Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
— Довольно-таки, — осторожно согласился Альен. Мысленно он делал ставки на возможную реакцию. Проверить на уязвимость бессмертного — когда ещё предоставится такой случай?…
Но, уже к его разочарованию, Поэт с новым смехом поднёс перо к мраморному фундаменту портика.
— А мне нравится, — сказал он. — Знаешь, что самое страшное в бессмертии при отстутствии перемены мест, Альен Тоури?… Нет, не одиночество. Скука. Вот мы и развлекаемся — каждый так, как умеет…
Он написал строку на фундаменте — Альен успел разглядеть тонкую вязь букв, — и мрамор беззвучно впитал чернила. Стёрлось всё дочиста — раньше, наверное, чем до самого Поэта добрался смысл написанного; мрамор жадно съел слова. Отчего-то Альену стало не по себе.
В тот же миг в портик хлынула стая бабочек; потом он бесшумно опустился на землю, примяв ковёр из мха и пышные папоротники. Мелодичная птичья трель раздалась издали; ей отозвалось хлопанье крыльев. Вслед за Сен-Ти-Йи и Поэтом (они всё ещё держались за руки, будто бабушка и заботливый внук — если допустить, что старая ведьма и юный бог могут быть родственниками) Альен вошёл в портик. Ривэн хмуро шаркал следом. Мешок со статуэтками Бадвагура он нёс в руках, упрямо отказываясь принять магическую помощь Альена.
— А если твой приступ повторится? — пробормотал он в ответ на безмолвное предложение. И покрепче прижал мешок к себе. На Поэта он не смотрел, с видимым усилием заставляя себя его игнорировать — так пьяница отводит глаза от бутылки, а чуть позже, для верности, ещё и отодвигает её.
— Уже не повторится. Он пришёл туда, куда стремилась его сущность, — не оборачиваясь, проскрипела Сен-Ти-Йи. Её седые космы снова разметались по плечам, но вот так, со спины, были даже красивы — будто земля Лэфлиенна заменила их паутинную дряхлость серебром. — Проходи, волшебник. Будь гостем… Страшно подумать, сколько я не бывала здесь — а ничего не изменилось.
— Пусть вовек не меняется то, что радует чьё-то сердце, — ритмически отозвался Поэт, и на плечо к нему опустилось сразу несколько бабочек.
Альен огляделся: на «чердаке» не было ничего, кроме стола — точнее, подобия конторки — для письма стоя. Впрочем, по одному желанию Поэта на ней появилась большая чернильница и лист бумаги, а рядом — четыре удобных кресла, столик с бокалами и пыльным кувшином вина. Ривэн сделался ещё более унылым: колдовство со скоростью мысли нарушало все его представления о мире и потому пугало.
Поэт с кошачьим изяществом сел в одно из кресел, вытянув голые ноги. Бабочки вокруг него напоминали уже второй, синий ореол.
— Прошу. Ведь так принято на востоке Обетованного встречать гостей, Альен Тоури?
— Почти.
Альен сел напротив. Почему-то вспомнилось, как сам он в Домике-на-Дубе встречал Нитлота — своего последнего гостя в прежней жизни, жизни без теней Хаоса в груди и их ядовитого шёпота ночами. Тогда он не знал, что этот гость последний; иначе, наверное, вёл бы себя повежливее… А может, и нет. Трудно быть вежливым с тем, кто тебя ненавидит, — особенно если сам без должного жара отвечаешь взаимностью.
— Опять из западных виноградников? — Сен-Ти-Йи кивнула на кувшин. — Ты постоянен во вкусах не меньше, чем в пристрастии к наготе, мой эксцентричный друг.
— О виноград лэфлиеннского запада — слаще тебя только поцелуй, которого желаешь и боишься одновременно… — пропел Поэт, с особым значением посмотрев почему-то на Ривэна. Тот разозлённо отвернулся. Альен пообещал себе при первой возможности научить дорелийца ставить блок на сознание: начала этой техники доступны даже тем, кто не имеет Дара.
Иначе обидные намёки бессмертных доведут его, чего доброго, до искреннего отчаяния. А в их компании вполне достаточно одного отчаявшегося…
Кувшин приподнялся в воздух, откупорился, и густо-алые струи пролились над каждым из бокалов поочерёдно. Альен по въевшейся привычке не стал пить, пока Поэт и Сен-Ти-Йи не сделали по глотку. Зрелище удивляло: он ни разу не видел, чтобы старушка пила что-нибудь крепче миншийского чая. Хмелеть она, однако, не собиралась — даже не поморщилась; лишь чуть поредела сетка морщин на лбу.
— Неплохо, — оценил Альен, посмаковав вино. Оно было, пожалуй, чересчур сладким и древне-примитивным для него, но в нынешнем положении лучше, наверное, ограничиться комплиментом. И без того непонятно, кто он здесь — почётный гость, пленник, мясо на тарелке для изголодавшихся по воле и власти?… — Здесь ты и написал Лааннана?
— Нет, — Поэт вздохнул. — Я написал его, когда не был заперт на этом берегу. Когда был волен отправиться, куда пожелаю, и слагать стихи о чём и ком угодно. Упоительное было время. Всё вокруг внимало моим словам.
— …Ибо выхода ни у кого не было, — с притворной обречённостью проворчала Сен-Ти-Йи. — Спасения от твоих слов даже за морем, как оказалось, не отыскать.
Поэт не обиделся — наоборот, отправил одну из бабочек на желтоватый нос Сен-Ти-Йи.
— Это лишь доказывает мне, что они повелевают временем и расстояниями. Слова, подруга, ничто другое. Наш гость похож на того, кому это хорошо известно.
Альен вздохнул.
— Ваш гость похож на того, кто слишком долго сюда шёл… и слишком многое потерял в пути, — (он натолкнулся на сочувственный взгляд Ривэна; стало досадно), — …поэтому не хотел бы тратить время на общие разговоры. Я приплыл, чтобы закрыть разрыв в Хаос.
Прямота никогда не была его сильной стороной — вот и сейчас вышло не очень убедительно.
— Но разве не ты его открыл? — спросил Поэт, рассматривая тонкие крылья бабочки на свет. Бабочка спокойно сидела на его ладони, утопая в золотом блеске — поскольку явно не думала о том, что сильные пальцы в любой момент могут раздавить её.
— Я. Но это вышло случайно.
— Неужели? — глаза бессмертного резнули его, без спроса проникая в голову, в самое нутро. Альен слизал с губ остатки вина, пытаясь собраться с мыслями.
— Да. Моя магия…
— У меня есть представление о том, что именно случилось, — Поэт отвёл глаза, и возражать стало куда легче. Бабочка улетела невредимой, развеяв подозрения Альена. Сен-Ти-Йи молча потягивала вино — казалось, что она вообще не участвует в беседе. — Я изучал разрыв. Хоть я, наверное, не могу считаться самым знающим среди нас, — он с уважением кивнул в сторону Сен-Ти-Йи, — но всё же кое-что в этом понимаю.
Альен набрал в грудь побольше воздуха. Портик — воздушный, лишённый стен — стал вдруг теснее тёмного склада с пряностями.
— Это была некромантия.
— О нет… То есть я почувствовал контакт с изнанкой, — (Ривэн недоумевающе скривил рот). — С миром ушедших, я хочу сказать. Мы все почувствовали. Но этого недостаточно, чтобы разорвать ткань мира — тем более такого древнего и прочного, как Обетованное.
Сен-Ти-Йи отставила бокал и кашлянула.
— Стоит ли сейчас?…
— Стоит, о отважнейшая из притворщиц, — Поэт улыбнулся. — По-моему, он готов и в нетерпении.
Альену почему-то остро захотелось встать и опрокинуть чернильницу с конторки, чтобы белый мрамор залился чёрной жижей, чтобы перестал быть таким невинным — будто пергамент или бумага, на которых никто ничего не писал.
— Я не понимаю. Мы выяснили, что всё из-за нарушенного баланса…
— Верно. Качнулись весы меж двух Цитаделей, — Поэт налил себе ещё вина — но кувшин, судя по звуку, и не думал пустеть. Все эти мелочи так напоминали неуловимую магию Зелёной Шляпы, что Альену стало жутко. Интересно всё-таки: все ли боуги против возвращения тауриллиан?… — Как это всегда бывает. Всё начинается с них. Поединок Порядка и Хаоса скрепляет соты — миры, и вся наша жизнь, Альен Тоури, держатся на смерти… Смерть всегда рядом, она естественна, как дыхание. Чтобы нарушить это устройство, просто коснуться её недостаточно… А некромантией ты только и мог, что коснуться. Некроманты были и раньше, в древности. Я не сказал бы, что много, однако во все времена жили те, кто готов рисковать, заигрывая со смертью. Магия, сама по себе, здесь не так уж важна.
— А что важно? — спросил Альен. Теперь он не смотрел на Ривэна так же усиленно, как Ривэн — на Поэта.
