Серафина - Хартман Рейчел (серия книг TXT) 📗
Я закатила глаза; мне и самой не особенно нравилось вино, но были более любезные способы попросить чашку чаю. Я нырнула обратно в толпу и, пробираясь через густой лес газовых вуалей и отороченных горностаевым мехом накидок, преодолела полпути до другого конца зала. Время проигрыша близилось к завершению, зазвучали начальные аккорды паваны. Настала пора присоединиться к танцующим, но красного дублета нигде не было видно.
— Вы отлично выглядите! — сказал Киггс прямо мне в ухо, заставив меня подскочить.
Я тупо захлопала глазами. На комплименты полагалось что-то отвечать, что-то, что нормальные люди говорили инстинктивно, но у меня сердце колотилось в ушах так оглушительно, что ничего не приходило на ум, и я сказала:
— Нет.
Он улыбнулся, видимо, потому что я выставила себя идиоткой, потом предложил мне руку и повел в самое сердце танца. Я не знала, как встать, и он поставил меня рядом с собой, подняв наши ладони на уровень плеч — начальная позиция.
— Ваш волынщик меня впечатлил, — сказал он, когда начался променад.
— Он не мой волынщик, — ответила я более раздраженным тоном, чем следовало бы, вспомнив насмешки Гантарда. — Он волынщик Виридиуса.
Мы прошлись налево, потом направо.
Киггс сказал:
— Я прекрасно знаю, кто он Виридиусу. Успокойте свою нечистую совесть. Ясно как день, что вы влюблены в другого.
Меня будто громом поразило.
— В каком смысле?
Он постучал себя по голове свободной рукой.
— Догадался. Не волнуйтесь. Я вас не осуждаю.
Не осуждает? В кого это он вообразил, что я влюбилась? Мне хотелось знать, но не настолько, чтобы сознательно продолжать обсуждать себя, когда можно было сменить тему.
— Давно вы знаете графа Апсига?
Мы описали неторопливый круг с правой руки, Киггс поднял брови.
— Он здесь уже года два. — Принц вгляделся в мое лицо. — Почему вы спрашиваете?
Я махнула рукой в сторону других танцоров в нашем кругу. Йозеф чернел дублетом всего в двух парах от нас.
— Он мешает жить волынщику Виридиуса. Я поймала его, когда он колотил беднягу в раздевалке.
— Когда Йозеф только появился у нас, я проверил его биографию, — сказал Киггс, ведя меня в па-де-Сегош, когда круг повернул вспять. — Он первый за три поколения Апсигов выполз из своих гор, его род считался вымершим, и мне, естественно, стало любопытно.
— Вам? Любопытно? — изумилась я. — Даже не верится.
Он наградил мою наглость ухмылкой.
— Получается, его бабка была последней в роду, а он восстановил имя. Еще в Самсаме ходят слухи, что у него есть незаконный сводный брат. Так что Ларс в итоге может оказаться не просто одним из его крепостных.
Я нахмурилась. Если Ларс был не каким-то там безымянным полудраконом, а воплощением позора всего рода, это объясняло враждебность Йозефа. И все же я не могла избавиться от ощущения, что все еще запутанней, чем кажется.
Киггс что-то говорил, и я снова сосредоточила внимание на нем.
— Они в Самсаме очень сурово судят незаконные связи. Здесь в основном достается несчастному бастарду, там мучается вся семья. Самсамцы славятся приверженностью святому Витту.
— «Грехи твоя горят в веках бессчетных»? — рискнула предположить я.
— «И путь потомков присно осияют», именно так. Очень к месту!
Он снова повел меня вокруг себя; глаза у него так блестели, что мне вспомнился принц Руфус. Киггс наклонился и добавил проникновенно:
— Я понимаю, что вы проводите исследование на эту тему, но не рекомендовал бы спрашивать Ларса, каково это — быть бастардом.
Я в изумлении уставилась ему в лицо. Он тихо рассмеялся, а потом смеялись уже мы оба, и вдруг что-то изменилось. Ощущение было такое, будто я смотрела на мир через промасленный пергамент или закопченное стекло, и вдруг его резко отдернули прочь. Все стало очень четким и ярким, музыка взорвалась в ушах во всем своем величии; мы были недвижны, и все в зале вращалось вокруг нас, а Киггс был в самом центре — и смеялся.
— Мне… мне придется довольствоваться вашим ответом, — пробормотала я, внезапно смутившись.
Он обвел зал широким жестом.
— Вот она. Квинтэссенция доли бастарда. Нет покоя грешникам. Танец за танцем, пока ноги не отвалятся.
Круг в последний раз поменял направление, напоминая нам, зачем мы здесь.
— Теперь о деле. Бабушка, может, и думает, что искать нечего, но мы с Сельдой с ней не согласны. — Он наклонился ближе. — Нужно действовать, как вы предложили. Но мы поговорили и решили, что нельзя отпускать вас в одиночку.
От удивления я отпрянула.
— Отпускать меня куда?
— На поиски сэра Джеймса Пескода. Это опасно, — заявил он, обеспокоенно сведя брови. — И я не уверен, что вы вообще знаете, где искать. Вы же наверняка блефовали, сказав пожилым господам, что вам известно, где они живут?
Рот у меня открылся, но оцепеневший мозг не подсказал ему ни слова. Когда я написала, что стоит нанести визит рыцарям, то имела в виду Киггса, а не себя!
Для последнего променада Киггс положил руку мне на пояс. Его дыхание согревало мне ухо.
— Я поеду с вами. Это не обсуждается. Завтра мы никому не понадобимся: у вас нет концертной программы, а все важные люди будут до ночи заседать на собраниях — и Сельда тоже, к ее крайнему отвращению. Я предлагаю выехать на рассвете, навестить рыцарей, а потом, в зависимости от того, сколько мы потратим на это времени…
Дальше я не расслышала. В ушах гудело.
Как вообще им могла показаться даже отдаленно правдоподобной мысль, что я намереваюсь ехать куда-то в глушь — неважно, одна или нет? Это все моя собственная глупость виновата — нельзя было обманом пробираться к рыцарям. Из этого не вышло ничего, кроме неприятностей. У всех теперь сложилось обо мне ложное впечатление: они считали меня смелой и прожженной авантюристкой.
Хотя, глядя в темные глаза Киггса, я и вправду чувствовала себя чуточку прожженной.
Нет, завороженной.
— Вы сомневаетесь, — заметил он. — По-моему, я знаю почему. — По-моему, он понятия не имел. Принц улыбнулся, и казалось, зал вокруг замерцал. — Вы думаете, что нам неприлично ехать вдвоем без сопровождения. Но я не вижу проблемы. Если поедем большим отрядом, это настроит рыцарей против нас еще до начала разговора. А что касается приличий… Моя невеста не против, бабушка не станет возражать, леди Коронги на пару дней отправляется навестить больного родственника, и, по-моему, больше никто значимый нас не осудит.
Легко ему говорить, он же принц. Меня-то наверняка найдется кому осудить. Леди Коронги возглавит возмущенный хор — отъезд для нее не препятствие.
Мы описали круг в финальном па-де-Сегош.
— Ваш избранник, кажется, не из ревнивых. У нас есть все шансы умудриться никого ничем не возмутить.
Не из ревнивых? Да о ком он? Увы, мне снова не удалось озвучить требуемый вопрос, а потом было уже слишком поздно. Павана кончилась, гости разразились аплодисментами.
— На рассвете, — прошептал он. — Встречаемся в кабинете королевы. Выйдем через подземный ход.
Он убрал руку с моего пояса. То место, где лежала его теплая ладонь, сразу пронзило холодом.
18
Очень скоро я покинула зал и удалилась в святилище своих покоев. Нужно было проверить, как поживает сад, и лечь пораньше, раз уж вставать предстояло ни свет ни заря. Несомненно, это были очень здравые соображения.
Но они так и остались соображениями. Я не навестила своих гротесков и спать тоже не легла.
Все тело беспокойно гудело. Я разделась, сложила накидку и платье с нездоровой аккуратностью, разгладив складки кулаками, словно ровные сгибы помогли бы мне успокоиться. Сорочку я обычно оставляла — не могла видеть себя голой — но сейчас сняла, сложила, потом сложила по-другому, в раздражении бросила на ширму, сняла, опять бросила.
Потом принялась ходить из угла в угол, потирая чешую на животе; с одной стороны зеркально гладкую, с другой — острую, словно тысяча клыков. Вот что я такое. Вот это. Вот. Я заставила себя вглядеться в россыпь серебряных полумесяцев, в отвратительный шов, где они вырывались из моей плоти, будто зубы из десен.
