Тень Аламута - Басирин Андрей (читать хорошую книгу .txt) 📗
Голоса перешли на неразборчивый шепот. Чашка Керима дрогнула, выплескивая простоквашу. Евнух закашлялся.
– Тс-с-с! – одними губами произнес Рошан. И медленно – о-очень медленно – потянулся к посоху. К счастью, опасные гости не обратили на это внимания.
Керим вытер белые усы под носом. В глазах его прыгал страх. Когда кровь одного мусульманина бывает дозволена другому? Неужто началось?!
– Тихо, – приказал Рошан. – Сейчас неторопливо поднимаемся… неторопливо, я сказал! Жди, пока встану.
Он подобрал ноги под себя и завозился, словно курица на насесте. Лицо его исказилось мукой. Битая-перебитая спина, ломаные ноги… Всякий обычный человек, увидев, как Рошан встает, проникался горячей благодарностью к богу за то, что с его спиной и ногами всё в порядке.
Наконец Рошан поднялся.
– Эй, спасибо, дорогой, за трапезу, – бросил он хозяину. – Сколько с нас?
Хозяин топтался в дверях с двумя чайниками в руках:
– Аллах да осияет ваш путь! Вы создали почин, так что денег с вас не возьму.
– Видишь, Керим? Ты всё еще должен мне завтрак.
– Иблис ворожит этому кафиру, – сквозь зубы мотал казначей. – Доброму мусульманину бесплатный нож в брюхо дозволен. А этому…
Рошан вперевалку заковылял к выходу. Воины в джуббах провожали его недобрым взглядом.
– Стой! – опомнился первый. – Подозрительны что-то эти двое.
– Аллах с тобой. Сиди, пей чай.
– Какой чай! Эй, ты!.. – Он вскочил, хватая Рошана за рукав. – Что зубы скалишь? Тебе говорю!
– Вы меня с кем-то путаете, уважаемый, драться в чайхане непристойно. Это удел простолюдинов. А в тесноте, когда посохом не ударить – и вовсе глупо. – Рошан указал Кериму глазами, мол беги. Да побыстрее! Мысль была хороша. Керим засеменил к двери, она распахнулась. На пороге стояла Марьям:
– Рошан! Рошан! Аллах велик! Я нашла вас!..
Как она отыскала эту чайхану, откуда знала, что он окажется здесь, – великая тайна. Чужаки разъярились. Женщинам в местах, где отдыхают чины, делать нечего. Но до них ли было Марьям! Не обращая внимания на людей в джуббах, она кинулась к гебру. Затараторила:
– Рошан, там посланник! посланник! От Тимурташа, только ложный! И Иса… он пришел… Рошан, они схватят Хасана!
Лучше бы она пнула гнездо шершней. Чужаки одновременно вскочили с мест. Блеснули ножи.
Ни бить посохом, ни уворачиваться времени не осталось. Жалобно пискнула Марьям, когда гебр задвинул ее себе за спину.
– Эй! Эй! – заорал старший. – Больно прыток! А кинжал в брюхо?
– Бей! Бей! Бей! – вступил второй.
Керим бросился к двери. Та вновь распахнулась: на пороге стоял еще один чужак в приметной джуббе. Закатив глаза, евнух сполз на пол.
– Это что еще? – нахмурился вошедший. Окинув взглядом духан, он властно шагнул вперед. Рошан перехватил посох поудобнее, примерился…
…и перевел дыхание.
– Вот вы где, сыны ослицы! – новый гость грузно затопал к шпионам. – Оголодали, шайтаново семя? Пловика по-манбиджски захотелось? А ну встать!!
Воины и так стояли. Но от этого окрика они подпрыгнули, стремясь вытянуться еще больше.
– Наши уже во дворце, – пролаял гость. – Хасана с мига на миг повезут из… – Он смятенно оглянулся на Рошана: – Аллах велик! Что здесь делает этот бродяга?
– Это враг! – сорвался с места первый. – Позвольте, я выпущу ему кишки!
– Стой! Сам разберусь.
Гость повернулся к Рошану. Мордатый, здоровый – зубр зубром. Поди свали такого.
– Соглядатай? От Хасана?
– Вовсе нет, уважаемый, – затараторил гебр. – Служу здесь. Чай подаю, на столы накрываю, хурма-бастурма. Все меня знают, все помнят! Кого хочешь спроси: всяк ответит, другом назовет!
Марьям сжалась в комок. Глаза ее затравленно блестели из-под хиджаба. Рошан выхватил из рук онемевшего трактирщика чайник. Придерживая посох под мышкой, налил в пиалу ароматной коричневой жидкости.
– Угощайтесь, благородный господин! Угощайтесь, благословенный воин!
Гость вызверился на гебра волком.
– Не понял.
– Сейчас поймешь.
Золотисто-коричневая струя выплеснулась из пиалы. Хлестнула по лицу мордатого.
– А-а-а!!
Воины рванулись, но поздно. Фаррох разбил манник о голову самого быстрого, второго – посохом и зубы и бежать.
– Марьям, скорее! Керим, двигай задом!
За спиной дурными голосами выли ошпаренные заговорщики.
МЕЛИСАНДУ ЖДУТ «ГРЯЗНЕНЬКИЕ ДЕЛИШКИ»
Темнота и сырость – вот неизменные атрибуты любого каземата. Сколько позади тюремных дней? Мелисанда уже не помнила. Она лежала на охапке саломы, прислушиваясь к звукам за дверью. Где-то скрипели половицы, сменялся караул. Охал и бормотал коротышка тюремщик.
Мелисанда осторожно уселась. Спину саднило.
Приходилось кусать губы, чтобы не заплакать. Морафия вчера собственноручно выпорола дочь. Недостаток умения королева восполняла энтузиазмом.
– Стой! – прикрикнул тюремщик неведомо на кого. – Сиди спуокойно, шелудивий пес! Кому говорью?
Диккон говорил с причудливым акцентом. Сколько принцесса ни ломала голову, она так и не смогла понять, откуда стражник родом. Гласные в его речи перетекали одна в другую, звучали широко и вкусно. Ему бы актерствовать, а не ворье охранять.
– А что, Дик, – отвечал незнакомый голос, – осталось на донышке? Клянусь пояском Марии Египетской, я алчу и жажду. А ты глух к моим стенаниям, словно жена Лотова.
– Побойся бога, Аршамбоу! Ты в темнице, гнусный храмуовник. Зачем я дуолжен тебя поить?
– Хе-хе! – Что-то звякнуло. – Почему… Потому что ты мне вчера все ключики продул от дальних камер. А ну как Гранье ворья насажает? В шкафу ты их станешь прятать, что ли?..
– Гуосподь покарает тебя, храмуовник! Ну… разве по маленькуой.
– Дело. Раскидывай! Ставлю ключи против бутылки.
Мелисанда прижалась ухом к двери. Неведомый узник не шутил: он действительно собирался сыграть с тюремщиком в кости. Зашаркали подошвы Диккона. Загремели решетки.
– Пуоклянись, что не убежишь, храмуовник.
– Я что тебе, жена Лотова? Ты ж меня, почитай, каждый месяц запираешь.
– Клянись! Знаю я вас, муорд рицарских.
– Ладно. Я, Аршамбо де Сент-Аман, рыцарь Храма, клянусь пояском Марии Египетской, что не буду женой Лотовой и последней сволочью. Клянусь, что не сбегу из тюрьмы, оставив друга моего Диккона в одиночестве распивать бургонское, присланное магистром де Пейном… эй! эй! Куда набуровил столько?.. А мне?.. Договаривались же по три бокала!
Тюремщик что-то проворчал в ответ. Вновь забулькало вино. Мелисанда с тоской вздохнула. После вчерашней порки и допроса немилосердно хотелось есть и пить. Устраиваются же некоторые! Этот вот… как его… Аршамбо де Сент-Аман. Словно дома!
Мелисанда даже стишок сложила:
Аршамбо де Сент-Аман, Плачет по тебе тюрьма.
Но стихи стихами, а тюрьма по храмовнику вовсе не плакала. Наоборот, веселилась. Игральные кости стучали, и счастье игрецкое переходило с одном стороны на другую.
– Ставлю меч против твоего кубка, пояса и ключей!
– Храмуовник… – в голосе Диккона звучала Укоризна. – Твуой меч в этом сундуке. Он не твуой и не муой. Он принадлежит закуону.
– Ладно. Не будь женой Лотовой… Ставлю лошадь Жоффруа. Он всё равно не узнает. А ты доешь вот этот окорок.
Скоро храмовник проиграл и лошадь, и сбрую. Потом отыграл и добавил к этому пояс тюремщика. Диккон вступил в полосу невезения.
– Жена Лотова!.. – доносилось до Мелисанды.
– Муорда рицарская!..
– Но-но! Без жульства! У Храма длинные руки! – Наконец, после ожесточенного перестука костей ликующий голос Аршамбо возвестил:
– Хо-хо! Я выиграл! С тебя прогулка по коридору.
– Муорда храмуовничья… Ладно, Аршамбоу, пуока я не осушу этот кхубок, можешь гулять. Но берегись! Я… Эй-эй! Куда ты забруосил его?! Это мой кхубок!
– Тебе же говорили – у Храма длинные руки. А ты не верил. Я видел внизу хорошую стремянку. Сбегай, Диккон. Тогда, может, достанешь.
