Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Дом наслаждений?
Малика смутилась:
— Дворец. Я не видела его снаружи.
— Хочешь посмотреть? — спросил Хёск, немного подумав.
— Хочу. Но из паланкина ничего толком не видно.
— Значит, прогуляемся пешком.
Спустившись с террасы, они долго шли по саду. Молчание угнетало, однако Малика не решалась его нарушить и терпеливо ждала, когда верховный жрец сам поведает о причине визита. Хёск пришёл явно не для того, чтобы показать ей, за каким окном находится спальня Иштара.
— С твоим приездом во дворце много чего изменилось, — наконец проговорил Хёск. — Раньше вся Обитель Солнца принадлежала мужчинам. Здесь находятся залы для совещаний и приёмов, кабинеты советников и военных начальников. За порядком следил тайный советник. Иштар оторвал от его угодий кусок и отдал Хатме. Кто такая Хатма? Откуда она взялась?
— Откуда?
Хёск остановился:
— Ты не знаешь, кто такая Хатма?
— Я с ней не знакома, — ответила Малика, теребя уголок чаруш. — За каким порядком она следит? В Обители живу только я.
— А твои служанки?
— Они тоже бывшие кубары Иштара? — спросила Малика и прикусила язык.
Хёск издал короткий звук, похожий на лай:
— Ну вот… а говорила, что не знаешь, кто такая Хатма.
— Я сказала, что с ней не знакома. — Малика посмотрела по сторонам. — Мне лучше вернуться.
— Мы почти пришли, — произнёс Хёск и двинулся дальше. — Знаешь, кто следит за порядком в Приюте Теней?
— Нет, — ответила Малика, еле поспевая за ним.
— Фейхель. Мать хазира. И знаешь, почему?
— Почему? — спросила Малика растерянно. С чего вдруг жрец разоткровенничался?
— Только там она в безопасности. Шедар брезговал ходить в Приют.
— Он угрожал ей?
— Он всем угрожал.
— Тогда не понимаю, почему Иштар доверил ему подготовку к коронации?
— Братские чувства.
Малика хмыкнула. Чувства Иштара покоятся под неподъёмной плитой — под его безмерной хитростью. Хёску ли этого не знать?
— Его отправили на остров? — спросила она.
— Со дня на день отправят.
Замедлив шаг, Малика покосилась на Хёска. Зачем он придумал сказку о ненависти Шедара к матери? Не было ненависти. Ракшады не знают своих матерей. Мать для них пустое место. И вдруг осенило: жрец пытается её предупредить. Конечно! Иштар приставил к ней доносчицу Кенеш, которая знает единый язык Краеугольных Земель. Поселил не во дворце шабир, как положено, а в Приюте Теней. Затем заманил в Обитель Солнца и окружил её своими верными самками. Потом, припугнув Зрячими, заставил вывернуть душу. Он пришёл к ней в спальню посреди ночи…
Малика сжала в кулаке голову тигра. Надо перебраться к Галисии, туда Иштар не сунется. Внутренний голос зашептал: «Жить в страхе — значит жить в рабстве. Завтра страх станет сильнее, послезавтра — ещё сильнее. И ты уже не вырвешься из клетки, не вылезешь из норы, куда загнал тебя твой страх».
В полном молчании они дошли до кованых ворот; над ними радугой выгнулся мостик с высокой балюстрадой — переход из одной части дворца в другую. Воины распахнули створы. Малика и Хёск ступили на безлюдную площадь, в центре которой в небо извергался фонтан. Краем глаза Малика увидела фрагменты скульптур, но не стала их рассматривать и ни разу не оглянулась, пока не приблизилась к каскаду белых чаш, оплетённых гирляндами каменных звёзд. Ополоснув руки в тёплой воде и стряхнув с чаруш брызги, обернулась.
Это был не дворец. Фасад здания представлял собой белоснежный мраморный горельеф — панорамное изображение грандиозной битвы людей, зверей, птиц и химер. Кони мчат во весь опор, львы вгрызаются в их бока, спруты опутывают щупальцами слонов, носороги вонзают рога в акул, орлы разрывают когтями гигантских жаб, змеи обвивают остовы кораблей… И везде люди: бьются на мечах, карабкаются на мачты, кричат в небо, вытаскивают раненых из-под туш животных, оплакивают погибших. Разъярённые тигры охраняют золотые арочные двери, ведущие во дворец.
Малика долго шла вдоль закольцованного здания, рассматривая поле битвы. Наконец горельефы сменились барельефами. Барельефы плавно перетекли в настенный ажурный рисунок. За всё время не встретилось ни одного окна — они находились с внутренней стороны дворца.
— Хёск, — произнесла Малика и остановилась.
— Слушаю, шабира.
— Хочу вернуться к нашему разговору.
— Вообще-то, я всё сказал.
— Ты высказался, а я — нет.
Хёск склонил голову к плечу:
— Говори.
— Не втягивай меня в свои дела. Я не хочу вариться в вашей… — Малика хотела сказать «каше», но не смогла подобрать на шайдире подходящего слова. — В вашей кастрюле.
Хёск насупился:
— В какой кастрюле?
— В твоей. Я приехала короновать Иштара, и я это сделала. Надо совершить паломничество? Хорошо, я уважу хазира, хотя с бóльшим удовольствием отправилась бы домой. Мне всё равно, какие ты придумываешь ходы, чтобы удержать власть. И всё равно, кто будет править Ракшадой: Иштар или ты. Вы друг друга стоите.
— Твои речи полны яда, — вставил Хёск.
— Вы можете взять меня под стражу. Переселить в каюту корабля или отправить на остров к Шедару. Но я вернусь на родину, Хёск. Обязательно вернусь. Меня никто не удержит. Поцелую землю, по которой ходила двадцать четыре года. Обниму старика, который воспитывал меня с пелёнок. И поклонюсь человеку, который думает о народе. Здесь, в Ракшаде, мне поклониться некому.
— Эльямин…
— Ты находишься в шаге от черты, за которой я перестану тебя уважать. Хорошо подумай, прежде чем его сделать.
Фиолетовая татуировка на лбу Хёска словно наполнилась кровью. Жрец моргнул, и Малика успела заметить на веках татуировки в виде глаз. Странно, но раньше она не видела, как Хёск моргает.
— Шабира… Ты неправильно меня поняла.
— Правильно.
— Я твой друг…
— Единственный и настоящий. Знаю. И потому забуду наш разговор. А теперь отведи меня к Иштару.
Пешком Малика добиралась до храма намного дольше, чем в паланкине, хотя старалась идти быстро. Отвлекали обмены приветствиями с прохожими. Иногда приходилось пробираться через толпы людей, хлопающих в ладоши в ритме барабанов: бум, бум-бум. Хёск шёл рядом, мрачный, задумчивый. Не выдержав, махнул рукой. Воины, опередив Малику, принялись оттеснять ракшадов к заборам и стенам домов. А она смотрела по сторонам, надеясь увидеть хоть одну женщину.
Площадь перед храмом встретила привычной тишиной. Шествуя по фиолетовым плитам, Малика косилась на Хёска, оглядывалась на воинов, идущих следом. Неужели её заманили в ловушку?
Словно почувствовав беспокойство шабиры, жрец тихо произнёс:
— Близится сезон штормов. А он всё молится. Святых мест у нас не так много, но в конце вам надо побывать на Острове Шабир. Если море будет неспокойно, придётся завершить паломничество после ночи Лунной Тишины.
— Ночи Молчания, — поправила Малика.
Хёск отрицательно покачал головой:
— Ночь Молчания перед коронацией. Ночь Лунной Тишины — это наш новый год.
— Когда начнётся сезон штормов?
— Точной даты нет. Когда с еракли опадут цветы.
— Что это?
— Деревья с синими цветами.
— Те, что растут в саду? — догадалась Малика.
Хёск кивнул:
— Ветки уже клонятся к земле. Сезон штормов начнётся чуть раньше.
«И раньше закончится. И я поеду домой», — подумала Малика, однако жрец тут же задушил надежду.
— Я помню, как цветы опали где-то в это время, и море штормило почти четыре месяца. Затишье наступает всегда в одну и ту же ночь.
— Так что с Иштаром? — спросила Малика, подойдя к дверям храма.
— Молится, — уклончиво ответил Хёск, вошёл в храм первым и пошагал вдоль стены, скользя ладонью по письменам.
Под стеклянным куполом шелестели крыльями птицы, по полу метались тени, по стенам прыгали солнечные блики. Посреди зала стоял чан, над ним курился дымок, наполняя воздух сладковатым запахом. Иштар упирался руками в боковую стену и словно толкал её перед собой. На миг показалось, что это Шедар, но нет… Широкие плечи и крепкую спину закрывал кремовый плащ, украшенный золотой нитью. Совершив поворот, Хёск приблизился к Иштару и вынудил его сдвинуться с места.
