Старичок – бодрячок, или хроники попаданца (СИ) - Борискин Александр Алексеевич (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
За время шторма корабль унесло далеко на север за Ньюфаундленд.
Пришёл боцман проведать своих пассажиров. Попаданцы выставили бутылку коньяка, которую враз втроём прикончили. По его словам, всё обошлось малой кровью: скорее всего корабль отклонился от графика на три дня. Но если будет сильный попутный ветер, опоздание можно сильно сократить.
Виктор поинтересовался, как пассажиры перенесли шторм.
— Из ста шести пассажиров умерло семеро, из них пять детей и две женщины. А так больше ничего особенного не случилось. Трупы уже выбросили за борт. Теперь посвободнее в трюме будет.
Свежий ветер сменил направление и теперь дул как раз в сторону Бостона. Корабль нёсся на всех парусах и пришёл в место назначения с отставанием всего в один день.
Глеб и Виктор в последние два дня только и делали, что обсуждали свою дальнейшую жизнь в этом новом мире.
— Английский и французский языки я не знаю. Более-менее говорю только на германском. Мне надо искать такой регион в Америке, где в своём большинстве живут германцы. Боцман сказал, что вокруг города Чикаго очень много поселений германцев. Поеду туда. Я хороший механик, а в этом районе, говорят, выращивают зерно, имеется много паровых механизмов для возделывания почвы и обработки урожая. Найду работу, буду учить английский язык, может открою собственную мастерскую. Не пропаду. А ты, Глеб, куда планируешь податься? Чем собираешься заняться?
— В Америке никогда ни в одном из миров не был, но слышал о ней много хорошего и плохого. В своё время пришлось работать по многим специальностям: руководил деревообработкой, занимался бухгалтерским учётом, работал в банковском бизнесе. Торопиться не буду. Одно знаю: привык жить в большом городе: там мне уютно. В провинции жизнь течёт медленно, размеренно. Атмосфера жизни в городе, особенно большом, всегда более энергетична и информативна — именно такая мне больше нравится. Так что сначала присмотрюсь к Бостону, поживу немного там, может за что-нибудь зацеплюсь, тогда останусь. Если нет, то переберусь в Нью-Йорк — это огромный город, места в нём для всяких людей хватит.
Попаданцы понимали: пришло время им расстаться. В тяжёлую минуту они пригодилось друг другу, чтобы выжить. А сейчас поняли, что кроме благодарности за оказанную друг другу помощь их ничто не связывает.
Перед самым прибытием в Бостон сделали ревизию своих запасов продовольствия: практически, кроме трёх бутылок коньяка ничего от них не осталось. Пустые корзины решили оставить боцману — он им применение найдёт. Ещё раз перебрали свои вещи. Решили пока ничего не выкидывать: вдруг пригодятся.
Зная, что встречают по одёжке, внимательно отнеслись к своему внешнему виду: оделись, по возможности, получше. Ведь придётся по прибытии сразу идти в учреждение по приёму эмигрантов, там регистрироваться. Надо хотя бы своим внешним видом произвести на чиновников хорошее впечатление.
Учитель ещё в Ажене говорил, что при регистрации в Америке можно называться любым именем: там ни свидетельство о рождении, ни паспорт не требовались. Графа «национальность» имелась только в анкетах эмигрантов и заполнялась ими лично. В выдаваемых им новых документах она отсутствовала. Но было одна неприятная процедура: после получения новых документов на плече эмигранта ставилась татуировка с номером, по которому всегда можно было определить, где хранится его анкета и узнать всё, что записано в ней и выданных ему документах. Оказывается, все жители Америки имели такие татуировки, накалываемые им в двенадцатилетнем возрасте.
Виктор этим вопросом не заморачивался: он венгр, имеет при себе паспорт и ничего изменять в новых документах не собирался.
Глеб же задумывался над этим вопросом не с проста: у него имелось два паспорта.
По одному он значится Гурием Ивановичем Костровым, родившемся в 161 году в деревне Костровка Гдовского уезда Псковской губернии, крестьянином. Русским. Паспорт был выдан много лет назад при вводе императорского указа об обязательном наличии фотографии в этом документе. Поэтому в нём имелась соответствующая фотография старика.
Был и другой паспорт: на имя Глеба Штрауса, германца по рождению, гражданина Германии, уроженца земли Верхняя Бавария, где также имелась фотография. На ней он также выглядел стариком, но был помоложе, чем на первой. Сейчас, по мнению Виктора, его вид соответствовал молодому мужчине тридцати пяти лет, не более.
Но у него было и третье, настоящее имя: Глеб Петрович Котов. На каком имени остановиться? Или придумать себе ещё какое-нибудь? Какой указать возраст? Какую национальность?
Сейчас, может быть, это и не имеет значения, но что будет через пять, десять, двадцать лет? Как изменится политика Америки и не будут ли записи в анкете и паспорте иметь решающую роль для каких-либо решений в отношении его, любимого? Об этом необходимо было думать уже сейчас, потом будет поздно.
«Пока это всё мои догадки. Когда окажусь в очереди на регистрацию послушаю, кто что говорит, особенно служащие Регистрационного Центра (РЦ). Тогда и приму окончательное решение.»
Морской парусник ошвартовался в порту Бостона в полдень. Когда спустили сходни и полицейские оцепили мол, на который проходила выгрузка людей с корабля, боцман в первых рядах провёл к трапу Глеба и Виктора. За ними стали выходить другие пассажиры. Это было жалкое зрелище: грязные, измученные люди выходили на мол таща на себе детей — те настолько ослабели за путешествие, что самостоятельно не могли двигаться. У многих, чтобы тащить ещё и жалкие вещи, не хватало рук. Они привязывали их к себе верёвками и буксировали за собой по молу.
Эмигранты проходили по коридору, образованному полицейскими. Среди них находились врачи, в обязанность которых входила первоначальная сортировка прибывших по внешнему виду. Явно больных людей отделяли от общего потока и сразу отправляли в изолятор.
Поток эмигрантов втекал в Регистрационный Центр (РЦ) и попадал в большой зал, где стояли специально подготовленные люди. Они разделяли его на несколько тоненьких ручейков, направляемых в разные двери. Попаданцы, выглядевшие здоровыми и сильными, в хорошей одежде с рюкзаками на плечах, были отфильтрованы в крайний слева ручеёк и прошли в большую комнату, где стояли несколько столов и люди в белых халатах и таможенники в форме. В ней им предложили раздеться догола и пройти медосмотр. Возмущаться смысла не было, требование было вполне законным: никакая зараза не должна была проникнуть в Северную Америку.
Они быстро были осмотрены врачами, затем таможенники осмотрели их вещи, выложенные на столы. Револьверы не вызвали никакого непонимания, наоборот, один из них, осмотрев револьверы, предложил их продать, посчитав за некую реликвию, относящуюся к концу девятнадцатого века, за двадцать пять долларов каждый. От чего друзья благоразумно отказались, предположив, что в местном антикварном магазине можно получить гораздо больше. Замечаний в отношении выложенных на столы вещей не последовало. После этого людей сфотографировали, выдали картонки с написанными на них номерами, разрешили одеться и собрать вещи в рюкзаки. Далее их пропустили в регистрационный зал.
Он был огромен. Посередине зала стояло больше десятка столов, за которыми сидели служащие и заполняли со слов прибывших, анкеты. К каждому столу тянулись очереди эмигрантов. Затем каждая анкета или прочитывалась эмигрантом самостоятельно, если он владел английским языком, или зачитывалась служащим, его заполнившим. Тут же все замеченные ошибки исправлялись, и анкета передавалась на стоящий сзади следующий стол, где оформлялся паспорт. Далее эмигрант подходил к столу, где принимал гражданство Северной Америки и ему вручалась её Конституция, отпечатанная в виде брошюры.
Вся процедура от момента заполнения анкеты до получения паспорта в среднем занимала около часа.
Потом он проходил к столу, где по выданным номеру находили уже отпечатанную фотографию, вклеивали её в паспорт, на котором эмигрант расписывался, и затем он следовал в последнюю комнату, где ему делали татуировку персонального номера, соответствующего номеру в паспорте.
