Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− Не медь? — зло пошутил Воробей.
− Не беспокойтесь, − адвокатишка бросил вкупную пятерку и пропойный штивер не забыл.
− И меня возьмите, − подсел очередной умник.
− И на мою долю раздай! — требует здоровяк, из тех, что привозным зерном барыжат.
За столом не тесно, но плотно. Ридус глянул на мерную свечу. Еще час и ему можно будет покинуть стол. Самый долгий час в его жизни.
ˮНадо осторожнейˮ — убеждал игровой себя. Наигранное за вечер, легко уйдет в чужие карманы за каких-нибудь десять минут. Да что там! Один неверный ход и все!
Теперь Ридус играл очень осмотрительно. Вперед как прежде не рвался. Но и от игры не отлынивал, не падал, поддерживал, не отвадить удачливость. Сегодня-завтра и опять за стол.
Он снова выигрывал. Порой сам не понимал как. Если раньше мог бодаться за банк с позорной дамой, то тут случалось с валетом проканывало. А однажды на десятке всех прокатил! Карта выпала поганенькая, заявил не пасовать и пролезло! Самому смешно! Серебра за вечер срубил, пришлось поменять на золотишко. Не торговым курсом, а по-свойски, двадцать к одному. Иначе в сапог ссыпай и неси до дому босым.
Уж и досидеть оставалось игровому до колокола минут десять-пятнадцать, он уже и в расклад сильно не вникал, опять сообразили, шапкуˮ.
ˮЧто ж такое!ˮ − боролся Ридус с искушением и не мог устоять. Не мог и все!
Не припомнить такого. Два раза за вечер, шапкаˮ игралась! Ввязался, что с обрыва в холодную воду. Будь что будет. Глупо скажут, по-дурацки рискнул, на фуфле удачу стряс! Но ведь выиграл! Выиграл!
С такого небывалого фарта Ридус выставил публике угощение. Вина, закуски, баловство привозное. Отсыпал девкам на сладкое. Все чин чином. Зазвал всех. Пригласил и старого обидчика. Тот отказался. Дело барское, силком не тянут.
Пока шинок веселился и налегал на дармовщину, Колин разговаривал с Саман. Каждому свой выигрыш. Кому деньги, кому речи сладкие. Она не против поболтать. За разговором и серебро потянется.
− Не нравиться у нас?
− У вас? Ты про шинок?
Большая Лодка Колину глянулась. Конечно, по совсем иным соображениям, чем Саман могла подумать. Что объединяет хижины, дворцы, строгие храмы, неприступные крепости, заоблачные цитадели? Двери. Их охраняют и стерегут, за ними досматривают. Но что есть двери? По сути, по существу. Дыры!
− Просто замечательно, − признал унгриец и не сдержался, улыбнулся смуглянке.
ˮА все дыры не учтешь.ˮ
− Чего тогда не веселишься?
− Не весело.
− Денег жалко?
− Не в деньгах счастье.
− А в чем?
− Счастье обычно с кем, − поправил Колин и подмигнул.
− Ой, ли?
− Сама рассуди.
− Рассужу. С этим у тебя что?
−???
− Не придуривайся, − ни на грош веры унгрийцу. − Со счастливчиком.
− А что у меня с ним может быть?
− Он на тебя так смотрел…
− Ревновал?
− Как Питч, когда приходит за деньгами, а их у меня нет. Не серебрушечки.
− И?
− Приходиться ноги раздвигать, иначе на улицу выкинет. Старое Брюхо потом счастливый! Точно такой, как твой приятель.
− Приятель это сильно сказано.
− Но знакомы?
В Большую Лодку унгриец попал неслучайно. Псари шепнули, где ему вечером отыскать Ридуса. Но оказалось и без игрового, столько примечательного! Сам шинок и смуглянка.
− Довелось сойтись. А ты чего постишься?
− С родней общаюсь, − Саман повернула голову, приподняла подбородок. Тонкий шрам остался навсегда. − Почти близнец.
− У тебя богатая памятными событиями жизнь.
− Не жалуюсь.
− А хотела бы?
− Жалельщика не сыщу.
− Я подойду?
Ох, ты глаза, что у голодной рыси. Того гляди зашипит-зафыркает.
− Может и подойдешь.
− А без может? Подойду?
− Забавный ты. Необычный.
− И только?
− Чего не знаю, того не знаю. Не сходились.
− Уже сошлись, — игрался словами Колин. Любимое занятие у него в последнее время.
− Рассматривать за предложение подняться ко мне?
− Если скажешь, что прячешь?
− Между ног?
− Под чудной розой. Что под ней? По правде.
− Неутоленная жажда узнать, где живут банши.
Про банши не обманывал. Желала. Остро. После получения памятного шрама на шее.
− И потому Саман?
− И что? Вон та, кудрявая, Форточка.
− Скрытничаешь? — не оставлял Колин, непростую тему для смуглянки.
− А скажу? Во сне звать будешь, как понравлюсь?
Ридус проявил похвальную предусмотрительность. Потерся тут, присоседился к тем, потрещал с Папашей Питчем, после чего угадав момент, вымелся из шинка. Предстояло, унести добытое в удачной игре. И если одна часть Ридуса тряслась от страха, нарваться на Ночных Кумовей, то вторая отплясывала тарантеллу и гремела в бубен. Он умыл кривомордого! И осознание незабываемого деяния, по-особенному грело его растревоженное сердце.
Когда до порога дома оставалось не более полусотни шагов, его окликнули.
ˮКанальщики…ˮ — приговорил себя Ридус, вспоминая злую потную морду Борова. — ˮПопробовать столковаться?ˮ
Обнадежиться не получилось. Псари, те пожалуй, оставили бы в живых, а вот канальщики… Этим все равно скольких отмаливать. Одного или десяток. А пообещать отдать следующий выигрыш? Нет! Это дорога в один конец. Оседлают, до скончания века будешь мохноухим ишачком, свои деньги, на своем горбу, им в карманы таскать. Единственный выход бежать. Резко стартануть в проулок. Но и это вряд ли возможно. Золото обжигало сквозь одежду. Серебро оттягивало карманы и казалось неподъемными веригами. Не шагнуть, не скакнуть. Но не ноги виноваты. Внутри скисло.
− Чего надо? — не дерзил Ридус озлоблять бандитов без необходимости.
− Разговор имеется, − объявили ему.
Их трое. Воробей старшим. Он не боится быть узнанным. Значит, о чем бы ни договорись, конец один.
− До утра не подождет? — тянул время игровой. А вдруг, вдруг, вдруг…. Не весь же фарт за столом просидел?
− Ты не баба, до зорьки тебя манежить.
Загнанной лисицей пялился в темноту Ридус. Защипало нос, на глаза навернулись слезы обиды. Жить-то, как хотелось! С такими деньгами, что у него нынче завелись, чего не жить-то!
ˮВот пропастина! Не иначе сглазили или порчу наслали. Зря ходил смотреть как ведьму жгут, прокляла. Как есть прокляла!ˮ
К горлу подкатили рыдания. В коем веке серебра снял, с обидчиком поквитался, а по итогу получается на погибель напросился? Ведь не оставят жить. Зачем им живой? Мертвый не укажет, кто его раздел-разул, мошну вывернул.
− Может, побегать надумаешь? — подзуживали Ридуса. — Удачу спытать? Спытай, мы не против. А то за столом перло, а тут что? Спытаешь? Ставка больно хороша. Фартанет, до смерти памятно будет.
Не фартанет.
ˮГосподи, избави мя. В храм пожертвую. Нищим раздам, − сулил игровой, отчетливо осознавая тщетность откупных обещания. − ˮКарты брошу. Паломником пойду. Жить хочу, Господи!ˮ
За спинами нападавших неслышно проявилась фигура. Звездный свет ожелтил контуры головы и плеч. Сизой иглой протянулся по клинку. Одного из вымогателей резко бросило вперед, пластом, в лужу. Оставшиеся двое отпрыгнули и тут же охотничьей парой кинулись на обидчика. Добычу не уступят, не отдадут.
Ридус смаргивая слезы, заворожено отслеживал ночную короткую схватку. Полуослепший и полуоглохший от страха и грохочущего в венах кровотока, он стиснул до боли челюсти, не заскулить.
Тот, другой, управился быстро. Переступая через одну из жертв, подпнул вываленные кишки.
− Чего разложился? Подбери.
ˮЗачем он с ним так? Зачем?ˮ — метались испуганные мысли Ридуса. Ему сделалось еще страшнее, когда признал, кто его спас. Лежать и ему с вываленными нутром и мучиться последние минуты жизни. И минуты эти будут сладким как никогда. Ибо последние, что отпущены ему Небом и кривомордым.
— Бога вспомнил? Не говори, нет.
Игровой утвердительно кивнул — вспомнил.
− Так всегда. Пока жизнь пальцы не прищемит, троеперстия не отмахнем, — унгриец резко стряхнул со шнепфера кровь. Привычка уже. — Не умеешь ты играть. За картами не следишь, за деньгами не следишь. За игроками не смотришь. И выбирать не умеешь, где и с кем за стол сесть. И сколько снять, не подавиться на радостях.
