Заклинатель ордена Линшань. Переписать сюжет. Книга 1 (СИ) - Архангельская Мария Владимировна
– Я рад, что вы не ссоритесь.
– Я тоже, – Линьсюань жестом пригласил его сесть, и сам сел напротив. – Угостить тебя чаем? Или вином?
– Я ненадолго, – Чжаньцюн качнул головой. – Я принял испытания у своих и твоих учеников. Возможно, тебе будет интересно, как твои ученики себя показали.
– Разумеется, мне будет интересно, – хмыкнул Линьсюань.
– Тогда я принёс тебе список, – шисюн извлёк из рукава обтянутые шёлком дощечки, между которыми помещалась сложенная в гармошку бумага, и положил их на стол между ними. – И вот что я ещё думаю…
– Да?
– Тебе пора возвращаться к преподаванию. Пусть ты пока ещё не можешь в полной мере объяснить детям заклинательство и направить по пути совершенствования, но другие дисциплины – каллиграфия, математика… Ты можешь, например, проверить у них сочинения. Или потренировать их на знание канонов.
Линьсюань потёр нос. Пожалуй, это предложение имело смысл. Если уж он волей-неволей стал преподавателем, то и в этом деле надо начинать практиковаться. Чжаньцюн между тем посмотрел на валяющийся на столе обломок подсвечника, но комментировать не стал.
– Твои ученики по тебе скучают, – добавил он вместо этого.
– Что ж, тогда не будем откладывать, – кивнул решившийся Линьсюань. – Какие у них завтра уроки?
– Я тебе напишу, – с готовностью предложил Чжаньцюн, и Линьсюань даже почувствовал себя слегка неловко – не должен директор школы помнить расписание за учителя. Но он сам же спросил, а потому оставалось только вынуть чистый лист бумаги и растереть для шисюна немного туши. Бумагу пришлось поискать – папку с листами как-то незаметно заполнили заметки и рисунки, так что пришлось встать и отойти к шкафу за новой стопкой.
– Это… ты нарисовал?
– А? – Линьсюань обернулся. – Да, я.
В руках Чжаньцюна был рисунок с цветами сливы и стихотворением – тот самый, первый, как ни забавно, так и оставшийся самым удачным. Похоже, в тот день его и правда посетило вдохновение.
– Не знал, что ты рисуешь.
– Здесь нечем хвастаться, – Линьсюань пожал плечами. Похоже, что рисование было для мастера Хэна чем-то вроде гилти плеже – навык определённо у него был, но при этом сохранялся в тайне даже от Чжаньцюна, который, как бы оригинальный Линьсюань на него ни шипел, оставался ему в ордене самым близким человеком. В тексте романа, к слову, о рисовании тоже не упоминалось.
– А, по-моему, это прекрасно.
– Шисюн меня перехваливает, – Линьсюань сел на место и взялся за брусок туши.
– Шиди…
– М?
– Ты позволишь мне его забрать? На память.
– Да бери.
Чжаньцюн улыбнулся, словно ему подарили не непритязательный рисунок, а по меньшей мере пилюлю бессмертия, и бережно отложил лист в сторону. Через несколько минут он ушёл, унося с собой разрисованный лист и оставив после себя список уроков и ведущих их учителей. Линьсюаню досталось занятие по каллиграфии.
* Чи – 32 см.
** Лян – 37,5 г.
*** Цзинь – 16 лян – 600 г.
Глава 6
Классная комната, как и все здешние помещения, была прохладной, что позволяло заниматься в достаточно комфортных условиях, не отвлекаясь на бытовые неудобства. Просторная и светлая, она, как и почти во всех здешних строениях, занимала практически всё здание. Перед возвышением, на котором сидел Линьсюань, выстроилось шесть рядов низких столиков, по пять в ряд. За ними стояли юноши в белых и серых одеждах. Около десятка его личных учеников, ещё с десяток чьих-то ещё, и столько же внешних. Девушки занимались отдельно.
Ученики слаженно, явно не в первый раз, поклонились, плавно сложив руки перед грудью. И ещё раз, широкие рукава колыхались в воздухе, как у танцовщиц из заведения Матушки Гу. Себя Линьсюань не видел, но подозревал, что на его лице застыло выражение брезгливого скепсиса, столь хорошо удававшееся оригинальному Линьсюаню. Накануне он ещё раз просмотрел уже давно найденные заметки настоящего мастера Хэна, хотя знал, что ничего полезного там не найдёт. Разрозненные записи кратко перечисляли названия книг и материалов, которые, видимо, следовало преподать на уроках, имена то ли отличившихся, то ли наоборот, отстающих учеников, иногда попадались выглядевшие совершенно бессмысленными фразы, типа «Как знание гуляло на севере ещё раз». Как-то детализировать свои, не предназначавшиеся для постороннего глаза наметки Хэн Линьсюань нужным не считал. И вот как тут можно составить план урока, как догадаться, чему учить и как именно учить?
На третьем поклоне ученики сумели его удивить, вырвав из невесёлых размышлений: сложив в очередной раз руки, они все дружно опустились на колени и поклонились до земли. К счастью, выпрямились и поднялись на ноги сами, не дожидаясь, пока слегка впавший в ступор учитель придёт в себя. И за столики сели тоже сами, выпрямившись, сложив руки на столешницах, поедая Линьсюаня взглядами и всем своим видом демонстрируя готовность «прочистить уши и внимать» мудрости уважаемого наставника.
– Как вы знаете, – начал Линьсюань, обводя замерших учеников взглядом, – ваш учитель некоторое время был нездоров и потому был вынужден пропустить довольно много времени. И теперь я хочу посмотреть, как далеко вы продвинулись за время моего отсутствия. А потому напишите мне сейчас… ну, например, – он наугад открыл лежащую перед ним книгу, – вот этот отрывок: начиная от «Много в Поднебесной мужей, имеющих в жизни свой Путь…» и заканчивая «…учения Ста школ часто ставят их речи в пример и толкуют их». А я потом посмотрю, что у вас получилось.
Ученики дружно взялись за кисти. Удивительно, но к книгам на столах не потянулся почти никто, хотя Линьсюань нарочно проверил перед их приходом, чтобы экземпляр трактата был на каждом столе. Но только один или двое из серых внешних учеников быстро и украдкой перелистнули страницы, явно стыдясь того, что вынуждены списывать, когда все остальные полагаются на память. Линьсюань в очередной раз поразился здешней системе обучения. Ученики были вынуждены заучивать наизусть прямо-таки зверский массив текстов. И это в придачу к зубрёжке тысяч иероглифов, к тому же в двух вариантах употребления: на разговорном языке байхуа и литературном вэньяне. Тоже дело не самое лёгкое.
Черноволосые головы с перевязанными лентами узлами склонились над столиками. Стояла образцовая тишина, и сколько Линьсюань не оглядывал ряды учеников, нигде не мог заметить никаких следов списывания или ещё какого-нибудь нарушения дисциплины, даже самого мелкого. Только один подросток в самом заднем ряду сделал украдкой какой-то знак своему соседу, но тот лишь отмахнулся. Впору умилиться, какие здесь сознательные и добропорядочные ученики.
Выписывание заданного текста много времени не заняло, отрывок, который задал Линьсюань, был невелик. Один отложил кисть, другой, и вот уже все или почти все ученики снова выпрямились в ожидании следующих указаний.
– Все закончили? – на всякий случай уточнил Линьсюань. – Бай Цяо, собери.
Старший ученик прошёлся по рядам и с поклоном протянул учителю стопку пронумерованных листов. Жестом отпустив его, Линьсюань принялся просматривать результаты. Уровень у всех оказался примерно одинаков, и даже ошибки схожие: кто-то слишком сильно нажимал на кисть, когда это было не надо, или наоборот, не прилагал нужных усилий, когда надо, у кого-то иероглиф «заваливался», или какие-то черты были длиннее или короче нужного, отчего результат не выглядел соразмерным. О, а вот тут фактическая ошибка, ученик неправильно запомнил текст.
– Тот, кто написал: «Из «Вёсен и осеней» можно узнать о правильных поступках», имей в виду – не о поступках, а о титулах. Проверь своё знание текста.
По классу прошёл даже не гул, а шелест, мальчишки запереглядывались, им явно было интересно, кто это опростоволосился. Между тем взгляд Линьсюана упал на последний листок. М-да-а… Вот уж кто либо злостный прогульщик, либо косорук от рождения. Нет, прочесть эти каракули было можно. Почти все, но в конце парень явно заторопился, и похожие на кривляющихся насекомых значки и вовсе превратились во что-то невнятное, а порой и явно ошибочное.
