Дни знамений - Керр Катарина (бесплатные версии книг txt) 📗
– Вот, – Беллира удовлетворенно огляделась. – Если заберешься на это дерево, никто тебя не увидит… хотя, если запоешь, тогда услышат. Раньше я тут подолгу сидела, но теперь мне будет некогда, – она вздохнула грустно, но без глубокой печали. – А если не хочешь карабкаться, можешь сидеть на мостике или просто на траве.
– Нижайший поклон вам, ваше величество. Правда, не знаю, смогу ли сам снова сюда прийти…
– Можешь спросить у пажей. Скажешь им, что я разрешила. Ладно, пойду-ка я все-таки к Мелинне!
Она скрылась в башне, а Маддин перешел мостик и сел на траву у ручья, скрестив ноги. Солнце пригревало здесь, под защитой высоких стен, особенно сильно, и бард почувствовал, что бремя горя чуть-чуть полегчало. Эйтан гордился бы, узнав, что королева отнеслась ко мне благосклонно, – подумал он. Целая толпа гномов в торжественных позах материализовалась вокруг него, и голубая фигурка феи присела на верх арфы. Все они уставились на барда.
– О, я исцелюсь, малышка, – сказал он фее. – Но твоя забота облегчает мою душу, воистину так!
Она улыбнулась – искренне, нежно, а не лукаво, как всегда, и на краткий миг бард уловил истинное чувство в ее пустых глазах. Потом она зевнула, показав острые, как иглы, зубки, слетела на траву и улеглась; Маддин справился с настройкой и стал наигрывать для упражнения разные мелодии. В тишине и покое он потерял в то утро представление о времени и прервал свои занятия лишь тогда, когда желудок запротестовал против голода достаточно явственно, чтобы заглушить музыку. Солнце уже поднялось высоко и стояло над стеной.
– Боги, сейчас уже, наверно, полдень!
В голосе его прозвучало такое беспокойство, что Вольный народец испарился. Бард забрал арфу и отправился в обратный путь, гадая, сможет ли сам отыскать дорогу к общему залу, но у подножия одной из лестниц столкнулся с Браноиком, бежавшим вниз.
– А, вот и ты, поганец! Где ты был? Весь отряд рыщет повсюду, тебя ищет, да и люди тьерина Элика тоже!
– Как? За что? Что я такого сделал?
– Ничего ты не сделал, дурья твоя башка! Мы боялись, что ты утопился с горя или еще что-нибудь сотворил…
– Иди ты к Владыке преисподней! Что, я действительно так плох?
– И даже хуже!
Браноик уставился на него сердито, будто пытаясь по чертам лица прочесть разгадку всех сердечных тайн Маддина.
– Будет тебе, – вздохнул бард. – Я не сделал бы такой глупости, особенно сейчас, когда королю дорог каждый, кто способен носить оружие. Если хочешь, могу поклясться!
– Честного слова хватит…
– Считай, что я его дал. Договорились?
Вдвоем они отправились дальше, и Маддин подумал, сколько горя еще, быть может, уготовит ему судьба в будущем. Браноик, Карадок, даже угрюмый и раздражительный Оуэн были дороги ему, всяк на свой лад. Благоразумный человек дал бы себе слово впредь никогда не допускать таких чувств, избегать привязанностей; но Маддин решил, что никогда не страдал благоразумием, и уже поздно менять привычки. Лучше потерять друга, чем вовсе не иметь его, сказал он себе, несомненно, так лучше…
Во дворе, на ярком солнышке, они задержались, потому что Браноик словил слугу и велел всех оповестить, что этот чертов телепень, этот дурацкий бард нашелся. Маддин предпочел при этом смотреть в небо, и так увидел высоко в окошке юную королеву: она засмеялась, помахала ему рукой, и черная хандра еще чуть-чуть отступила. По меньшей мере, здесь хоть королева счастлива, – подумал он. – Видят боги, мы готовы сражаться за ее счастье!
Спустя несколько дней после свадьбы Невин вспомнил про свинцовую пластинку с проклятием, найденную в Пирдоне – он постоянно носил ее с собою. Хотя ему было противно хранить зловещий талисман, он опасался его просто уничтожить, так как расплавление или раздробление пластинки могло навести порчу на Маррина.
Логика подсказывала, что магическое воздействие, на котором было основано проклятие, не должно иметь подлинной силы, так как относилось к чему-то среднему между чистым суеверием и низшим уровнем черной магии. Но всякий раз, как маг брал в руки эту пластинку, он ощущал недобрую силу, исходящую от нее, схожую с дурным запахом. Три раза он проводил обряды очищения, рассеяния, но пластинка упорно оставалась прежней. Он сосредотачивался, пытался проникнуть в сущность проклятия, выяснить историю пластинки, но все напрасно. Кто бы ни создавал это заклятие, у Невина не хватало сил снять его.
Так или иначе, что-то сделать было необходимо. Сперва он думал просто зарыть пластинку поглубже где-нибудь на задворках замка; но ее изначально предназначали для погребения, а значит, попав в землю, она может обрести дополнительную силу. Оставлять в своей комнате маг тоже не хотел – вдруг кто-то наткнется на нее случайно (а то и вздумает искать намеренно)? Ведь враг, создавший заклятие, все еще существовал, либо как честный противник где-то при дворе Кантрэ, либо как предатель здесь, в Керморе! Невину вскоре предстояло отправиться вместе с королем в его первый объезд по стране, а затем – на войну. Если взять заклятую пластинку с собой – вдруг мага возьмут в плен и обыщут?.. Приходило ему также в голову и то, что, попадись этот предмет на глаза кому-то из друзей или союзников Маррина, будет трудно объяснить им, зачем он это таскает с собой. Можно было бы отнести ее в какой-нибудь из больших храмов Кермора, но жрецы оказывались продажными, а храмы – доступными грабежу столько раз в былые времена, что о безопасности говорить не приходилось. Бросить в море? Свинец постепенно растворится, но это, опять-таки, может пойти во вред королю…
Он обдумал также вопрос, рассказывать ли Маррину о проклятии, но решил в конце концов, что не нужно. Маррин должен был хотя бы на протяжении наступающего лета излучать абсолютное спокойствие и уверенность, если хотел поправить пошатнувшийся дух народа в своем новом королевстве. Малейшее проявление тревоги запятнало бы его золотой ореол и могло бы привести к непоправимым последствиям. Вновь и вновь возвращался Невин к этой задаче, пока не додумался, что в этом государстве есть одна особа, которая точно сохранит талисман в безопасности, по меньшей мере, на тот срок, пока потребуется – это королева. Пока война не закончится и Маррин не будет коронован как верховный король в Дан Дэверри, она не покинет Дан Кермора; а если Кермор падет и ее возьмут в плен, это несчастье будет означать, что Маррин погиб, и тогда свинцовая пластинка потеряет всякое значение.
В то самое утро он отправился к гному Отгону, кузнецу Серебряных кинжалов, которому выделили в пользование просторный дом под кузницу и жилье. Маг знал, что Горному народу можно доверять в отношении молчания, больше, чем кому бы то ни было из человеческого племени, но сказал Оттону только, что хочет заказать прочный ларчик из гномьего серебра для хранения опасной вещи, не упоминая даже приблизительно, что это за вещь. Оттон трудился день и ночь почти целую неделю и вечером, накануне отъезда короля, принес Невину весьма прочное и тяжелое, но притом красивое изделие с двойными стенками, двумя запирающимися крышками и потайным ящичком в дне, для хранения пластинки.
– Я могу запаять этот ящичек, а вы, господин мой, наложите на него парочку заклятий, – весело сказал Оттон. – Тогда сам Владыка преисподней не сумеет эту штуку извлечь!
– Будем надеяться. Но до чего же он тяжелый! Наверно, тридцать фунтов…
– Около того. Зато я пустил тут повсюду украшения, видите, как вы и просили, чтобы никто не удивлялся, почему он стоит в женских покоях. Я и сам дивлюсь, как ловко у меня вышли эти розочки. Женщины любят красивые цветочные узоры!
– Да и я их люблю. Ну, назови свою цену, и я добуду для тебя эти деньги!
Оттон довольно долго раздумывал, переминаясь с ноги на ногу, и по мучительным гримасам можно было судить, какая страшная борьба кипит в его душе. Наконец он вздохнул так, словно сердце его вот-вот разорвется, и сказал:
– Я ничего не возьму, господин. Пусть это будет подарком нашему королю и его прекрасной маленькой королеве!
