Восставшая из пепла - Ли Танит (бесплатные версии книг txt) 📗

— Ты умеешь читать?

— Да, — ответила я.

Я взяла свиток. В глазах у меня все плыло, они не могли толком различить очертания букв, и свет причинял им боль. Я, казалось, не могла сосредоточиться на витиевато написанных словах; завитушки раскручивались и выгибались, словно змеи в агонии.

— Не понимаю, — сказала я наконец.

— Ты сказала, что умеешь читать. Счел это довольно дикой похвальбой для сопливой разбойничьей кобылы. Ладно. Ты выйдешь отсюда на волю. По приказу Градоначальника. Под защиту какого-то вонючего степного дикаря, утверждающего, что ты из его крарла.

— Кого? — спросила я. — Никто не знает моего крарла.

— Да кого это волнует, девочка? Только не меня.

Он снова рявкнул, и дверь опять открылась. Там стоял стражник, а с ним поджарая коричневая фигура, обнаженная до пояса. Волосы, собранные на затылке в пучок, приобрели от светильников бледный цвет. На груди вытатуирован лунный круг и в нем пятиконечная звезда.

Офицер окинул его взглядом с головы до ног, а затем, презрительно хмыкнув, взял свиток и бросил ему. Асутоо поймал его.

— Вон, — скомандовал офицер.

Я очень медленно подошла к Асутоо. Было трудно разглядеть его лицо в дверном проеме, где скопились тени. Он не прикоснулся ко мне, только кивнул, и я пошла впереди него, позади стражника, к тюремной двери, столь странно открывшейся для меня.

Полдень стоял темный, шел сильный ливень. Я, должно быть, слышала его сквозь решетку камеры, но полагаю, тогда для меня это ничего не значило. К столбу у низкой двери, через которую мы вышли, были привязаны три бронзовые степные лошади. Стоявший на часах стражник кутался в плащ. Мы находились на задворках Анкурума. Лачуги и вонь хуже, намного хуже при сером дожде. Асутоо подал мне черный плащ и указал, что мне следует надеть его и сесть на ближайшего коня. Когда это было сделано, он сел на коня сам. Он поехал чуть впереди меня, ведя в поводу третью лошадь, несшую на спине поклажу.

По-моему у меня не было никаких мыслей и даже какого-либо удивления, когда мы проезжали через серый дождь и лачуги Анкурума.

Людей попадалось на улицах очень мало. Несколько любопытных взглядов на степняка и его женщину, но это и все. В конечном итоге из дождя выросли стены и ворота, и, выехав из них, мы оказались среди предгорий, в дикой их части, заросшей высокими деревьями. Вот в этот-то лес мы и въехали. Через него протекала небольшая речка, пенившаяся под дождем на серых камнях.

Я натянула поводья и уставилась на воду, и увидела стрелу Кела, уплывшую вниз по течению после того, как я переломила древко. Маггура, должно быть, уже повесили. Его шея — такая крепкая — сломает ли ее веревка? Или он умрет медленной смертью от удушья?..

Асутоо остановился чуть впереди. Я посмотрела на него, и он в первый раз заговорил со мной.

— Тебе нужно отдохнуть здесь, брат мой? Дальше есть одно место — горная пещера, которая укроет нас от плача небес.

— Асутоо, — обратилась я, — почему я свободна?

— Я попросил за тебя, — ответил он.

— Твое слово было бы прахом для них, — возразила я, смутно сознавая, что мы говорим на племенном языке.

— Владыка Распар, — сказал он. — Я вымолил у него твою жизнь.

Мерцающий огонек шевельнулся у меня за глазами, в мозгу.

— Асутоо, брат мой, почему мы едем сюда, а не возвращаемся в крарл Звезды?

Он уставился на меня сквозь дождь, его голубые глаза сделались очень большими, на ресницах застряли капли воды. Я немного проехала вперед, пока не приблизилась к нему, достаточно приблизилась, чтобы коснуться его.

— Асутоо, брат мой, почему мы не едем в крарл твоего вождя?

— Я отверженный, — отвечал он.

— Почему, Асутоо?

— Брат мой, это касается лишь меня и моего вождя. — Он внезапно отвел взгляд, показывая на вьючную лошадь. — У меня там твоя мужская одежда, твои ножи и лук. Не страшись бесчестья от пребывания со мной. Многие воины присоединяются к моему копью. То, что я сделал — связано с расхождением между законом моего вождя и моим собственным.

— Асутоо, — сказала я, — прости мне мои сомнения. Ты мой брат, и я поеду с тобой к пещере. Я очень устала.

Так мы и поехали, вверх по горному склону, через лес.

Длинная, но не низкая или темная пещера, вытянулась до мшистого хребта. Асутоо развел неподалеку от входа костер и сгорбился там, подкармливая оранжевые языки, пока я сбрасывала грязный черный бархат, и натягивала одежду, которую носила разбойницей. Имелось и отличие — рубашка была черной, а не многоцветной, и Асутоо не привез никаких драгоценностей — ни золотых колец, ни бус, ни даже драгоценного нефритового ожерелья. Но он привез мои ножи и лук, и тот длинный нож, который я добыла при ограблении каравана. Я извлекла его из малиновых бархатных ножен и повернула клинок так, что серебряный леопард запрыгал при свете костра.

— Это хорошо, Асутоо, — сказала я и села у костра напротив него, но он не ответил мне взглядом. Вместо этого он смотрел на серебряного леопарда, сверкавшего на клинке, когда я поворачивала его. Белый свет вспыхивал и тускнел, вспыхивал и тускнел. Через некоторое время я тихо проговорила:

— Асутоо, — и он почти сонно поднял голову и посмотрел мне в глаза, и я удержала его взгляд. — А теперь скажи мне, Асутоо, брат мой, почему ты изгой?

Это выглядело странно. Лицо у него оставалось мирным и ничего не выражающим, но взгляд был полон застывшего ужаса. Он не мог вырваться из моего плена. Мои глаза были белыми змеями, уже парализовавшими его своим ядом.

— Я предал гостя, сидевшего у очага вождя моего. Я ел с ним хлеб дружбы, но все же отдал его в руки врагов. Жрецы крарла наложат за это на меня наказание во искупление, но они поймут нужду в содеянном.

— Какую нужду, Асутоо, брат мой?

— Никакой мужчина не может взять женщину-воина и пользоваться ею как женщиной, если она сама того не дозволит. Дарак взял ее без чести, а она ушла с радостью. Он бы пролил всю ее кровь воина, не оказывая ей никакого почета. Я, Асутоо, сын вождя, никогда не позволил бы ей скакать в бой раньше меня, и не волок бы за поводья ее коня. И он одел ее в женское платье, словно любую девушку из шатров, в белое платье — даже ту, которая ехала с ним на колеснице. Он сделал из нее щит, из той, что была копьем. Такого быть не должно. Я пошел следом, прячась в тенях, и по небу прошла серебряная Звезда — колесница. Она послужила мне знаком.

— Что же ты тогда сделал, Асутоо, брат мой?

— Я нашел перед большими Скачками лучников купца Распара. Это было трудно, но я заставил его понять, кем был Дарак, и он не помнил, чтобы кто-либо другой приводил в Анкурум караван целым и невредимым. В темнице у Градоначальника сидело несколько людей Дарака, из них взяли двоих и жгли их огнем, пока они не сказали правду. Распар сказал, что сперва должны пройти скачки; Дарака они могли взять и на пиру, безоружным. Я попросил, чтобы пощадили женщину-воина. Сперва он сказал, что это никак невозможно, но потом прислал мне известие, что это все-таки можно сделать, и предписание Градоначальника…

Он перестал говорить, уставясь мне в глаза.

Мне сделалось холодно, так холодно, но я улыбнулась ему, хотя он и не мог этого видеть за маской шайрина. А в ледяной скорлупе стучала клювом алая птица, пробиваясь на волю. Распар, наверное, сохранил бы меня для себя, пожелай я остаться с ним, но Распару больше всего хотелось сохранить свое доброе имя. Так он расплатился за оружие с севера.

Я встала. Встал и Асутоо. Мы стояли лицом друг к другу, совершенно неподвижные и безмолвные, когда я поворачивала в руке клинок.

— Асутоо, брат мой, — заговорила наконец я, — мне подобает отблагодарить тебя.

Скорлупа рассыпалась, и она наполнила меня, растекаясь, теплая и яркая, из моего нутра мне в легкие, сердце и мозг; а из мозга в руку, в кисть, в нож. Я ткнула им вперед и вниз, в пах, повернула и вытащила. Я, которая помнила, как убивать чисто, воспользовалась привилегией своего рода и забыла об этом. Он нагнулся вперед, застонав от мучительной боли, пытаясь удержать руками кровь. Я прислонилась к стене пещеры и наблюдала, как он умирает. Это заняло немного времени.