Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ) - Смирнов Владимир (читать книги без сокращений txt) 📗
Братья переглянулись: за три года больше десятка покушений. Это только те, о которых они знают. Если верить сотнику.
— Да, — согласился Мечислав. — Четвертак действительно не остановится.
Доннер
Предутренняя сырость разбудила Мечислава лучше всяких петухов. Огляделся, вот шельма, перенесли в шатёр. Снаружи фыркали кони, перетаптывались. Князь вскочил, откинул полог. В утренних сумерках увидел воеводу с волхвом, запрягающих троих лошадей. Вторак гладил свою Звёздочку, успокаивал. Посмотрел на Мечислава, улыбнулся:
— Выспался?
— Зараза, ты.
— Не таись, говори в голос. Я воинам в похлёбку травки местные покрошил, успокаивающие.
— Тихомир, а ты?
— Да на тебя смотреть было страшно. Сам гнал и людей сморил. Надо было тебе.
Князь прислушался к себе. Вчера не замечал, привык на усталости и злости идти, а сейчас — разницу увидел, признал — надо.
— Ладно. Брод нашли?
— Нашли. — Тихомир поманил сотника, неловко прячущегося за деревом. Тот подошёл расстроенный непонятно чем: то ли его рассекретили, то ли с собой не берут. — Слухай, сотник. Ты здесь главный, тебе, если что, людей домой вести, понял?
— Понял, — буркнул мальчишка.
— Эх. Смотрю на тебя, себя вспоминаю. Да пойми ты…
— Погоди, — Мечислав прервал воеводу. — Огниво, в каждом крупном городе стоит Змеева сотня. Как считаешь, сколько стоит там, у горы? То-то. Не хочу я самых верных людей на гибель вести, понимаешь?
— Понимаю я.
— Вот ведь, зараза. Понимает он. Такого без лука не схарчишь. Пойми, я мог бы приказать, но я прошу.
— Понял я, понял.
Мечислав похлопал сотника по плечу, крепко обнял. Постояли.
— Всё, бывай.
К реке спустились по водопойной тропинке. Что за лоси тут ходят — тропка узенькая, но крепкая, не осыпается. Брод оказался чуть выше по течению, на разливе. Вода едва слышно журчит на камнях, ворчит о своей вечной дороге. Пусть уж лучше ворчит: стоячая да тихая вода лишь тухнет. Пока перебрались на другой берег, небо на востоке посветлело, облака на западе окрасились розовым. Утренние птицы начали просыпаться, а может быть это им злые люди не дают спать. Туман напитан травами и сырой землёй. И вездесущее комарьё в безветрие. Пора и честь знать.
***
Скакали сперва робко, боялись лошадям ноги попортить, но чем дальше светало, тем больше смелели, туман развеивался, и, вот уже несутся во весь опор, прижав головы к гривам, хоронясь ещё холодного ветра. Пару раз Мечислав оборачивался, смотрел, как отдаляются от леса, но теперь всё больше смотрел на приближающуюся с каждым шагом Змееву Гору. Что-то волхв напутал. Или с вечера все уставшие были, или у страха глаза велики. К полудню проскакали почти полпути, остановились напоить животных в стоялой, затянутой ряской луже. Волхв достал лепёшку, поделил, Мечислав намекнул, что может быть он сам, один, его это дело. Вторак лишь молча отошёл в сторону, начал развязывать порты, зажурчало. Воевода плюнул под ноги князю, оценил растерянный вид, решил растолковать.
— Не твоё это дело, робёнок. Вторак Змея поболе твоего ищет, да и у меня к нему вопросов набралось. Раз уж мимо проезжаю, задам, задам. У меня другое на душе. Где охрана? Где ловушки? Где несметные полчища Змеевых людей, которых, таясь, на пузе обходить?
Вторак хмыкул, оправился:
— Тоже заметил?
— Ещё бы не заметить.
— Знать, силён Гром.
Мечислав посмотрел на друзей. Как же сам не догадался? Не так надо Отца охранять. Махнул рукой, вскочил в седло.
— Узнаем. Проверим.
Отдохнувшие лошади стрелами рванули к Горе, но всадники не стали загонять верных друзей, с галопа переводили на шаг.
***
Солнце подгоняло в спину, наконец, обнаружилась тропинка, чуть дальше к ней присоединилась ещё одна, и ещё, и ещё. Теперь скакали по приличному тракту, показалось, что паутинки дорог сплетаются в мощный жгут. Да уж, не Змеем стоило назваться Отцу. Действительно — паук.
Дорога привела к высокой трещине в скале, такой узкой, что не всякий человек пролезет. Спешились, поцокали языками, Тихомир буркнул что-то насчёт худосочных ящериц, волхв напротив, просветлел лицом, принюхался, погладил стену ладонью, щёлкнул пальцами.
— Мы на месте.
— Точно? — скорее для порядка спросил Мечислав.
— Сера. Я его чую. Но заходить мне он не велит. Только тебе.
— Ишь… — Мечислав оглядел друзей, вздохнул. Решимость куда-то пропала, словно один на орду. Да что там, один на орду — не страшно, как не страшно смотреть на надвигающуюся тучу. Смерть одна, а после неё — вечный покой. А тут… а тут непонятно, чего ждать. Не робость появилась, нет. Просто решимость пропала. Словно прежний Мечислав, привыкший не раздумывая идти в атаку, куда-то исчез, на его место пришёл другой, осторожный, какого и не знал никогда. А если и знал, то прятал в самом дальнем уголке души.
«Чего ждёшь? — разозлился прежний. — Мало тебе несчастий? Бери меч, иди вперёд. Помрёшь, так хоть перед собой не стыдно будет!»
«Перед собой — ладно, — возразил новый, — нелепо помирать в одиночестве. Никто же и не узнает».
Тихомир засопел, переступил с ноги на ногу.
— Ну, что решил, князь?
— Да какой я теперь князь? Ватажник.
— Ну?
— Ты прав, — Мечислав тряхнул головой, вытянул меч. — Ты прав.
***
Если вдуматься, все пещеры одинаковы. Одни глубже, другие шире, иные вверх идут, иные сквозь гору. Но в холоде и сырости — как две капли воды. Поначалу отблески солнца на стенах ещё как-то освещали путь, но стоило проходу пару раз вильнуть, стало темно, хоть глаз выколи. Почему факел не взял? Теперь уже поздно. Меч то и дело цеплялся за стены, изгой догадался протянуть его вперёд, искать дорогу. Несколько раз боялся, что заблудился — вроде бы капало спереди, а теперь сзади. Или это эхо? Слабый с наружи, запах тухлых яиц стал нестерпимо свербить в ноздрях, захотелось прочихаться и выбежать наружу. Темнота стояла такая, что глаза отказывались в это верить — рисовали то блики, то разводы на стенах. Да только не стены это оказывались: коснёшься — воздух. Или напротив, рисуется провал, сделаешь шаг и лбом об камень.
— …смельчаков, — капнула вода. Или голос? Точно — голос! Гулкий и скрипучий, словно камни разговаривают с песком на зубах. Впрочем, гулкий, наверное, от эха. — Семьдесят восемь из трёх тысяч. Куда мир катится, никто умирать не хочет. Проходи, Мечислав, через поворот будет светлее.
И правда, стоило повернуть за угол, появился тёплый отблеск на стенах, проход стал заметно шире.
— Вот ты и пришёл.
Высокий вытянутый зал, на стенах множество факелов, чад от них уходит куда-то ввысь. Между факелами по обеим стенам — воины в чёрных доспехах, с двуручными мечами, уткнутыми в пол. На плечах плащи, такие есть у всех Змеевых людей — света не отражают, впитывают без остатка. А в дальней части зала — обычный заваленный свитками дубовый стол. На стене — карта с воткнутыми в неё флажками. И больше никого. А, нет. Пока он не сдвинулся с места, просто не бросался в глаза. Слева от стола стоит старик. По сравнению с Горбачём — первостарик, старик всех стариков. Узкий в кости, нос крючком, плечи можно одной ладонью накрыть. Борода до пола, как у сказочного Черногора и сам чёрен как ночь. Волосы до плеч, спутанные, привыкшие к шапке, вон и колпак на лавке. И, как все Змеевы люди — в чёрном доспехе. И плащ такой же, только без мечей, с капюшоном.
— Подойди, Мечислав, не тушуйся.
Князь сделал шаг вперёд, охранники, как один, ударили мечами в пол. Старик хихикнул.
— Забыл сказать. Оставь оружие у выхода.
Меч спрятался в ножны, Мечислав снял перевязь, медленно, осторожно приблизился к столу.
— Стало быть, ты и есть — Змей?
Старик зашёлся каркающим смехом.
— Эх, Мечислав, всё бы вам, людям, называть. И колдуном, и Змеем, и козлом наречёте бедного старика Грома. А вот она, моя волшба.
Гром взял в горсть свитки, выставил перед собой.
— Договоры. Среди них есть и Меттлерштадтский с Дмитровым — ты его помог заключить. И Озёрский тут и — Блотинский. Северных земель только нет, но это дело наживное.
