Тень Аламута - Басирин Андрей (читать хорошую книгу .txt) 📗
Плюнуть в мучительницу у Мелисанды тоже не вышло. В горле пересохло от страха.
«Ой, мамочки! – билось в висках. – Да что же это? Да ведь это меня… со мной…»
– На скамеечку… на скамеечку, пожалте, сударыня… Не оступитесь, здесь кровосточек… Ручечки за спиночку… Сейчас петелечку накину принцессочке… ох незадачечка!
Палач с недовольством на лице рассматривал веревку:
– Вот горюшко… Не королевская веревочка… нет, не королевская! – Он обернулся к Морафии: – Не извольте беспокоиться, Ваше Величество. Да только всё должно быть по правилочкам. И веревочку мы сменим. Да…
С тупой обреченностью Мелисанда смотрела, как палач снимает с дыбы «простецкую» веревку. От сухого чада жаровен першило в горле. Арман, непрерывно извиняясь, влез на скамейку рядом с принцессой. Потный, мешковатый – он выглядел мальчишкой. Вот он привстал на носочки и принялся распутывать узел:
– А в сундучке у меня новая веревочка. Простите, Ваше Высочество… Извините… еще разик побеспокою… вот так…
Из носа палача выглядывали белые волоски. Работая, он от усердия высовывал язык. И пахло от него чем-то сладким, радостным – фруктовой сдобой или фисташковой халвой.
– Вот… вот, сейчас… В сундучке…
Арман спорхнул со скамейки и засеменил к своему сундуку.
Интересно, как выглядит «королевская» веревка? Она в блестках? В золоте, изумрудах? Живыми цветами расшита?
– Один моментик… один-одинешенек!..
Ключ вошел в замочную скважину. Замок скрипнул, и крышка бесшумно откинулась. В сундуке лежал человек в полосатом халате. Плешивый. Низкорослый. Кривоногий.
Палач сдавленно пискнул и отпрянул. Плешивец выскочил из сундука, и в руке его сверкнул кинжал. Тени разбежались по стенам.
– Стража! – заорала Морафия. – Стра-а-ажа! Ассасин в замке!
Нож бродяги полоснул по балахону Незабудки. Должность иерусалимского палача стала вакантна.
А Мелисанда получила короткую передышку.
ТЯГОСТНЫЕ РАЗДУМЬЯ ЕВСТАХИЯ ГРАНЬЕ
Один из стражников распахнул двери. Еще четыре внесли плащ, на котором валялся залитый кровью ассасин.
– Тьфу, пакость какая! – Тот, что открывал двери, перекрестился. – Ишь, нехристь.
Сенешаль наклонился к раненому. Приподнял веко, глянул. Подергал распоротую мечом полу.
– Не жилец парень… И понятно. Ножом да удавкой орудовать одно, а мечом – совсем другое. – Евстахий брезгливо вытер руку о халат убийцы.
– Хорошо. Перекройте все входы-выходы во дворец. Чтоб ни одна крыса не проскочила. Ясно?
Стражники истово закивали.
– Ну славно. Идите, братушки, исполняйте свой долг.
Уже в дверях один из солдат обернулся:
– Сир, к вам патриарх де Пикиньи. Хочет говорить с вами.
– Клянусь гробом Господним, это кстати! Я сам хочу говорить с ним. Пусть войдет.
Стражники убрались. Вместо них появился плотный ширококостный человек в рясе. То ли ряса его была скроена так неряшливо, то ли телосложением гость не удался, но казалось, что у него нет шеи и голова растет прямо из плеч. От этого взгляд Гормона де Пикиньи, иерусалимского патриарха, был исполнен подозрительности.
– Сир Евстахий! Так-то вы несете службу, – без предисловий начал патриарх. – Убийцы разгуливают по дворцу!
– Что делать, отче… Порода сучья, ассасинская. И лезут, и лезут – медом у них тут намазано, что ли?
Священник подошел к окну, выглянул на улицу. Осмотрел шкафы, заглянул под кровать. Лишь убедившись, что их никто не подслушивает, спросил:
– Как он проник-то?
– Во дворец? Известно как. – Пришла очередь Гранье оглядываться. – У королевы Морафии в прихожей два сундука стояли. Одинаковые. Убийца схорониться хотел, да не судьба. Обмишулился, бедняга. Крышку перепутал.
Патриарх покачал головой:
– Вы хорошо осведомлены, сир Гранье. Простите, я дурно о вас думал. И вы знаете, что это были за сундуки?
– Один – иерусалимского палача. Второй – Гильома де Бюра.
– Вот новость! Почему палач, я понимаю. Но де Бюр?
Евстахий усмехнулся. Когда ему это было выгодно, Гормон де Пикиньи умел думать о людях хорошо.
– Очень просто, – объявил он. – Гильом и королева – любовники.
– Ц-ц-ц! И значит, ассасин пришел убить коннетебля?
– Не совсем так. – Сенешаль показал Гормону свернутый в трубку пергамент. – Вот это нашли убийцы. Он, оказывается, гонцом подрабатывал. Принес письмишко коннетаблю, а тот его взашей. Даже во дворец не пустил.
– Разрешите глянуть?
– Баш на баш. Сперва вы мне ответите на вопрос.
– Спрашивайте, сир.
– Почему это вас не удивил сундук палача в покоях Морафии?
– Меня не удивил? Как? Когда?!
– Вы только что признали, сир Пикиньи, будто это вас не удивляет.
– Я признал? Что ж. Отпираться не буду. Тем более, я с самого начала хотел поговорить об этом. Знайте же, сир Гранье. Вчера вечером к одному из священников пришла армянка Сатэ. Вы, верно, видели ее. Она смотрит за юными принцессами. Старушка нарассказала много интересного.
– Да?
Гранье подался вперед, но Пикиньи погрозил ему пальцем:
– Всё сказанное на исповеди остается тайной! Подробностей даже я не знаю. Но священник умолял спасти старшую из дочерей короля…
– Мелисанду?
– Истинно так! Я приказал своим людям разузнать поподробнее. Оказалось, что Морафия держит Мелисанду в тюрьме. Уже недели две.
– Чертова баба! А кто арестовывал девчонку?
– Люди де Бюра.
– Бедная девушка… – Гранье кусал губы. – Она приходила ко мне за помощью. Как же я не догадался… Старый болван!
– Теперь-то вы дадите мне это письмо?
– Теперь-то? Пожалуй. Читайте, отче.
На короткое время в комнате воцарилась тишина. Лишь клекотал воздух в развороченной груди ассасина да стучали сапоги Гранье. Сенешаль расхаживал вокруг стола, временами бросая осторожные взгляды на раненого.
Об ассасинах ходили всякие легенды. И Гранье верил им – серединка на половинку.
Переодеваться в купцов и монахов?
Пожалуйста!
Клятвопреступничать?
Легко.
Ножом бить без промаха?
Очень может быть.
Но не рассказывайте мне о превращениях в собак. О гашише и черной магии. Отрубленные головы и райские сады оставим на совести болтунов-путешественников. Но самое главное: человек, у которого разворочена добрым клинком грудь, уже не встанет. Даже из последних сил.
И всё же… Откуда-то эти легенды берутся?
– Бог мой! – священник вытер рукавом пот, – нехорошо так говорить, но я поражаюсь нашему королю. Он ведет себя, как ребенок.
– Хе-хе! Раньше проще было, отец Гормон. Если меч, то это меч, если вассал – то вассал. Мы, которые старые крестоносцы, еще от Урбана…
– Доверить Гильому де Бюру свое спасение! Этому циничному прохвосту!
– А я, между тем, поражаюсь сметке ассасина. Он не собирался никого убивать. Он пришел передать письмо короля де Бюру. Но, черт возьми! – Сенешаль принялся загибать пальцы: – Выследить коннетабля. Узнать, куда он ходит. Проникнуть почти в самые покои королевы…
– У Старца Горы есть помощники в Иерусалиме.
– Да уж. Не без того. – Он наклонился к ассасину, заглядывая в мертвеющее лицо: – Хорошо, что тебя убили мы, парень. Гасан на расправу круче. У него бы ты мучился дольше.
– Полагаю, сира Гильома извещать нет смысла?
– Куда там! Он уж, почитай, давно в Триполи. Да и не станет проходимец короля спасать.
– Но что тогда? В письме ясно говорится: не позднее середины мая. Иначе Его Величество погибнет от ножей ассасинов.
Гранье вновь принялся мерить шагами комнату. Речь его сделалась сбивчивой:
– Смотря откуда… если, положим… то и… – Наконец он остановился. Пристально посмотрел на патриарха:
– А что, если поехать вам? Ведь сам способ спасения короля… он в какой-то мере касается и вас.
– Исключено! Моя паства нуждается во мне. Если уж кому и ехать, то вам.
– Никак нет, отче. Налагайте любые епитимьи – я не поеду. Очень уж шатко всё. – Гранье понизил голос: – Я-то, может, и спасу короля, а что потом? Морафия чудесит, Гильом свою выгоду ищет. Погубят они королевство.
