Карта мира - Носырев Илья Николаевич (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
— А дай табачку пожевать, — сказал Лукас, хитро кося глазом.
На лице Хайдара отразилась внутренняя борьба. Табака у него больше не было, но достать его было легче, чем пиво. Наконец, едва заметно вздохнув, он подал Лукасу пачку. Лукас бросил в рот всю пачку и зажевал крепкими желтыми зубами так, что струйка слюна потекла из уголка его рта.
— А славный у тебя табачок, — сказал он.
— Ага, заморьский, армяньский! — закивал старик, радостно ухватившийся за возможность набить цену сгинувшему в пасти барона продукту.
— Ну что, как дела? — спросил Лукас, отхлебывая пива и продолжая качать глоток. — Как там ваш турский салтан? Новых походов не затевает?
— Куда там! — махнул рукой Хайдар, не спуская глаз с желтого напитка, плескавшегося в кружке. — Савсэм он постарел, ныкуда болше не сабыраетса, на каня влэзть уже не может!
— Ну надо же, — без тени удивления покачал головой Лукас. — А раньше, бывало, его именем детей пугали — меня, например. А сейчас я сам бы к нему в наемники пошел — все лучше, чем с мертвяками дружбу водить. Да и только, говоришь, постарел он совсем… Ну что ж, всякому свой предел положон. Вечор цвел юноша — и вот, увял…
Наступила пауза, в течение которой Хайдар не отрывал глаз от янтарных бликов на гранях кружки.
— А сла-авный у тебя табачок! — протянул Лукас.
— Как там Ильяс поживает? — спросил барон спустя минуту. — Сын-то твой, — добавил он, словно Хайдар и не догадывался, что у него есть сын.
— Нычего, Аллах мыластыв. Вызырослый стал меня сын, харошый стал, рабатащий, — стал рассказывать Хайдар, решивший поменять тактику и перевести разговор из русла самоуничижения турецкой нации в спокойную долину семейных хроник. — Жэна искать ему нада! Савсэм вызырослый стал, аи, маладэц!
И засмеялся радостным смехом, заглядывая Лукасу в глаза. Но очи барона смотрели вниз, и мыслей его невозможно было угадать.
— Жену, говоришь? — усмехнулся барон. — Да кто ж за него пойдет? Он же магометанской веры и Христа отверг. Да и черный он у тебя, страшный, как черт.
— Твая правда! — засмеялся Хайдар после секундного замешательства. — Вса твая правда! Да, дэвушки христианскый на нэго не смотрат савсэм, канэчна. Аны ж красывыи у вас, хрыстанскый дэвушки — бэлый как снэг, кожа как пэрсик, шэя как имбир, ноги как палмы, гируди как луна в зэните, волосы как трава вэсной!
Лукас все прятал взгляд. Хайдар уже явно облизывался, глядя на зажатую в его руке кружку.
— Сладкый ваш дэвушка-как пыво! — наконец отважился намекнуть Хайдар.
— А я пиво не люблю, — признался Лукас, отхлебывая полкружки (Хайдар при этом занервничал так, что чуть не запрыгал на месте). — Скорей уж табак жевать…
Он мечтательно посмотрел в голубую даль и протянул:
— А слааааавный у тебяя табачоооок… Хотя пиво пиву рознь, — заметил Лукас. — Вот у меня — вкусное.
У Хайдара руки задрожали.
— Я бы даже тебя угостил, — задумчиво сказал Лукас. — Пивком-то! Да только нехристь ты, отсюда вижу, что нехристь.
Хайдар стоял с растерянным видом.
— А вот если бы ты отрекся от своего Магомета и попросил бы меня, — барон сделал паузу, — как христианин христианина — я бы тебе — пожалуй — и дал.
В морщинистом уголке глаза сарацина появилась слеза и побежала по глубокой бороздке.
Лукас вздохнул, искоса посмотрел на Хайдара и отхлебнул еще глоток. Сарацин повернулся спиной и сделал шаг.
Лукас причмокнул губами.
— А сла-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-авный у те-е-е-б-я-а-а-а та-аба-а-а-чок…
Хайдар резко развернулся, пал на землю и забился в конвульсиях.
— Ради Хрисьта, ради Хрисьта дай! — крикнул он страшным голосом. — Прости, Аллах, Мухаммед, прости, прощай, светлый рай!…
Он предавал свою веру и плакал.
— А слаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааавный у тебяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя таааааабааааачоооокк, — протянул Лукас. Всякое подобие человеческой речи потеряли его слова. Теперь видно было совершенно ясно, что он издевается. Барон встал со своего места, вылил остатки своей кружки на землю и пошел прочь, попутно наступив на спину лежащему Хайдару (бедняга даже извиваться не стал — настолько был убит случившимся).
На зеленой лужайке перед замком капитан Александр, которому Иегуда предсказал воспаление уха, тренировал солдат. Слечь он не слег, но голова его была обмотана шарфом. Сэр Альфонс шутливо-горделиво обозревал плац, Рональд смотрел на эти маневры с некоторым сомнением.
— Я тут слышал новый столичный анекдот. — Маркиз подошел ближе и, трясясь от смеха, прошептал: — философ Иммануил Кант был похож на табурет. Иногда гости по ошибке садились на него. Капитан Александр загоготал, Рональд улыбнулся.
— Ну, друг мой, покажите мне, чему вы обучаете солдат, — попросил маркиз.
— Проще простого, — капитан сделал значительноелицо и заорал:
— Равняйсь!!! Смирррна! Далека ли дорога до месяца?
— Три тысячи римских стадиев! — прокричала в ответ толпа.
— Каковы есть роды оружия и како себя ведут?
— Не могем знать, ваше благородие.
— Глупцы! Роды оружия есть следующие: пуля-дура, попадет — умрешь, штык — молодец, едрена вошь, ракета — собака, продырявит башку, а больше, ребята, ничего скажу. Каковы суть падежи в языке?
— Именитив, Родитив, Датив, Винитив, Творитив, Предложитив…
— Что есть шхера?
— Морская собака, ваш-благородь!
— Вот какое обширное образование получают наши солдаты! — похвалился бравый капитан. — Я, как вы понижаете, друг всяческому просвещению.
— М-да, действительно обширное, — с сомнением отозвался Рональд и, распрощавшись с маркизом, пошел дальше, слушая, как за его спиной Александр покрикивает:
— Вперед! Коли! Да что ты штыком, как ухватом, машешь!
Даже сомнений не было: перед отрядом Полифема у гвардии замка шансов не было. Тут только Рональд начал понимать, отчего маркиз больше доверял своим кентаврам, чем людям.
Повинуясь странному наитию, рыцарь пошел по дороге в деревню. Поле в стороне от дороги колыхалось спелыми колосьями. В нем он увидел фигуру в серой куртке. Всмотрелся — человек вырезал топором заготовки для ложек, так называемые баклуши. Рональд призадумался, затем пошел дальше.
Слева был лагерь, разбитый крестьянами совсем неподалеку от стен замка — а метрах в ста от него стояли, точно толпа понурых пьяниц, избы.
Странные, фантастические вещи открывались глазам Рональда — он узнал, например, что тараканы, когда их много, начинают летать и кусаться; многие младенцы, которых крестьянки держали на руках, были сплошь покрыты красными укусами. Возле самой первой избы он шарахнулся от прокаженного, а крестьяне этой замотанной в лохмотья фигуры не боялись: дети даже таскали его под руки.
Б деревне, впрочем, был праздник. Рональд не сразу это понял. Праздник в его понимании был связан с барабанным боем, парадом королевской гвардии, толпами на улицах, украшенными домами. А здесь все было донельзя ничтожно и скудно: дома все так же клонились к земле, словно тени, убегающие от солнца, нищета смотрела из всех углов. Зато по всей деревне бродили развеселые крестьяне в обнимку с мертвецами.
— Барин! — крикнул Рональду долговязый мужик. — Пивка не хочешь?
Рональд покачал головой.
— Брезгаешь нас, убогих? — скривился крестьянин. И вразвалку, изображая силу и лихость, подошел к графу. Откуда не возьмись вокруг сгрудились вилланы. Пьяные лица, агрессивные и в то же время нерешительные, казались кирпичами, из которых вдруг сложилась стенка, преградившая ему путь.
— Че собрались-то? — спросил Полифем, подходя. Крестьяне тут же зашумели, а сплошная стена пьяных лиц распалась на отдельные физиономии с разными гримасами — улыбками, выражением задумчивости или мрачного уныния — словно и не было секунду назад этой одинаковости.
— Тоже мне Аники-воины, — насмешливо сказал батько. — Солнце на полдень, а вы дурней страдаете. Ну-ка, стройсь на маневры! Чтоб через минуту были на нашей учебной поляне, в лагере, под стенами замка… Нехай маркиз устрашится, видя ваши ужимки и прыжки…
