Я, инквизитор. Башни до неба (ЛП) - Пекара Яцек (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
– Вот именно! – Обрадовался он моей догадливости.
– Однако, с вашего позволения, мастер Альберт, следуя этой логике, можно прийти к выводу, что не надо вообще никого ловить...
– Не будь дураком, Морди, – резко возразил он. – Мы должны доказывать нашу полезность, но в то же время мы не можем стать слишком, – он сильно подчеркнул последнее слово, – эффективными. Поэтому не имеет никакого значения, возьмём мы Легхорна или нет. Мясник убивал девушек, мы усмирили Мясника, в городе больше не будет жертв. Разве не этого все хотели? Ты и я, как представители Святого Официума, выказали свою эффективность, заручились благодарностью как маркграфини, так и простых горожан, которые вздохнули с облегчением после вынесения приговора убийце. А ты теперь хочешь разрушить ту крепость, которую мы с таким трудом построили в их сердцах?
– Нет, конечно нет.
– Вот именно. – Он тщательно, один за другим, облизал покрытые жиром пальцы. – Я тоже так думаю. Запомни, Морди, что многое изменится в мире. Также многое изменится и в нашей Церкви, и в Святом Официуме, который служит самым надёжным фундаментом этой Церкви. Но ты знаешь, что не изменится, парень?
– Что, мастер?
– Не изменится то, что в худшим нашим проклятием, нашим, то есть единственной истинной Церкви, будет видение счастливого, сытого и беспечного народа. Ибо такому народу будет не о чем просить Бога и нечего бояться. А когда они не будут бояться и когда не будут молить об изменении своего жалкого положения, тогда они станут достаточно независимыми, чтобы осмотреться вокруг. А мы не хотим, чтобы народ божий имел время и желание осматриваться.
Он посмотрел на меня и добродушно усмехнулся.
– Ты понял мою точку зрения, Мордимер? Ты понял, почему я не иду по следу, возможно даже реальному, который ты обнаружил?
Да, я понял, однако не обязан был соглашаться с Кнотте. Может, потому, что я чувствовал себя оскорблённым тем фактом, что Легхорн мог водить меня за нос? Да ещё и столь наглым образом. Я представлял себе теперь, как он, должно быть, веселился, когда я простукивал стены и пол в доме Неймана.
– Потому что это не имеет смысла, – ответил я.
– Именно так, – признал он мою правоту. – И даже обернулось бы против нас.
Я уже не хотел говорить, что если бы он сразу меня послушал, то не скомпрометировал бы себя обвинением человека, который не имел ничего общего с преступлениями. И в этом случае мы могли бы без проблем остановить Легхорна. Я не хотел этого говорить, потому что от отзыва Кнотте зависело, закончу ли я в срок обучение и стану ли я инквизитором. Должен ли я был рисковать идти на конфликт с мастером ценой собственного будущего? Что бы мне это дало, кроме мизерного удовлетворения тем фактом, что я оказался прав?
– Спасибо, что соизволили мне всё объяснить и наставить меня, мастер Альберт, – сказал я. – Я ценю ваше терпение.
Он кивнул, словно не ожидал от меня других слов.
– Я тоже был когда-то молодым, – сказал он. – И часто не соглашался с суждениями или поступками моих начальников. Это обычное дело в твоём возрасте и тебе нечего стыдиться. Берегись, однако, чтобы юношеская запальчивость не взяла верх над рассудком.
– Конечно, мастер, – согласился я с ним, на этот раз совершенно искренне.
– Если хочешь, прочти молитву за упокой души этого несчастного пачкуна. Ему и так лучше, чем нам. – Он потянулся так, что захрустели кости. – Ибо он, как несправедливо обвинённый, несправедливо пытаный и несправедливо осуждённый, будет наслаждаться благодатью Царства Божьего. А в худшем случае он подождёт милости Господней в чистилище.
– Безусловно, именно так и будет, мастер Альберт, – вежливо признал я.
– Не люблю дворян, – заметил Кнотте, по-видимому, без смысла и без связи с темой нашей беседы. Произнося эти слова, он внимательно разглядывал зажатый в руке кусок колбасы, как будто обращался к нему, а не ко мне.
– А кто их любит? – Буркнул я.
– А ты, Морди, кто родом? Из крестьян? Из горожан?
– Моё прошлое я оставил за воротами Академии, – отозвался я, поскольку не собирался отвечать на подобный вопрос. Впрочем, Кнотте и не имел права спрашивать меня об этом.
– Видишь, а я дворянин. – Он засмеялся, после чего откусил солидный кусок. Со смаком прожевал мясо. – Только в доме было больше детей, чем еды, родословная у нас была богаче, чем кошелёк, и кредиторов больше, чем дров на зиму. Ну и я всегда боялся, что замок рухнет мне на голову...
– У вас был замок?
– Да, который ремонтировался перед последним крестовым походом. Холодный, сырой... – Он встряхнулся. – Мы спали втроём в одной кровати, чтобы согреться.
Что ж, я не был дворянином, но мог себя поздравить, что моё детство прошло благополучнее, чем у моего учителя. Впрочем, по правде говоря, я мало что помнил из этого детства.
– В Академии я впервые в жизни спал в собственной постели! – Он снова разразился искренним смехом. – И поесть было что, и не били так, как мой отец, упокой, Господи, его душу, ибо разум его был столь же тяжёлым, как и его рука.
Я ни о чём не спрашивал, и даже с каким-то смущением выслушивал эту исповедь, ибо инквизиторы, как правило, не рассказывают ни о своих семьях, ни о своей молодости. Как я уже сказал: прошлое мы оставляем за воротами Академии. И с этих пор ни один из нас не был княжичем, баронетом, дворянином, сыном крестьянина или сыном проститутки, но все мы становились инквизиторами, равными перед Богом. Ну, по крайней мере, у нас был шанс и надежда такими инквизиторами стать.
– Не люблю дворян, – повторил Кнотте. – Никогда не любил этого сукина сына Легхорна и с удовольствием узнал бы, что его отдали в руки палача. Но мы, инквизиторы, не можем легко поддаваться порывам сердца. Мы должны думать не о своих интересах, но о благе всей Церкви.
Он посмотрел на меня, и его взгляд на этот раз не казался взглядом недалёкого обжоры, одурманенного выпивкой, а просто внимательным и изучающим.
– Время для горсточки объяснений, Мордимер. Время, чтобы фокусник откинул последний покров и крикнул: «Та-ра-рам!» – Кнотте громко рассмеялся, но тут же посерьёзнел. – Искусство ведения расследования, дорогой мой, не заключается в создании вокруг себя всеобщей суматохи, в сотнях разговоров, допросов и осмотров. Искусство ведения следствия является тренировкой и развлечением для ума. Практически любое дело ты можешь раскрыть сидя в кресле у камина, даже если б ты был полупарализованной старушкой. Но только при одном условии. – Он воздел толстый палец.
– Каком, мастер Кнотте? – Очевидно, он ждал реакции с моей стороны, поэтому я решил его не разочаровывать.
– Ты должен иметь доступ к информации, парень, знания, позволяющие эту информацию правильно понять, а также интеллект, позволяющий объединить факты.
Я не сомневался, что Кнотте, по крайней мере, в своём собственном мнении, обладает всеми перечисленными достоинствами.
– А знаешь ли ты, Мордимер, какой вопрос я задал себе, увидев первую жертву?
«Зачем я вчера ел кровяную колбасу?», мысленно ответил я, но в реальности лишь покачал головой.
– Я спросил себя, а потом и других, помнят ли люди в этом городе или его окрестностях подобные события, убийства столь кровавые и столь, казалось бы, бессмысленные.
– Я тоже об этом спрашивал, мастер Альберт, – не смог удержаться я.
– Очень хорошо, Морди, я знаю, что ты спрашивал. И оба мы услышали один тот же ответ. Чёткий и простой, говорящий о том, что подобные события не имели места. Какие ты сделал из этого выводы?
– Что мы имеем дело с человеком, который получает удовольствие от убийства. Быть может, он убил кого-то раньше, не столь зрелищным способом, а может, только мечтал, что станет беспощадным убийцей, и, наконец, решил реализовать греховные фантазии. Ба, мастер Альберт, я спрашивал даже, не видели ли кого-то, кто до этого бессмысленно жестоким образом убивал бы животных, ибо полагал, что мы можем иметь дело с тем, кто уже не может удовлетвориться страданием скота, и ему нужны мучения другого человека.
