — вы проснетесь, как ни в чем не бывало. Мы либо вместе выкарабкаемся, либо вместе же и сгинем.
Критически хмыкнув, ярл стал переводить слова ворожеи. Одду явно не понравилось услышанное. Отчаянно жестикулируя и бросая в сторону ворожеи недобрые взгляды, тот начал было спорить, но смачная затрещина мигом развеяла все его сомнения. Льетольв же, напротив, воспринял услышанное с истинно северным хладнокровием. Лишь заметив, что Ялика не сводит с них внимательного взгляда и настороженно прислушивается к звукам незнакомой речи, он неожиданно ободряюще улыбнулся ей в ответ.
Первым был Одд. Не переставая тихо бормотать под нос всевозможные ругательства, он, подчинившись указаниям Ялики, тяжело опустился на пол, оперся спиной об алтарь и сделал могучий глоток из протянутой ему ворожеей фляги. Помедлил, видимо, отсчитывая удары сердца, и тут же отрывисто приложился к загодя приготовленному пузырьку с отваром.
Вернув бутылек и флягу девушке, он еще какое-то время просто сидел, непонимающе хлопая глазами, а потом вдруг, стиснув зубы, остервенело зарычал, выгнулся дугой и обмяк, безвольно уронив голову на грудь.
Следующим за ним Льетольв, расположившийся плечом к плечу с товарищем, умер, не издав ни звука — просто закрыл глаза и как будто с великим облегчением тихо выдохнул.
Оказавшийся последним Ульв тоже предпочел уйти в гордом молчании. До самого конца ярл не сводил с ворожеи равнодушного немигающего взгляда, ни движением, ни звуком не выдавая своих чувств. И лишь перед тем, как в последний раз судорожно вздохнуть, как будто отрывисто кивнул девушке. Мол, не подведи, пресветлая! Или ей это только показалось?
С предсмертным вздохом ярла неожиданно угасло и солнце. Словно вечный небесный огонь вдруг решил проводить почивших северян в их последний путь, вместе с ними пройдя по незримой тропе, уготованной каждому живущему в конце земного пути.
Скорбно застывшая в сгустившемся тяжелом мраке крипты Ялика вздрогнула, как от удара плетью, когда ее взгляд выхватил вдруг из темноты странный металлический отблеск, яркой искрой мигнувший где-то на каменной поверхности жертвенника. Источником вспышки оказался медальон. И как она раньше его не заметила? Говорил же Ульв, что Льетольв выронил украшение в тот же миг, когда прахом рассыпалось тело девушки, чья мертвая плоть служила узилищем для Моровой Девы.
Но ведь и никто из северян не обратил на него никакого внимания?
Настороженно подойдя ближе, Ялика попыталась подобрать необычный оберег, и тут же отдернула руку, порезавшись о его неожиданно острые лучи, которые, словно паучьи лапки, стремительно разбегались по сторонам из его сердцевины, прихотливо огибая орнамент выгравированных рун.
Изумленная девушка не поверила своим глазам.
Ее кровь, оставшаяся на гранях медальона, тоненькими ручейками зазмеилась вдруг к его центру и, собравшись там в крупную рубиновую каплю, будто бы подсвеченную изнутри призрачным светом, исходящим от оберега, запульсировала, к безмерному удивлению обомлевшей девушки, в такт ее сердцу. Через мгновение рубиновая жемчужина, зловеще вспыхнув напоследок, растеклась уродливой кляксой и с ядовитым шипением впиталась в тут же угасшую поверхность оберега.
Внутри у ворожеи что-то оборвалось.
Она узнала оберег.
Черное солнце.
Солнце, что освещает мертвенным светом навье царство.
С обреченной неотвратимостью Ялика вдруг осознала, что какая-то неведомая всемогущая воля, незримо скрывающаяся где-то за гранью мироздания, только что, утолив жажду ее кровью, сковала судьбу девушки неосязаемыми, невидимыми нитями предназначения, посулив ее грядущее на откуп чему-то или кому-то, не принадлежащему ни миру мертвых, ни миру живых.
Тем страшнее оказалось задуманное.
Ялика лукавила, когда говорила Ульву о том, что, проведя ритуал, связала его душу и души его товарищей со своей жизнью. Их еще только предстояло найти, в мире навьем, чтобы удержать на самой границе двух миров и не дать перейти огненную реку, с другого берега которой, уже не будет возврата. А выпитая кровь укажет ведунье путь в междумирье.
В одном девушка не солгала.
Пока она жива, у северян действительно остается надежда на то, чтобы вернуться в мир живых в плоти, вновь увидеть столь любимое ими море, направить змееголовый драккар наперерез белопенным волнам и после долгих, полных тягот и лишений странствий в чужих краях все-таки вернуться к родным берегам.
Пока она жива…
Заворочавшееся где-то под тяжело бухающим сердцем щемящее чувство тревоги и злорадно вторящее ему ощущение неотвратимо приближающегося конца чуть было не столкнули девушку в мрачную бездну глухого отчаяния. Она вдруг, как никогда остро, почувствовала всю хрупкость человеческого бытия, неминуемо заканчивающегося цепкими объятиями вековечной смерти, иногда — спасительно-милосердной, иногда — чудовищно, невыносимо жестокой и бессмысленной, но почти всегда — непредсказуемо-внезапной. Незримой тенью, скользя по следам каждого из живущих, смерть, одинаково равнодушная и к поклонениям, и к проклятиям, неотвратимо уравнивала всех перед ликом своего молчаливого величия. И что бы ни вообразил о своей природе человек, как бы ни изворачивался в нелепых попытках самоутвердиться, подчеркнуть свое пустое перед глазами вечности могущество, как бы ни старался возвыситься над остальным миром, заботливо вскармливая в душе многоголовое чудовище напыщенной гордыни, надменной заносчивости и высокомерной спеси — смерть всегда получает свое. Вдоволь наигравшись в скорбную добродетель, она подобно сумасбродному кукловоду равнодушным, точно выверенным движением перерезает нити, делавшие агонизирующую марионетку живой, и бесстрастно, словно кучу ненужного тряпья, скармливает наскучившую игрушку жадному, вечно голодному пламени хладного небытия.
Лишь каким-то запредельным усилием воли Ялике удалось отогнать мрачные, выбивающие из равновесия мысли и взять себя в руки, справившись с нахлынувшей волной меланхоличного безразличия.
Действуя скорее по наитию, нежели, полностью отдавая отчет в совершенном, ворожея аккуратно, почти нежно, подобрала оберег и одним стремительным движением убрала в котомку. Пусть там полежит. Придет время — и с этой напастью разберется.
Пока же гораздо важнее разделаться с Моровой Девой. Едва взойдет луна, нежить явится за тем, что ей задолжали несчастные северяне. Времени осталось не так уж и много.
Ничуть не страшась того, что предстояло совершить, Ялика не спеша опустилась на пол перед бездыханными телами нордов и, скрестив ноги, глубоко вздохнула, закрывая глаза и стараясь очистить сознание от ненужных, сбивающих настрой, мыслей. Единожды она переступила порог мира мертвых, спасая детей Огнеяры от козней зловредного Кадука. Тогда для перехода ей понадобилась мертвая вода. Но мир навьев коварен и навсегда запоминает тех живых, кто, не умерев, по собственной ли воле или же по нелепой случайности становится на тропу мертвых. Уж больно такие гости, чувствующие биение сердца в груди, ток крови в венах, осязающие прикосновения воздуха к коже, помнящие удовольствия плоти и восторг духа, лакомы для изголодавшихся по живым эмоциям хозяев серой и безрадостной изнанки мира. Однажды приоткрыв, дверь в Навь уже не закроешь. Тропа мертвых всегда будет ждать где-то рядом, готовая, стоит лишь только ослабить внимание, услужливо развернуть свое монотонное, выцветшее полотно под ногами. А прячущиеся на обочине, вечно голодные тени, уродливые, исковерканные отражения живущих, с радостью лишат зазевавшегося путника даже малейшего шанса на посмертие, пожрав не только его плоть, но и бессмертную душу.
