Чужая жизнь (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка" (книги без сокращений .txt) 📗

Первым, что вошло в меня, был его язык. Я не выдержала и застонала, поднимаясь на руках. Алиас руками раздвигал ягодицы в стороны, открывая беззащитное местечко, играл со мной, заставляя стонать в голос. Ноги мои ослабли, когда он добрался языком до натянутого до предела бугорка клитора.

— Алиас, — вырвалось у меня, — прошу, — молила я.

Но шлепок по ягодице отрезвил.

— Терпи, — приказал он.

Вернувшись к прерванному занятию, Алиас продолжал разжигать во мне вожделение. Я, уже тихо всхлипывая, еле стояла на коленях. Хотелось распластаться на диване. Но руки Алиаса каждый раз поднимали меня, ещё и награждали очередным шлепком, а один раз он укусил меня. Я вскрикнула, содрогаясь от обрушившихся ощущений.

Алиас пальцем огладил меня по шёлковым складкам.

— Ты течёшь для меня. Ты хочешь меня, дорогая. Ты моя, любимая. Ты принадлежишь мне. Повтори.

Я всхлипнула, умирая от стыда. Я чувствовала, что мокрая уже всюду. Да, я сочилась соком желания, да, я хотела, чтобы он меня взял.

— Я твоя, — тихо ответила с мольбой в голосе. — Твоя, Алиас.

— Я твой муж, — возразил Тамино, продолжая плавно скользить пальцем по складкам, не давая того, что я хотела.

— Муж, — покорно повторила.

— Дорогая, попроси у своего мужа, — сиплый голос не скрывал насмешку Алиаса.

Я же готова была его проклинать. Но понимала, что прекратить начатую им игру может только он. Мне же позволена лишь покорность.

— Возьми меня, муж мой, — с трудом произнесла то, что он хотел от меня услышать.

— Любимый муж? — тихо уточнил, прижимаясь пахом к моим ягодицам.

— А разве муж может быть нелюбимым? — чуть удивилась, но услышала только смех.

А затем все мысли разлетелись. Он, наконец, взял меня медленно, раздвигая ягодицы, проталкиваясь, шумно выдыхая.

— Кэйт, ты сводишь меня с ума.

Кто кого с ума сводит, вопрос был спорным. Я теряла разум под натиском его бёдер. Мне нравилось, как наши тела встречались с пошлым звуком. Я стонала, кричала. Он хватал меня за волосы, практически вколачиваясь, порыкивал. Это было ещё быстрее, чем в душевой кабинке. Я за несколько секунд увидела мир в красных всполохах. Я сорвала голос, я пала перед Алиасом, но он был неутомим и ненасытен. Он терзал меня, беря грубо, но доставляя удовольствие. Он чувствовал, когда мне больно, и отпускал волосы. Он покрывал мои плечи поцелуями, иногда чувственно их кусая. Затем дёргал вверх, обнимая рукой под грудью, и целовал в губы, заставляя изогнуться до предела. Он, словно заведённый, двигался очень быстро, а я только успевала ловить ртом воздух. Молила его закончить поскорее, но хотела умереть от незабываемого сумасшествия. Но всему приходит конец, и Алиас с грудным рычанием излился, придавливая своим телом. Я чувствовала, как вздрагивала его плоть внутри меня, как дёргались его бёдра в последних порывах. Я прикрыла глаза, опустошённая и обессиленная. Нега растекалась по телу, и ничего не хотелось.

— Кэйт, я так сильно тебя люблю, что… — голос Алиаса подвёл. Я открыла глаза и повернулась к нему. Он помог лечь на спину, накрыл своим телом, долго изучал взглядом моё лицо. Я показала ему руки, но он словно не заметил.

— Я люблю тебя, Кэйт. Если решишь расстаться… Если опять решишь сбежать, я убью тебя, — проникновенно шепнул Алиас, и столько боли и страдания отразилось в его глазах.

Я вначале испугалась, а затем поняла, что он говорит правду. Он любит меня, или Берту, я не хотела сейчас на этом зацикливаться, но его любовь огромная и полыхает как пожар. Он не может просто смотреть, ему надо прикасаться, надо чувствовать, что я рядом. Он любит и умирает от мысли, что я сбегу, как и Берта. Он не может отпустить.

Я улыбнулась, подняла руки и погладила его по щеке, затем по губам. Он поймал мои запястья и стал покрывать поцелуями пальцы, ладони, прикрыв глаза.

Я была очарована его прямолинейностью. Страшное признание в любви осело в глубину души. Я хотела любви, но не ожидала, что она бывает такой сильной, такой ненормальной, всепоглощающей, отнимающей силу, волю. Я старалась не думать, как он страдал, когда Берта сбежала. Мне было его жалко. Алиас открыл глаза, я робко улыбнулась ему, и вдруг раздался звонок комфона.

Тамино поцеловал меня, расцепил браслеты, затем их снял. И всё это делал неспешно, аккуратно убирая украшения в коробку, которая оказалась на полу. Комфон разрывался медленной музыкой одного из хитов сезона, но не сумел привлечь к себе внимание хозяина. Алиас снял с шеи колье. Поправил грязный измятый пеньюар, прикрывая мои плечи, затем укрыл ещё и своей рубашкой.

Я попыталась встать, но колени подогнулись. Я удивлённо ахнула, понимая, что совершенно без сил. Алиас поднял меня на руки, самодовольно улыбаясь.

— Ты такая хрупкая, — с нежностью шепнул.

Он меня доставил в спальню, когда надел штаны. Шёл по коридору, не боясь, что нас увидят. Лёгкая походка, самоуверенность во всём. Я в который раз была покорена его внутренней силой. Алиас сам вымыл меня в душевой кабине, как ребёнка, поливая водой сверху, смакуя каждое действие.

— Мы когда к тётке полетим? — еле отплевываясь от воды, спросила у него, убирая от лица сырые локоны.

Алиас выключил душ, включил сушилку. Мои волосы взмыли вверх, я прикрывалась руками от жаркого взгляда Тамино, который так и не приобрел свой обычный красный цвет. Ему мало было двух раз. Была бы его воля, он меня, наверное, из кабинета не выпустил бы до самого ужина.

Ответил он мне лишь в спальне, когда укладывал на кровать, бережно укрывая одеялом.

— Через пару часов я освобожусь. Обещаю, я быстро. А ты пока полежи, наберись сил.

Он принёс сорочку, лёгкую, словно паутина, белоснежную и блестящую. Ушёл Тамино только после того как одел меня, постоянно будоража поцелуями в самые откровенные места. Я думала, что это никогда не прекратится. Лежала, обнимая подушку, и, щурясь, следила за альбиносом, у которого пальцы чуть дрожали. Глупые розовые мысли заполонили мой мозг, а сладкая нега и лёгкое возбуждение добавили хаоса. Поэтому я ни о чём не думала, просто любовалась, казалось бы, непривлекательными, грубыми чертами мужского лица, но как же они стали мне дороги.

Я задремала, но проснулась от того, что ко мне под одеяло пробралась одна негодница. Эльза прижалась ко мне, обнимая ручкой, преданно заглядывая в глаза.

— Доброе утро, мамочка, — тихо шепнула она, заметив, что я открыла глаза. — Спи, спи. Папа сказал тебя не будить.

Я усмехнулась. Ох уж этот папа. Я обняла Эльзу, укутала её в одеяло, благо перед сном Алиас додумался меня одеть.

Я прикрыла глаза, сон сморил меня снова под сопение племянницы. Второй раз меня выдернули из сна детские голоса, которые спорили — мама я или нет. Оказывается, Генри тоже пробрался в спальню и теперь обнимал меня с другого боку, доказывая сестрёнке, что я тётя, а не мама.

Я обернулась к нему и потрепала по волосам, обняла, предлагая лечь, как и Эльза.

— Я не мама, Эльза. Генри прав. Я ваша родная тётя. Вы с братом родились в один день, так и мы с вашей мамой в один день родились, только она меня старше на несколько минут.

— А где мама? — тихо спросила Эльза, садясь на кровати и пристально меня рассматривая.

— Прости, но я не знаю, где она. Но обязательно буду её искать. Без мамы жить тяжело, я это сама знаю. У меня не было её.

— Кэйт, будешь нашей мамой? — с другой стороны раздался вопрос от Генри.

— Да, — радостно закивала головой Эльза. — Кэйт будет нашей мамой.

— Нет, — покачала я головой и села строго глядя на детей. — Я ваша родная тётя. Я не могу заменить вам маму.

Эльза разревелась, и я притянула её к себе, усаживая на колени.

— Ну что ты, милая. Я же всегда буду с вами. Буду любить вас. Как вас не любить, таких милых деточек. Маленькая принцесса, вот ты кто. Зайка, перестань плакать, а то я сама сейчас разревусь.

Генри придвинулся и погладил меня по волосам.

— Кэйт хорошая. Не надо плакать.