Альвийский лес (СИ) - Пасценди Доминик Григорьевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Жилище Великого Вождя, как и другие ааи в поселении аиллуэ, стояло на отшибе от других, окружённое широкой полосой нетронутого Леса. Вокруг никого не было; Уаиллар, прислушавшись, понял, что Великий Вождь Ллуэиллэ собирает себе легкий ужин.
Воин ещё раз проверил обстановку вокруг. Рядом не было никого, кто мог бы ему помешать. И он скользнул в чернеющий на фоне переплетения светлых ветвей проём двери.
Внутри было темно. Великий Вождь Ллуэиллэ не нуждался в свете, чтобы приготовить себе пищу в своём собственном ааи. Тем не менее, когда силуэт Уаиллара обозначился в дверном проёме, Великий вождь сразу поднял голову:
— Кто здесь?
Беспокоить Великого Вождя или Главную Женщину в их личных жилищах — уарро, запрет. Только если сами позовут.
Воин, по обычаю на четвереньках, низко склонив голову, вполз в ааи и, в нарушение принятого, посмотрел в глаза Ллуэиллэ:
— Я муж твоей дочери, Великий.
Вождь вскочил на ноги, возвысившись над Уаилларом во весь немалый рост:
— Ты привёл Аолли?
— Нет, о Великий. Но…
Ллуэиллэ не дал ему продолжать:
— Где она?
— У круглоухих, но…
И опять его грубо, как дозволено лишь Верховному в общении с незначительным, прервали:
— И ты посмел вернуться, жалкий трус? Я же сказал тебе: если вернёшься без неё, умрёшь!
— Позволь сказать, Великий…
— Молчи, червяк! Я всегда знал, что ты её не достоин! Зачем я только согласился… — И рука Великого Вождя Ллуэиллэ вдруг удлиннилась копьём, стремительно скользнувшим в сторону Уаиллара.
Обученный и опытный воин привычно отдернулся в сторону, но копьё со свистом рассекаемого воздуха последовало за ним. Великий Вождь был обучен не хуже и не менее опытен в схватках.
И тогда тело Уаиллара отреагировало, как привыкло, практически без участия его сознания: короткое, но мощное движение, и смертоносный аэ прочертил в воздухе невидимую линию, которая закончилась в гортани Великого Вождя Ллуэиллэ…
То, что случилось потом, воин видел множество раз. Выроненное копьё, движение руки к горлу, хрип и бульканье… оседающее тело… судороги агонии…
Уаиллар выпрямился, с трудом осознавая, что сейчас произошло.
Уаиллар, сильный и удачливый воин, самым молодым в своём аиллоу заполучивший уши Пещерного Хозяина; Уаиллар, решительный и удачливый военный вождь, десятки раз водивший воинов в походы славы и трижды получавший новое почетное имя, Уаиллар, никогда не испытывавший страх настолько, чтобы потерять способность действовать — впервые в жизни почувствовал ледяной, сковывающий ужас и полную растерянность. В голове у него было пусто, если не считать сразу двух крайне неуместных мыслей: первая была о том, какими словами можно описать хрупкий звук, возникавший, когда остатки воздуха из легких убитого, пройдя через рассеченную шею, лопались кровавыми пузырями, а вторая — о том, почему, ради Великого Древа, он сейчас думает об этом?
Воин оставался в той же позе, в которой был, метнув свое аэ, он даже не опустил руку. Он сидел так, даже не дыша, пока из тела Великого Вождя Ллуэиллэ выходили кровь и жизнь, пока тот хрипел, булькал и дёргался. Когда отец Аолли, наконец, затих и вытянулся, Уаиллар шумно выдохнул и с силой ударился несколько раз головой о твердую и гладкую глину пола. Ему хотелось завыть в голос, так громко, как он только сможет — но он не настолько потерял голову, чтобы не понимать, что этого делать нельзя.
— Что же я натворил… — тихо, не громче выдоха, и очень медленно сказал он.
Во-первых, Уаиллар вернулся в поселок без Аолли — и за это подлежал смерти по решению Великого вождя.
Во-вторых, он нарушил уарро, войдя неприглашённым в ааи Великого Вождя — и за это подлежал смерти.
В-третьих, он убил воина из своего клана — и за это подлежал мучительной смерти у столба пыток.
В-четвертых, он убил Великого Вождя, и за это никакой мучительной смерти не было достаточно: не было наказания, соответственного этому преступлению, ибо никогда за множество поколений, которые помнили аиллуэ всех известных кланов, никто не смел поднимать руку на Великого вождя своего клана.
И, как будто этого мало, — он убил отца своей Аолли.
Первым побуждением его было перерезать себе горло здесь же, над ещё теплым телом Ллуэиллэ. Потом он ясно, как наяву, услышал в своей голове голос круглоухого калеки, который говорил за старшего многокожего перед тем, как они отпустили Уаиллара: "ты смотреть и думать. Ты не приводить молодой круглоухий, как сказано, твоя женщина остаться у нас и умереть".
Если он не придет на поляну вовремя — Аолли умрёт.
Если он не приведет с собой молодого пленника — Аолли умрёт.
Аолли умрёт, и умрёт их нерождённый ребенок.
Уаиллар сжался в комок, будто только что родившийся уолле. То, что свалилось на него, было запредельно, невыносимо тяжёлым.
Голова разламывалась от мыслей, которые ему не под силу было упорядочить. Тело подводило; волю парализовала растерянность. Он не готов был ни к чему из того, что случилось с ним в последнее время…
Но он был воин. Прежде всего — воин. И ещё — прирожденный вождь, способный вести за собой. А это значило — победить, а не умереть. Принять решение и выполнить его. А если решение неверно — как можно быстрее принять новое, чтобы исправить ошибку. И это значило — ты отвечаешь за тех, кто от тебя зависит.
Сейчас от него не зависел никто — кроме Аолли и её будущего ребенка. Кроме тех двоих, кто был для него смыслом и содержанием его жизни, самой большой ценностью, что у него есть.
А это значило, что у него остался только один выход: вытащить из оллаау молодого пленника и доставить его до условленного места живым и здоровым.
Уаиллар решительно встал, подошёл к телу Великого Вождя и коротким движением выдернул из его горла свое аэ. Отряхнул его от крови (аэ кровь на себе не держит, но стряхивать её надо) и привычно засунул на место в сбруе из уллиоэ.
Потом развернулся и, пригнувшись, осторожно, но быстро выскользнул из осиротевшего ааи отца его женщины.
Обратный путь к площади, где размещались оллаау, столб пыток и Большой ааи, не занял у него много времени. Криво усмехнувшись, он перешел в состояние, когда чувствовал Жизнь вокруг — нарушив ещё одну общепринятую норму. В соседних ааи спали, ели, занимались любовью, кормили детей, ухаживали за шерстью. Никто не обращал на него внимания, никого из патрульных не было поблизости. Уаиллару везло — и он снова скривился, подумав об этом. Его всегда считали в клане везучим. Сейчас мелкое везение выглядело издевательски на фоне того, что случилось.
Подойдя к загородке с пленниками. Уаиллар бесшумно стащил со спины копьё. Не теряя из виду окружающее, заглянул в оллаау. Пленники спали, четверо прежних, темнолицых круглоухих в одном углу, молодой и старый воины из новых — в другом. Было заметно, что сон старого воина чуток, в то время как носившие груз — спали доверчиво и не следили за тем, что происходит вокруг. Молодой воин тоже спал, как ребёнок. Впрочем, все они за время плена привыкли, что ночью их не беспокоят, да и вообще на площади царит в это время тишина — только шуршат листья Великого Древа и кустов, и едва слышно журчит вода в ручье.
Только настоящий, опытный аиллуо, прошедший не один поход чести, может в такой тишине двигаться, не нарушая её. Уаиллар плавно приблизился к изгороди и тихонько поговорил со стеблями, из которых она состояла. Они послушно изогнулись, пропустив его внутрь. Воин специально вошёл поближе к темнолицым круглоухим: они были ему совершенно не нужны, и от них надо было быстро и тихо избавиться. Четыре тычка копьём в правильные места на теле — и дело сделано. К сожалению, совсем без шума не обошлось. Агония — это хрипы и судорожные движения конечностей, загребающих по подстилке.
Старый воин проснулся и вскочил с лёгкостью, делающей ему честь. Был бы он с оружием и в своей скорлупе из испорченного огнём камня — у него, быть может, были бы и шансы. Если бы он ещё видел в темноте, — саркастически подумал Уаиллар. Но старый воин был гол, как новорождённый, и с пустыми руками. Уклониться от секущего взмаха копьём ему не удалось: слишком мало он себе оставил места, расположившись в углу загородки. Голова его повисла на лоскуте кожи, горячий фонтан крови из обрубка шеи залил и его тело, и начавшего просыпаться молодого.
