Карта мира - Носырев Илья Николаевич (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
— Что? — воскликнул Рональд. — Что это такое? Я глазам своим не верю! Разве это приличествует тебе!
Розалинда продолжала свои ласки, на которые кот даже не считал нужным отвечать.
— Розалинда, опомнись! Что ты делаешь? А как же моя любовь? — он попытался ее погладить, дотронуться до острого уха.
— Ну посмотри на себя, ну какой из тебя мужик?! — крикнула Розалинда, царапаясь. — Все эти занудные разговоры, весь этот бред — они и одного когтя моего Василия не стоят! Он открыл мне целую вселенную — вселенную любви, а не пустопорожней болтовни…
Котище замяукал, а Розалинда повалилась на спину и стала вертеться на полу, совершенно забыв о приличиях.
Рональд закрыл лицо руками и второй раз в жизни заплакал, не стыдясь своих слез. Плакал он не по Розалинде — по своей глупости и черствой правильности, по милой девушке Роксане и ее страшной судьбе. И даже когда увидел перед собой Иегуду, появившегося в коридоре вместе с правителем Арьесом, то и его долгожданному появлению не смог порадоваться.
— Не переживай, все кошки таковы, — сказал Арьес. — Итак, ты едешь в Аэрус Бонус или нет?
— Еду, — поспешно сказал Рональд, с презрением глядя в тот угол, куда убежала Розалинда со своим рыжим воздыхателем. — Теперь хоть на край света.
— Это и есть край света, — обнадежил его Арьес. — Подготовка экспедиции займет месяц, так что еще и отдохнуть успеешь. А ты, Иегуда?
— И я еду. Куда мне теперь податься? Монастыря Св.Картезия больше нет, ибо монастырь — это не стены, а люди. В битве погибли почти все, кого я знал и к кому питал уважение и дружескую привязанность. Я, разумеется, должен продолжить дело отца Велизария и найти новых монахов, таких же, как и я, но чувствую, что ради этого путешествия в Аэрус Бонус следует отложить все остальные дела.
— Монастырь создают не люди и не стены, а молитва, обращенная к Господу, — сказал Арьес уж слишком благонамеренно, скорее всего, пародируя Каликста. Иегуда сдержанно улыбнулся.
Зеркало, что дал мне король… Это оно не дает мне покоя. Я смотрю в него вечерами и вижу крылатых быков, взмывающих со своих стартовых площадок в желто-красное небо. Солнце сверкает на их металлических боках, а внизу, под их стаями, шагают полчища огнедышащих драконов, кашляющих паром минотавров, слонов, по обоим бокам которых весят ракетницы…
Дни нашего мира сочтены — не хочется верить, но каждый раз, когда я гляжу в этот омут, понимаю, что все это близко, при дверях. И уже совсем скоро: купцы, возвращающиеся с юга, рассказывают о могущественном императоре Навуходоносоре Третьем, который вновь смог поднял металл в небо и даровать ему крылья. А это значит, что старые времена возвращаются, и вместе с ними старые законы природы. Как это стало возможным — известно одному Богу и единственному праведнику, дожившему до наших дней.
Cтепень условности
Русская литература, подарившая миру замечательные образцы классического реалистического романа, блестящие утопии и мрачные антиутопии, лишь в последние десятилетия всерьез обратилась к тому направлению, которое на Западе утвердилось уже давно — к логике абсурда, к причудливо-формальному миру «Путешествий Гулливера», «Охоты на Снарка» и «Алисы». Именно эти, «не наши» тексты и легли в основу всех последующих литературных опытов на ниве русской литературы.
Отечественная культура охотно включала в свою сферу все достижения западных мастеров фантасмагории — от Гофмана до Кафки; впоследствии точно так же были инкорпорированы Борхес и Кортасар.
(Кстати, вот и причина того, что одна из разновидностей постмодерна — киберпанк — у нас пока не слишком распространен; его формальный, логично-алогичный, жесткий и условный мир лежит в стороне от магистральных путей русской литературы).
А значит, все более ли менее заметные опыты отечественной «формальной» литературы, абсурдистской игры в конструктора миров заслуживают самого пристального интереса. «Карта мира» журналиста Ильи Носырева — хороший тому пример. Определить направление, к которому принадлежит эта книга, сложно. Это не киберпанк: компьютеров в «Карте мира» нет — или почти нет. Ни Всемирной паутины, ни вживленных в череп плат… А есть бароны и князья, средневековые замки, крестьяне и прочие атрибуты «ложного средневековья», столь любимые авторами фэнтези. И все же, этот роман, на страницах которого кентавры дерутся с гарпиями, фэнтези напоминает меньше всего…
С интеллектуально-абсурдистским романом «Карту мира» роднит формализованность поведения его героев (подчиняющихся не столько законам этики, сколько неким Правилам Поведения), и условность мира, меняющегося в зависимости и от совокупной воли населяющих его людей, и от индивидуальной воли каждого отдельного человека (вот уж воистину, роль личности в истории!). Впрочем, странные характеристики мира получают у Носырева впоследствии объяснение достаточно материалистическое — во всяком случае, на первый взгляд. И, что отрадно, достаточно неожиданное — надоевших вариаций «мира Матрицы» читатель здесь не найдет.
«Карта мира» — типичный роман эпохи постмодерна. (Пожалуй, любой роман этой традиции можно считать постмодернистским — даже «Алису», — поскольку приключения здесь в силу самих характеристик этого направления будут не столько приключениями тела, сколько приключениями сознания, а, следовательно будут взывать к всевозможным культурным штампам и архетипам). Раствор романа настолько насыщен самыми разнообразными культурными и культурологическими отсылками, что в осадок выпадают ирония, черный юмор и пародия. Пожалуй, отдаленные параллели здесь можно усмотреть с «Сагой о Кугеле» Джека Вэнса или «Песней по Лейбовицу» Миллера-младшего; с тем же, весьма скептическим взглядом на природу человека — на его способность жить в мире с самим собой, с природой и окружающими людьми.
«Карта мира», несомненно, один из самых ярких текстов, за последнее время появившихся у нас на стыке фантастики и мэйнстрима, и одновременно — один из самых сложных, ироничных и пессимистичных. Искушенный читатель найдет здесь немало интересного, но тем, кто ждет от фантастики традиционных приключений с победой добра над злом в последней главе, лучше найти себе что-нибудь другое, хотя бы и в пределах данной серии.
М. Галина
