Связующие нити (СИ) - Татьмянина Ксения (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
А я соглашалась… я думала, что, наверное, она права. Как можно не верить друзьям? Друзья не лгут. Я меняла одежду, красила волосы, отказывалась от увлечений, поддерживала увлечения её и её большого круга знакомых. Ведь пойти против — это пойти против дружбы. А это непорядочно. Это всё равно, что предать. Я серьёзно так думала и несла это знамя "настоящей подруги" высоко — высоко, на стихах и книгах взрастившая это звание. Господи… наивно и по — собачьи. А свои гордость и достоинство подмяла под слово "долг".
И вот однажды настала такая череда дней… нет, ничего особенного не случилось. Обычные дни, привычные наши отношения, но я будто заболела. Подруга сказала "Нет, на то кино, какое ты хочешь, мы не пойдём — тебе нравится, ты и смотри отдельно. Ты пойдёшь с нами на другое. Мы с девчонками уже договорились, так что это решено", а я ответила "Нет". Я помню её округлившиеся глаза, и помню своё собственное недоумение. Я же в мыслях проговорила "конечно, как скажешь" и готовилась произнести именно это, а кто‑то внутри меня шевельнул мой язык, и я сама будто бы со стороны услышала "Нет".
Подруга настолько была поражена, что не сразу нашлась что ответить. И я тупо уставилась на неё, испугавшись содеянного. Наконец та демонстративно набрала в грудь побольше воздуха и процедила "Ты что, мне не подруга?". Я извинилась и мы пошли на жуткую картину от которой меня тошнило ещё неделю. Это был первый день, это было начало. Потом я ходила подавленная больше, чем прежде, но меня грызла не совесть, а что‑то непонятное, болезненное, я не могла с собой справиться. Я, человек очень миролюбивый, спокойный и неконфликтный, не смогла однажды удержать раздражения и на что‑то огрызнулась. Подруга не разговаривала со мной полдня, пока я опять не извинилась. В другой раз взяла и не накрасилась, как обычно, и вышла гулять с компанией как есть, — да ещё и одетой по — простому. Меня засмеяли, попросили подругу опять "взять надо мной шефство", а та весь вечер стеснялась моего общества и болтала с другими. Я обещала больше так не делать… передать всё то, что со мной происходило тогда, практически невозможно. Я была больна, меня словно укусил оборотень, и с каждым днем я всё больше чувствовала в себе другую сущность, и уже никакая сила воли не могла её контролировать. Если раньше от оскорбления, прикрытого "добрым советом", я чувствовала, как у меня краснеют уши, и в горле булькала горечь, а голова покорно кивала и я опускала глаза, то теперь шея не гнулась. Я чувствовала мурашки агрессии на спине и будь я настоящим животным, у меня бы загривок ощетинился. Я улыбалась, потому что мне непреодолимо хотелось оскалить зубы, и я смотрела в глаза, ничего не говоря.
Мне серьёзно казалось, что я превращаюсь в чудовище. Что во мне страшный волк сейчас разорвёт людскую оболочку, и я навсегда потеряю человеческое лицо, то есть — откажусь от своих добродетелей, терпения, долга, образа хорошей девочки, я стану плохой, жестокой, непримиримой, разозлённой, зарычу на свою подругу… и что самое ужасное — сама, своими собственными руками разрушу "великую" дружбу длинной в целых семь лет, дружбу, которую я сохраняла столькими жертвами, душевной болью и слезами. Мне не будет прощения!
Подруга это чувствовала, и со своей стороны всё туже затягивала мой "ошейник" разными методами воздействия. Но это привело не к смирению, а наоборот — мой монстр меня одолел. Мы поругались прямо на улице, и меня поражало мое собственное спокойствие. Холодное, равнодушное. Я не своим, а стальным голосом говорила, что никогда больше не буду… это носить, туда ходить, разделять эти увлечения, лгать, что думаю также, принимать эти лжеценности, унижаться, прислуживаться, просить прощения не будучи виноватой… я сказала подруге, что она самолюбивая, эгоистичная и невыносимая скотина.
С меня хватит!
"Завтра ты приползешь ко мне как собачонка, когда поймёшь, что с тобой, таким ничтожеством, никто больше не способен дружить" — таков был ехидный её ответ.
Я помню, что это было на той улице, где жила леди Гелена. И как раз тогда, когда в мою сторону к ногам полетел плевок, и подруга, задрав подбородок, ушла, я заметила, что Геле была свидетелем этой ссоры. Тогда, конечно, я не знала, что её зовут Геле. Её во всём нашем частном секторе знали как странную старушку, со своими "тараканами" в голове, все знали её в лицо и знали её дом, поговаривали разное. Старуха стояла на дороге в стороне и смотрела прямо на меня, а потом открыла полубеззубый рот и что‑то крякнула вроде усмешки. Я поспешила уйти.
Моя голова говорила мне, что я совершила ошибку, что теперь я одна, что я совершила гадкий и некрасивый поступок — обозвала человека, не смогла себя сдержать, наговорила всего. А вечером мне станет плохо, вина меня загрызёт, я пойду извиняться, ведь столько лет не просто взять и выбросить, они много значат… а душа пела! Мне казалось, что воздух звенит, что я отгорожена от всего мира, что меня несёт куда‑то в пропасть и я жутко счастлива от этого. Это была какая‑то дикая радость вырвавшегося на волю пленника. И самое удивительно для меня началось потом… чувство вины не пришло. Мой "гадкий" поступок в воспоминаниях приносил мне только радость. Тяжести одиночества я не чувствовала. И более того — встретив и подругу, и её компанию у кинотеатра, я прошла мимо с колотящимся сердцем. Мне казалось, что меня разорвёт от ликования, — мне не надо с ними! Я иду мимо и мне теперь не надо быть с ними! Я как завороженная ехала домой из города, потом шла по улице, потом не удержалась и, размахивая пакетом и сумкой, побежала с криком "Ура — а-а!" по проезду, и не домой, а в сторону леса. И, добежав до какой‑то поляны, упала пузом в траву и долго лежала под солнцепеком, сравнивая эти лучи солнца с всепоглощающим счастьем свободы.
Потом я сдавала экзамены в университет, поступила, — это тоже был праздник. И как обозначение новой эпохи своей жизни, я повыкидывала противную мне одежду, постриглась очень коротко, ровно чтобы состричь все крашеные пряди, перестала пользоваться косметикой. Часто стала гулять в лесу, наслаждаясь одинокими молчаливыми прогулками, окунулась в книги, пересмотрела все свои любимый фильмы, и к концу августа я была совершенно другим человеком. Даже не другим, а будто бы тем самым. Человеком, который был замурован в стене и почти превратился в мумию, но последняя капля крови в жилах спасла сердце от остановки. Вспоминая о той дружбе с девчонкой, я жалела только об одном, — почему я не сделала этого раньше?! Почему я столько лет терпела?! Это же не дружба была, а раковая опухоль!
А первого сентября, когда я вприпрыжку мчалась с остановки в сторону дома, как раз после самых — самых первых пар в университете, я увидела леди Гелену, которая шла с двумя большими сумками мне на встречу. Я настолько любила весь мир и всех людей, что я, даже не спрашивая, подлетела к ней, забрала у неё ношу и с настоящим рвением потопала к её дому.
— Вам такие тяжести таскать нельзя!
— Да я и тебя вместе с сумками унесу, если ты мне на шею сядешь! — Геле возмущенно замахала сухими своими руками, как палками.
— Ой, напроситесь, бабушка! Возьму да и сяду!
Так мы и познакомились.
От окна тянуло приятным влажным запахом. Трис постучал в двери и сказал из прихожей:
— Если не спишь, пошли на работу.
Я вышла, обулась, взяла свой зонт и вышла вместе с Тристаном из дома.
Я не могла сравнивать эти свои два состояния, — сегодняшнее и то, когда мне было семнадцать лет, — сейчас никто надо мной не властвовал, не было ничьего гнёта, мне не хотелось ни против чего бунтовать. Общее было то, что я опять сопротивлялась своей головой чему‑то внутреннему, что стало вырываться из меня… нет, не вырываться, а тихонечко прорастать. Так будет точнее. Я уже поняла, что ещё два дня назад к этим симптомам относилась слишком настороженно, и я опять боялась. Да, боялась! Только если раньше это был страх оказаться не как все, не понравиться, и стать совсем не доброй. То теперь причина была иного рода — я боялась перемены. Всё так налажено. А это что‑то новое потребует от меня жертв! Я ещё не знала, буду ли я счастлива, если вдруг снижу свою оборону и выпущу своё новое "чудовище". Но такое ли это чудовище, если сегодня день превратился во что‑то сказочное?
