Полиция Гирты (СИ) - Фиреон Михаил (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Когда он вернулся, было уже почти темно. Снова пошел дождь, вокруг журчала вода, капли сверкали в свете газовых фонарей. Помощник повара тыкал в тент палкой, сливал воду, чтобы на нем не образовывались лужи. Запоздало кричал «Посторонись!».
Вертура зашел под навес, сел за стол полевой кухни и грубо, как делали все, запросил положенный каждому полицейскому стакан горячего сидра с чаем и вареньем. Сегодня из подбродившей брусники.
Пока ждал, узнал, что не все люди из бригады Монтолле дезертировали из Гирты. Два десятка суровых бойцов, самых грозных и неприхотливых, при полном снаряжении бутылок, котелков и мисок в которые они наливали юво вместо кружек, за отсутствием собственного костра и котла с кашей, теперь сидели, бездельничали под тентом летней кухни за общим столом с полицейскими. Как с усмешками сообщали друг другу постовые, генерал Монтолле оставил их, чтобы спали в общежитии сразу на всех кроватях, чтобы их не заселили семьями постовых. Внештатные не отставали, зубоскалили в ответ.
— Мы охотники на замби! — угрожающе продемонстрировал всем маленький, игрушечный, вырезанный из куска фанеры для сынишки, топор, насмешливо провозгласил один, самый лохматый, могучий и злой мужик.
— Как найдете одного, нам хоть покажите! — шутили над ним.
— А чего тут смотреть-то? Напейтесь, изваляйтесь в грязи, на друг друга и глядите! — отвечали охотники. Они покопались в тюках, достали и открыли очередную бутылку «Лилового номер один», а когда к ним потянулись с кружками, отомстили полицейским за все обиды — не налили никому, сами все и выпили.
Так, сидя за столами под светом яркой газовой лампы, глядя в дымный костер, с шутками и усмешками, собравшиеся коротали время, пока кухари не разогрели котел и не начали выдавать положенные вечерней смене чай с вином и вареньем.
Где-то кто-то усмехнулся.
— Сейчас драка будет! Глядите! Во идет, готовится уже!
— Ну что?! — с грохотом упал рядом с Вертурой постовой Кролле, потребовал ответа, ударил кружкой о доски так, что расплескал половину.
— Убью! — презрительно поморщился, оскалился, приготовился к новому раунду драки, положил руку на эфес меча, скривил рожу детектив.
— Ааа! — воскликнул Кролле, схватив его, за затылок, по-солдатски боднул головой в лоб — твоя девка, защитил! Молодец!
Все засмеялись вокруг в знак одобрения.
— Теперь моя! — также грубо ответил ему Вертура, с мрачным, угрожающим видом доставая из поясной сумки бутылку, что он купил во время прогулки, чтобы не замерзнуть под дождем, и наливая обоим в кружки в знак примирения — и не девка, а невеста. Всех зарублю, никому не отдам, моя и все. Поняли тут все?
Ему снова ответили смехом.
— Я бы тебя убил! — продемонстрировал натруженный кулачище полицейский — ты же из Мильды? Ненавижу Мильду, там воняет и все ослы!
— Я из Каскаса — слукавил, ловко уклонился от оскорбления, детектив — это рядом с Лирой. Через залив реки Эсты.
— А черт знает, где это! — допивая и подставляя кружку за добавкой, презрительно отмахнулся Кролле. И, видимо удовлетворившись компромиссом и угощением, гордо зашагал к раздаче за горячими бобами с жаренными луком и хлебом. Вертура же решил убраться восвояси, скрыться в темноте на плацу, пока вроде как улаженный конфликт слово за слово вновь не перешел в фазу боевых действий.
— В зоосаду нашем не были? Там такие страусы, закачаетесь. У них самые большие яйца — с порога весело поинтересовался у детектива Фанкиль — что, так и не сходили? Ничего. Есть тут и у нас на что посмотреть.
Они спустились в коридор, в криминалистическую лабораторию. Навстречу им из дверей двое полицейских конвоировали санитаров, что несли на носилках какого-то дрожащего в конвульсиях, стонущего, залитого слюной человека. У одного полицейского был протокол и подписной лист, у второго веревка, но арестант был в таком состоянии, что сопротивляться у него не было никаких сил.
Доктор Фарне вполоборота сидел в своем продавленном кресле под яркой лампой, оскалившись, заполнял журнал. Рядом стояла выпарная чашка с кофе. Криминалист словно и не узнал детектива, не поднимая от стола головы, крикнул грубо и грозно, но без особого рвения.
— У меня смена закончилась! На ночь закрывайте, завтра приводите!
— Мэтр Фарне — обратился к нему Фанкиль — продемонстрируйте-ка нам вашу подопытную.
— Было бы на что смотреть — сразу же отозвался, встрепенулся тот и, указал пером в дальний конец зала, где рядом с операционным столом спиной к агентам стояла, вращала в центрифуге какой-то материал, проводила анализ Инга. Рядом с ней к докторскому столу за руки, за ноги и через талию, с плотно зафиксированной колодками и ремнем головой, была притянута ремнями какая-то женщина. Глаза ее были закрыты, похоже, она спала, шевеля губами в уже знакомом детективу ритме, но как только доктор повернул на штативе, направил в ее сторону галогеновую лампу, привинченную к пололку над столом для пыток, распахнула нечеловечески большие глаза, полнящиеся фосфоресцирующим белым, переливающимся как в заполненных пламенем декоративных шарах, светом и оскалила желтые, острые клыки. Вертура и Фанкиль инстинктивно подались назад. Прямо на глазах у полицейских ее черты изменились, губы расширились, обратившись пастью на все лицо. Необычайно длинный и острый язык высунулся и задергался, облизывая истончившиеся белые губы, щеки и шею.
— Йекти! — произнесла она резким зловещим шепотом и снова раскрыла пасть, словно пытаясь ухватить ей с интересом разглядывающих ее людей.
— Это морф — представила ее Вертуре Инга, по ходу записывая в журнал результаты своих исследований — к людям отношения не имеет. Скорее что-то среднее между древовидными папоротниками и полиповыми. При выращивании можно предать практически любую форму и немного менять ее в некоторых, установленных генетической архитектурой пределах.
— Йекти, Йекти, Йекти! — услышав ее голос, ритмично зашептала подопытная, завращала глазами и снова уставилась на собравшихся вокруг зрителей.
— Она разумная? — с сомнением глядя на эти зловещие, происходящие с ней метаморфозы, поинтересовался детектив.
— Смотря с кем из знакомых сравнивать — пространно ответил Фанкиль и пояснил — сугубо на уровне животной рефлексии. Сами по себе они абсолютно бесполезны. Я имею в виду без контрольного устройства или интерфейса нейропатического обмена.
Он указал на подопытную и продемонстрировал ладонями круг.
— Типа тех дисков? — догадался детектив.
— Именно — победно улыбнулся Фанкиль — ее нашли вчера ночью, слонялась бессмысленно по городу, ее арестовали, думали сумасшедшая, доставили сюда, а мэтр Фарне ее сразу раскусил.
Доктор зловеще улыбнулся и кивнул.
— Вот смотрите — распахнув на животе лежащей рубаху, продемонстрировал детективу глубокий крестообразный, вдоль той области, где у каждого обычного человека находятся брюшные мышцы, секционный разрез. В глубокой, не меньше пяти сантиметров, аккуратной борозде не просматривалось никаких органов. Плотная, внешне гомогенная, но при ближайшем рассмотрении состоящая из множества длинных серых очень тонких волокон, ткань наполняла брюшную полость на всю глубину рассечения. Густой растительный запах не то смолы, не то какого-то пряного, горьковатого сока, разливался над раной, перебивал смрад крови, химических препаратов и благовоний, стоящий под сводами помещения.
— Гомункул — пояснил детективу с интересом разглядывающую их вскрытую, но, похоже совсем не тяготящуюся раной пациентку, Фанкиль — гибридный организм, совмещение растительных тканей, кислоуглеродного метаболизма и синтетических нервных клеток. В свое время античные люди наделали таких, чтобы те выполняли за них всю простую работу и для развлечения, ну, вы же знаете, что потом стало с античными людьми. В общем производство гибридной плоти и последующее генетическое морфирование, это сложный технологический процесс. Тут и ретровирусы, и кремнийорганический синтез, и сернокислый селен и химические катализаторы и активные биокомпоненты. Не считая оборудования. Законодательством Конфедеративного Северного Королевства наложен мораторий на производство гибридов. Впрочем, есть и исключения: для научных, военных и медицинских целей. Например, высшие синтетические паразиты активно используются при протезировании, когда по определенным причинам нет возможности произвести полноценную репликацию утерянного органа или конечности.
