Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard" (читать полную версию книги .TXT) 📗
Классики, классики…
А что они сделали? Чем заплатили? Почему их музыка стала бессмертной? Видимо, что-то осталось в ней: самая сердцевина души исчерпавшего себя человека. Неужели так дорого? Душа бессмертна, а если её посмели переселить во что-то звучащее, то звук этот никогда не умрёт и останется с миром навеки. Так захотела Лирет — сделать свою музыку бессмертной.
Оставить свой след в мире.
Если на струны давить упорно, то они начинают кусать пальцы. Порой даже до крови. Лирет не чувствовала жжения, похожего на порез лезвием. С утра и до обеда из комнаты вырывались звуки. Будь соседи чуточку сварливей, они бы наверняка пожаловались бы на режущий слух скрип. Одна и та же мелодия по кругу, будто испорченная пластинка издаёт стенания — один и тот же искажённый звук. Так не пойдёт. Неидеально. Нужно лучше. Девушка даже не вспомнила про обед, да и про завтрак тоже.
— Лирет! — распахнула дверь мама. — Ну сколько можно уже звать тебя? Села здесь и играешь взаперти. Хоть бы на улицу вышла.
Она шагнула в захламлённую комнату и рывком раздернула ночные шторы. В воздух взметнулись сонмы пылинок, выхваченных майским солнцем, луч которого скользнул внутрь. Лирет поморщилась от света, сжавшись.
— Боже, что с тобой только стало? Бардак какой, — с укором вздыхала мама. — Ты как дикарка — спряталась тут. Что стряслось?
— Ты сама прекрасно знаешь, что стряслось, — буркнула Лирет.
— И что теперь конец света устраивать? — всплеснула руками та. — Найдём тебе хорошего учителя. За хорошие-то деньги грех отказываться.
— Меня никто не хочет брать даже за деньги, будто я проклятие какое-то. У меня просто не выходит играть классическую музыку — только в этом проблема.
— Всё получится, Лирет, ты ведь стараешься.
Она говорила так каждый раз, и с каждым разом её слова всё сильнее меркли.
— Ты ничего не понимаешь в музыке, — проворчала Лирет. — Всё время говоришь что-то нейтральное, как будто не можешь быть со мной честной.
— Я говорю так, потому что верю в тебя, Лирет.
— А мне кажется, будто ты говоришь так, чтобы меня просто утешить. Эта музыка никому не нравится, почему же она тебе понравилась?
— Прекрати накручивать себе и иди поешь. Ты ещё не завтракала.
— Не хочу я есть, — мотнула головой девушка.
— На голодный желудок тем более ничего не выйдет.
— Мам, оставь меня в покое! — возопила та.
Мама только покачала головой, скрывшись за дверью. В комнату забрёл ветерок. Лирет взялась за скрипку, но тут руки дрогнули, и Ви-Ви выскользнула из рук. В голове, как гром, раздались слова учителя. Девушка коснулась висков, перебарывая пульсирующую боль. Это приговор? Неужели её музыка действительно не достойна существования? Для чего тогда всё это нужно было? А куда утекли годы репетиций? Лирет не хотела мириться, но струны скрипки исторгали очередной пустой звук. И тогда девушка бросила скрипку в сторону, раскидала нотные тетради так, что воздухе затрещали рваные листы. Девушка осела на замусоренный пол, тихо рыдая и утирая слёзы опухшими руками. Она сжалась в комок, не видя ничего перед собой. Прямо сейчас это разрушение внутри себя хотелось высвободить наружу, дать ему перевернуть вверх дном комнату и утихомириться в руинах.
— Ненавижу, — судорожно шептала Лирет, слизывая с губ слёзы. — Ненавижу музыку, ненавижу ноты и тебя, Ви-Ви, я тоже ненавижу!
Она бездумно швырнула подвернувшуюся под руку книгу. Раздался грохот, и блеск зеркала рассыпался в осколки. Нет, этого недостаточно. Всё из-за Ви-Ви: это она выбирала, какую мелодию играть — всё из-за неё! Лирет в помешательстве схватилась за гриф как за дубинку и замахнулась. Её запястья поймали крепкие руки.
— Что же ты делаешь, Лирет? — послышался огорчённый папин голос. — Я так трудился над этой скрипкой, так старался её мастерить, вложил в работу сердце. Неужели ты хочешь так легко её разбить?
Лирет пришла в себя — из головы как туча испарилась. Стало стыдно. Папа, качая головой, осторожно положил скрипку в футляр. На шум пришла мама.
— Лирет, что тут творится? — у той волосы встали дыбом. — Ты чего наделала? Сдурела уже? Эти истерики ни в какие ворота не лезут! Гляди, зеркало разнесла!
— А могла быть скрипка, — пробормотал папа.
— Мне это совсем уже не нравится, — неодобрительно буркнула мама. — Хватит с меня этой музыки. Больше никакой скрипки не будет в этом доме, понятно? Найдёшь себе другое занятие.
— Нет, — мотнула головой Лирет. — Если не будет больше музыки, то зачем я тогда вообще живу? Кто я без музыки?
— Что ты такое несёшь, Лирет? — ворчала та. — Ты уже с ума сходишь из-за всего этого. Зачем ты вообще взялась за это?
— Сарена, — осторожно сказал папа, — не надо…
— Нет уж, хватит! Будешь теперь целительную ветку развивать, а потом пойдёшь в медицинский колледж. Достаточно этих непонятных целей. Ты просто из кожи лезешь и тратишь время, тебе уже пятнадцать, скоро выпускаться. В консерваторию не берут кого попало, а тебя из музыкальной школы уже исключили. Оставь это, Лирет, прекрати мучить себя.
— Нет, — процедила Лирет. — Я не могу так… Зачем тогда я нужна, если не могу дарить людям свою музыку? Да я лучше сгину!
Она сорвалась с места, выхватив у папы скрипичный футляр, и выскользнула из комнаты. По лестнице сбежал топот, затем грохнула дверь.
— Лирет!
***
Кита даже курить забыл. Столбик пепла осыпался на перила. Вот так выйдешь тихим вечерком покурить, а из соседнего дома вдруг выскачет зарёванная девчонка и как ринется куда глаза глядят, ещё и на ночь глядя. Мгновение назад из соседнего окна разлетались вопли и грохот. В этом доме с недавних пор творилось что-то неладное, не говоря уже о внезапном побеге. В ушах до сих пор стоял звон от кошмарной музыки. Всё стало понятно: Лирет опять выжимала из себя все усилия, чтобы повторить никчёмный шедевр. В этот раз, похоже, страсти накалились до предела, и до такого предела, что правильная девочка внезапно убежала из дома. Что только творилось в голове у этой дурёхи? Киту охватило какое-то неспокойное чувство. Ночное небо окутывали сверкающие тучи.
Парень, фыркнув, выкинул окурок и вернулся в комнату. Нащупал в ворохе вещей чёрный балахон с капюшоном и натянул на себя. Герт уже видел тридесятый сон и храпел прямо за столом, когда Кита осторожно спустился вниз, не сводя со старика глаз. Диссертация под его щекой неторопливо мокла от слюны. Дурень, будет потом ворчать. Во тьме прихожей парень нащупал кеды и по наитию, не видя ничего перед собой, торопливо зашнуровался.
Обманчивая тишина переулков вмиг рассеивалась, стоило тучам заговорить. Кита накинул капюшон. Беспокойный редкий ветер нёс прохладу, вытесняя дневное тепло. Метро скоро закроется. Кажется, Лирет шла в ту сторону. Впрочем, угадать её направление парню было нетрудно, и сейчас девчонку несло куда-то в восточную часть Намиканы. Нет, даже дальше. К порту что ли? Какого чёрта она там забыла? Сбрендила точно. Нарвётся на какого-нибудь отморозка-бесточенника — и что тогда? Бесточи в последнее время совсем озверели: уже на людей стали кидаться, и никакая колония их не останавливает. Хуже стало, когда дело дошло до похищений детей и подростков. Ходили слухи, будто сектантам они нужны для всяких обрядов, только Лирет вряд ли об этом задумывалась, убегая в ночной город. Парню это совсем не нравилось, и он поторопился. Девчонка, однако, обладала бесспорным талантом развеивать чужую лень и заставлять нестись к дьяволу на пирожки в поздний час. Подумав о пирожках, Кита вдруг вспомнил, что «Боннюмей» работает круглосуточно. В кармане мелочи должно хватить хотя бы на один чебурек. Под урчание живота парень уселся в электричку. Нет, всё-таки подумав однажды о чебуреках, так просто уже не отделаешься от соблазна купить их, особенно если желудок пуст так же, как и холодильник. Будет обидно, если не хватит монеток, однако вначале нужно было проследить за Лирет. Да с чего он, собственно, должен за ней следить? Кита подумал об этом запоздало. Он был готов признаться себе, что тайком следить за ней у него уже выходит само по себе. Пора бы избавиться от этой привычки, пока об этом не узнала сама Лирет.
