Хранители. Единственная (СИ) - Фрей Таня (книга жизни TXT) 📗
– Не надо, – тут же остановил её Бэнкс. – Правда. Это не то, о чём я хочу говорить. Прошу прощения, но у меня есть дела.
Он развернулся и быстро зашагал прочь, оставив Миранду возле входа в столовую.
Что-то случилось между ним и Сандрой. Что-то, что вызвало в нём дурные воспоминания. Когда человек не хочет о чём-то говорить, то, вероятнее всего, это что-то для него – слишком личное, а потому и делиться он этим ни с кем не собирается. Он не скрывает, а оставляет при себе, будто бы понимая, что проще, если бомба навредит одному человеку, чем целой толпе, в которую её можно вынести.
Такое поведение Кастора лишь доказывало, что Сандра не была для него никем. Так думала Миранда, глядя ему вслед. И постепенно понимала, почему та так хотела его освободить тогда. Просто он относился к ней по-особенному.
А она к нему?
Этот вопрос для Блум оставался без ясного ответа. И что-то ей подсказывало, что не только для неё одной.
И вдруг до неё дошло, что Кастор не мог здесь оставаться без разрешения Коллендж. Значит, он возобновил свою работу. Значит, он спешил на встречу с ней. Ну, вероятность такая была.
А что, если это было связано с Москвой?
Мира поняла, что он точно мог знать, что происходит. И что ей оставлялось теперь делать, следить за ним? Но ведь у неё датчик, а значит, она будет поймана, как воровка на месте преступления.
Взяв талон на эко-обед, она подошла к пункту выдачи. Забрала свой поднос, уселась за столик.
И поняла, что ей уже нечего было терять.
***
Москва
Рита обеими руками держала свой телефон. Только что ей удалось дозвониться до соседки, которая сидела с шестилетней Кристинкой, и убедиться, что её дочурка в порядке. Она дома. Она жива. Невредима.
Алина была рядом. Только периодически уходила в кабинет, где теперь сидел Алексей и руководил процессом тушения заалевшего пламени, и возвращалась обратно, в коридор. Князев уже и на связь с Президентом вышел, к их счастью.
И, что самое главное: все бунтовавшие были доставлены в больницу. И всем им были вживлены новейшие датчики. Джулии удалось в свой приезд организовать поставку этого ценного материала, и, как оказалось, было это очень и очень вовремя.
Кто мог заранее предугадать действия Богомолова? Да никто. К сожалению великому. Потому что не было понятно, как же разгребать весь тот мусор, который он после себя оставил и, наверняка, ещё собирался оставить.
Пальба была начата со стороны Сотрудников, не согласных с Виталием Игоревичем. Простой пистолет, ничего особенного. Но выяснилось, что у тех тоже был простой пистолет. А один простой пистолет против ещё одного такого же – это уже не шутки. Это уже противостояние.
Дымовые шашки, которые были у Сотрудников со стороны Глаголевой и Князева, исправили ситуацию. Появилась возможность оцепить участок, на котором уже начались и рукопашные бои, и громкие перепалки, и ещё Бог знает что. Появилась возможность вывезти людей в больницу, ведь многие из них пострадали в ходе массового безумства. Партиями. Уколы сыворотки стирания памяти делали уже в фургонах скорой помощи или на подходе к ним. Потому что нельзя было терять ни минуты.
Видеообращение было убрано с экрана. И вообще спрятано в компьютере, с которого управление всё и велось, куда подальше. Конечно, владельцы легко его могли бы найти, но… для начала им бы уже пришлось найти сам компьютер.
– Что теперь будет? – спросила Фролова, смотря в пол.
– Встанем на ноги, – твёрдо сказала Глаголева. – Выкарабкаемся. Все, кто сегодня был увезён в больницу, имеют шанс прийти сюда и вступить в наши ряды. Если только будут держать язык за зубами.
Алина невесело усмехнулась своим последним словам. Всё-таки сегодняшний бунт им дорого обошёлся.
– А получится разве? – засомневалась Маргарита, убирая с лица рыжую прядь своих волос.
– Обязано, – только и ответила Алина и снова подорвалась с места, на сей раз подойдя к окну. Посмотрела наружу.
Дух захватывало.
А ещё она вспоминала, как точно так же пару часов назад ожидала что-то страшное. И дождалась. Хоть и не хотела.
А жизнь выставляла свои собственные условия, с которыми приходилось считаться. Словно счёт в ресторане. Да ещё и чаевых просила.
На самом деле, мало чего удивительного было в этом бунте. Рано или поздно он должен был случиться. Недаром же в Нью-Йорке семнадцать лет тому назад люди в итоге не выдержали, да и… Москва в этом смысле мало чем отличалась. Масштабом действия разве что только. Он был гораздо мельче.
Хранилища располагались в Нью-Йорке. А здесь по большей части – разработки сектора С, которые нужно было беречь как зеницу ока. Или ещё бережнее.
Алина понимала это. Она работала с этим материалом каждый день и переживала за него почти так же, как Рита беспокоилась за свою дочку. Потому что Глаголева принимала непосредственное участие в создании всего нового. И погубить всё это она не могла позволить.
А ведь Богомолову это и нужно было. Погубить. Это же церкви противоречит. Вере православной.
Но в этом его убеждения попросту доходили до абсурда, считала Глаголева. И она не видела ни единой причины привязывать религию к этим делам.
Навязать что-то – не проблема. Проблема заключается в необходимости подтверждений всего того, что навязывают.
Через пару минут Алексей вышел из кабинета.
– Власти уведомлены, – сообщил он. – Над подозрительными сообществами в социальных сетях уже взят контроль.
– А такие разве есть? – изумилась Рита и тут же пояснила: – Ну, связанные с… с вот этим всем.
– Есть, – кивнув, ответил Князев. – Только людей там немного. А записей немало. Сейчас это всё блокируют и удаляют информацию.
– Надо проверить участников было, прежде чем блокировать, – заметила Глаголева. – Потому что вряд ли все они были сегодня здесь. Остались те, кому не стёрли память. Кто всё ещё помнит о случившемся. Я уверена в этом.
Маргарита и Алексей взглянули на коллегу. А та и виду не подала, что блефует.
Она знала, что говорила правду. Потому что чувствовала: так всё в итоге и окажется.
Просто уже может быть слишком поздно.
Утром Николас Миллс проснулся необычайно разозлённым. Так показалось его сыну. А может, он и не спал вовсе. Во всяком случае, настроение у него было огненное, правда, совсем не в хорошем смысле, а наоборот. Его просто распирало от какой-то лютой ненависти, готовой вылиться во всеобъемлющую.
Маркус спросил у матери, когда они столкнулись в коридоре, одним лишь взглядом: что произошло? А та лишь едва заметно повела плечами, мол, и сама понятия не имела никакого. Что было довольно странно, ведь она-то должна была быть в курсе того, что происходило с её мужем.
И Маркусу казалось, что она и была. Просто отец мог ей пригрозить. Он же так любил всем угрожать и упиваться своей не пойми откуда появившейся властью.
Вчерашний день прошёл как в тумане. Потому что он был чересчур однообразен и ничем не выделялся среди остальных. Вернее, выделялся, конечно. Своей безликостью.
Он даже так и не вышел на связь с Сандрой. И она даже не вышла на связь с ним.
День будто валялся где-то на дне глубокого колодца, и до этого дна не доставала ни одна верёвка, ни одно ведро. Где-то там, вдали от чужих глаз этот день и покоился.
За завтраком Маркус намазывал хлеб маслом, пока отец деловито листал газету, а мать возилась с кофеваркой, которая за старостью лет не уставала кормить сюрпризами своих хозяев. Наконец мистер Миллс отвлёкся от своего занятия, уже успевшего стать ежедневным утренним ритуалом, и посмотрел на сына.
– Сандра, – проговорил он, обхватив пальцами ручку своей чашки. – Это та, с музыки, верно?
Маркус коротко кивнул. Вслух ему это подтверждать было незачем.
– И как долго…
– Тебя это действительно интересует? – не сдержавшись, спросил сын, отложив в сторону бутерброд. – Серьёзно? Вообще не интересоваться моей жизнью, а тут вдруг – бац! – и начать навёрстывать упущенное? Забавно.
