Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович (прочитать книгу TXT) 📗
Попытка крестоносцев настичь византийцев закончилась полной неудачей. Пехота не выдержала быстрого марша, а преследовать хитроумного врага силами только конницы, было слишком опасно. Кроме того, за время преследования, всплыли весьма неприятные подробности только что отгремевшего дела. Оказывается, у византийцев были причины для нападения на швабов, о чем Конраду сообщил епископ Пассауский. Благородный Фридрих, вызванный для объяснений, не стал скрывать от дяди, что сжег Ферапонтов монастырь в отместку за убийство своего друга барона фон Зильберштофа.
– Монахи-то здесь при чем? – скрипнул зубами Конрад. – Из-за твоей глупой горячности, Фридрих, мы потеряли полторы тысячи рыцарей и теперь вынуждены вести войну с византийцами вместо того, чтобы помогать своим братьям в Эдессе.
Война с Византией действительно казалась неизбежной. Германские рыцари, умело подогреваемые папским легатом Теодовитом и Вельфом Брауншвейгским, рвались к Константинополю, дабы предать его огню и мечу в отместку за гибель своих товарищей.
Увы, их порыв выдохся, когда они вдруг увидели у стен византийской столицы хорошо снаряженную армию, не уступающую им числом. Император Мануил пошел на изрядный риск, вызвав боеспособные части из восточных провинций для защиты Константинополя, но другого выхода в создавшейся непростой ситуации у него не было. Требовалось, во что бы то ни стало охладить пыл воинственных алеманов и переправить их через Босфор раньше, чем к Константинополю подойдут французы во главе с королем Людовиком. Для решения столь непростой задачи Мануил отправил в лагерь крестоносцев все того же сиятельного Константина. Хотя мудрые старцы из синклита настоятельно советовали ему не раздражать алеманов и без того обиженных воинственным протоспафарием. Однако Мануил, успевший изучить Конрада во время не таких уж давних встреч, полагал, что король алеманов скорее прислушается к доводам победоносного полководца, чем к льстивым речам старых евнухов. Великий логофет секретов, хоть и не был евнухом, но принял едкое замечание басилевса на свой счет, и Мануилу пришлось в частном порядке извиниться перед Арсением, дабы не обижать старого и преданного слугу своего венценосного отца.
В алеманском стане протоспафария встретили куда недружелюбнее, чем в первый раз. Пожалуй, только статус посла и суровый вид оградили сиятельного Константина от оскорблений, готовых сорваться с многих языков. К тому же крестоносцы понимали, что эти переговоры, быть может, последняя возможность избежать кровавого столкновения, вполне способного похоронить все их надежды в самом начале пути на Восток. Епископы Пассауский, Ратисбонский и Фрейзингенский сделали все возможное, чтобы утихомирить свою паству и позволить королю хотя бы приступить к столь нужным обеим сторонам переговорам.
Протоспафарий Константин начал с того, что передал в руки короля убийц барона фон Зильберштофа во главе с лохагом Сафронием. Благородный Конрад расценил этот жест как дружеский, в чем был, безусловно, прав. Кроме того, сиятельный Константин напомнил королю о договорах между империями и вручил ему письмо императрицы Ирины, полное нежных увещеваний. Разговор из откровенно враждебного поначалу медленно перетекал в мирное русло. Что как нельзя более устраивало сторонников Гогенштауфенов и приводило в бешенство приверженцев Вельфов. Закончилось все тем, что Конрад согласился занять Фелопанийский дворец, летнюю резиденцию императора, и воздержаться от враждебных действий до полного прояснения ситуации.
Решение короля вызвало ярость епископа Теодовита, который в узком кругу, разумеется, назвал благородного Конрада изменником. Правда, папский легат не стал уточнять, кому или чему изменил король, дабы не ставить самого себя в щекотливое положение. Герцог Вельф был расстроен провалом тонко разработанного плана, но держал свои чувства в узде, дабы не нарваться на жесткую королевскую отповедь. С Теодовитом согласился только легкомысленный маркиз фон Вальхайм, выразивший готовность сопровождать епископа к королю. Репутация благородного Одоакра среди сторонников Гогенштауфенов была такова, что испортить ее очередной выходкой не представлялось возможным. Что же касается самого Конрада, то он терпеть не мог маркиза и не находил нужным скрывать своих чувств. Возможно, именно этим обстоятельством объяснялась та холодность, с которой был принят в чужом дворце папский легат. Дворце, к слову, настолько роскошном, что даже нагловатый Вальхайм на какое-то время потерял дар речи. И пока благородный Одоакр подсчитывал в уме, какими средствами располагает государь, позволяющий себе строительство подобных сооружений, епископ Теодевит успел выказать свое неудовольствие королю.
– Я знаю, что в моей армии есть люди, готовые втравить нас в кровопролитную бойню с нашим братом императором Византийским. Но я не намерен потакать тем, кто намеревается использовать моих доблестных рыцарей, взваливших на свои плечи тяжкую ношу защиты Гроба Господня, в своих корыстных целях.
– Значит, смерть барона фон Зельберштофа и сотен доблестных рыцарей так и останется не отомщенной? – с вызовом выкрикнул Теодовит, обращаясь не столько к королю, сколько к окружающим его германским князьям.
И, надо признать, слова папского легата нашли отклик в сердцах доблестных графов и баронов, взволнованно загудевших за спиной Конрада. Маркиз фон Вальхайм, обретший, наконец, себя среди неземной роскоши, очень вовремя выкрикнул слово «позор!», не уточняя, правда, к кому конкретно, оно относится.
– Убийцы барона фон Зельберштофа пойманы византийцами, переданы в наши руки и уже допрошены с пристрастием, – холодно произнес Конрад. – Они в один голос утверждают, что их нанял для совершения гнусного преступления один из алеманских рыцарей. Ты случайно незнаком, епископ, с человеком среднего роста, лет тридцати пяти, смуглолицым и темноволосым, с весьма приметной седой прядью в волосах?
– Не знаю такого, – быстро ответил Теодовит, но голос его при этом предательски дрогнул.
– Я уже приказал своим сержантам, найти и арестовать изменника и буду очень вам признателен, благородные господа, если вы поможете мне в этом бесспорно богоугодном деле.
Поднявшийся было ропот мгновенно стих. Поведение короля Конрада, многими осуждаемое, имело, оказывается, под собой серьезные основания. Теперь уже мало кто из германских князей сомневался, что убийство барона фон Зельберштофа было частью хорошо продуманного замысла, венцом которого стала бы война между Германской империей и Византией. Победа в этой войне оказалась бы равносильной поражению, ибо Конрад Гогенштауфен потерял бы единственного своего союзника и вынужден был бы в одиночку отбиваться от своих многочисленных врагов. Ну а поражение и вовсе лишило бы его власти, сделав игрушкой враждебных германским землям сил. Бездна, открывшаяся вдруг перед баронами, заставила их содрогнуться и отступить назад. Многим в эту минуту почудилось, что затеянный папой Евгением поход может обернуться для его участников такими бедами, перед которыми померкнет даже падение Эдессы.
– Мой тебе совет, маркиз, – глухо проговорил Теодевит, садясь на коня, – либо устрани Герхарда, либо помоги ему бежать. Никто не должен знать, что этот человек находился в моей свите.
Глава 8 Царь скифов.
Константинопольский порт произвел на спутников Филиппа ошеломляющее впечатление. Количество скопившихся здесь судов не поддавалось ни подсчету, ни описанию. С немалым трудом две красные ладьи с русами на борту сумели приткнуться к пристани. Никто не обратил на них внимание, если не считать, конечно, портовых чиновников, не замедливших сорвать с дорогих гостей не только пошлину, но и мзду. Олекса Хабар вздумал было протестовать, но Филипп в его сторону только рукой махнул. В столице Византии не принято было ссориться с портовыми служками – себе дороже. Отстали и черт с ними. На поиски подвод у Филиппа ушло едва ли не полдня. Наконец, он пригнал к пристани шесть заморенных кляч, запряженных в скрипучие телеги. К счастью, русы не прихватили с собой товар, а подарки и снаряжение вполне уместились на подводах.
