Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ) - Аэзида Марина (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Когда я расставался со своим братом, он пожелал мне выжить. И я выжил. Лишь благодар тебе, хоть ты об этом и не знаешь. Возможно, я подумал, что моя жизнь не совсем бесполезна, что кому-то я еще могу быть нужен. Сейчас мне уже сложно сказать, как именно я рассуждал в тот момент и рассуждал ли вообще. Или это был минутный порыв? Так или иначе – я жив. Как ни странно.
Все это время я старался не вспоминать прошлого, даже не думать о том, что творится за морями. Однако слухи все же долетали до меня, и кое-какие вести я услышал против воли. Так я узнал, что Элимеру невероятным образом удалось вернуть власть в Отерхейне и удержать народ в подчинении. Он помешал соседям захватить разрушенные города и даже восстановил эти города. Удивительно! Еще я знаю, что он снова женился и теперь в Отерхейне новая кханне и наследники. Хотя главным среди них по-прежнему считается Таарис, его первенец. Мальчишке, должно быть, около тринадцати, совсем скоро станет взрослым.
Я знаю, что Илирин теперь состоит из разрозненных городов-государств. И что они вернулись к прежней вере в Богиню-Мать. Так что не ошибались Аззира с Маллекшей, когда предрекали это. Но самим им не привелось увидеть, как возродился забытый культ. Обе умерли задолго до этого, и про одну из них я даже знаю как, ведь я сам убил ее.
В моем же существовании мало что меняется. Я по-прежнему живу с моей названной дочерью Тэйске, по-прежнему обучаю детишек знати. Воинские умения, привезенные из Отерхейна, здесь, как и везде, очень ценятся, так что бедствовать нам с Тэйске не приходится.
А она взрослеет. Вот уже не малышка, а юная девушка. Как быстро летят годы! Озорство в глазах, улыбки, посылаемые симпатичным мальчишкам. Иногда мне даже кажется, будто я ревную. Еще бы! Что я стану делать, если она соберется замуж и покинет своего нареченного отца? Впрочем, люди, которые узнали нас не так давно, не верят, что она как бы моя дочь. Думают – любовница. Прячут ехидные, всезнающие улыбки, когда видят нас вместе. Да, Шаазар оказалась права – я и впрямь заметил, что годы почти не изменили мою внешность, а потому я по всеобщему мнению никак не годился в отцы собственной дочери. Если я не сбился со счета, то мне сейчас около сорока, однако и в это мало кто верит. Мне, если честно, все равно. А Тэйске, по-моему, только льстит, когда нас принимают за парочку. Наверное, как и всякой девчонке, недавно вышедшей из детства, ей льстит, когда в ней видят взрослую женщину. А мне так забавна ее реакция, что она даже обижается, когда я начинаю дразнить ее по этому поводу.
От ее детства остались только камушки, к которым она никогда меня не подпускала. Играла с ними, кажется, даже разговаривала, но стоило мне войти в комнату, как тут же прятала. Я и не настаивал, чтобы показала. Я думаю, может, это единственное, что осталось ей от родителей? Может, эти камни она собирала на побережье вместе с отцом – настоящим отцом, – или с матерью? Я не знаю.
От меня, конечно, не могло ускользнуть, как она превращалась в красавицу с лукавым и дерзким взглядом. О, у нее появилось много поклонников. И они до сих пор не отстают, хотя я постоянно гоню их прочь, стоит им появиться на пороге нашего дома. Гоню, потому что хочу оттянуть тот момент, когда моя рыжая Тэйске влюбится в какого-нибудь юнца, выскочит замуж и позабудет о своем отце-зануде.
Она почти ничего не знает о моем прошлом, а я ей не рассказываю. А она и не спрашивает. Словно бы и так все понимает. Она удивительно мудра для своих лет, иногда мне даже кажется, будто в некоторых вопросах куда мудрее меня. Но когда-нибудь я расскажу ей все. Точнее, эти мои записи расскажут, потому что сам я вряд ли решусь: слишком больно говорить об этом вслух. Записывать тоже больно. До сих пор. Но все-таки легче. Потому я и пишу.
Я знаю, что в Илирине обо мне рассказывают, как о царе Адданэе Проклятом. Вот под этим именем я и веду свои записи. Чтобы узнала обо мне Тэйске. А после моей смерти, возможно, и кто-нибудь еще. Чтобы не канула в небытие горькая история легкомысленного кханади Аданэя, коварного раба Айна и царя Илиринского Адданэя Проклятого. Я только надеюсь, что моя добрая Тэйске не станет презирать меня за то, кем и каким я был. Ибо тот Аданэй давно уже умер. Он умер тогда, в Ночь Тысячи Лезвий. А этот, что пишет сии печальные строки, давно уже другой. И если бы этим двоим довелось бы встретиться сейчас, они вряд ли поняли бы друг друга. Так пусть о покойнике сохранятся хотя бы воспоминания и, кто знает, может, они пронесутся через века, как история того раба-мальчика, столь искусно запечатленная в статуе. Ведь сказано было – рушатся государства, империи обращаются в руины, забываются властители прошлого, но история продолжает жить в легендах и преданиях, которые так любил рассказывать мой несчастный друг Вильдерин. Так пусть же и моя история станет преданием. Преданием о жизни и смерти Адданэя Проклятого – царя Илиринского. А вместе с ним и о многих других, кто имел несчастье его знать, и чьи жизни он столь безвозвратно разрушил и сгубил.
Так вперед! Сквозь стены! Лети, душа! Знаешь ли ты этого мужчину с неизбывной тоской в глазах? Нет? Тогда смотри и слушай – я расскажу тебе.
Вне времени и пространства
Из-за решетки окна на Божену смотрели круглые, желтые, отвратительные кошачьи глазищи. Сама кошка – серая, облезлая, тощая – будто только что выбралась из мусорного контейнера. И возможно, так оно и было. Как именно мерзкое животное оказалось на карнизе второго этажа, Божена понятия не имела и даже не задавалась этим вопросом. Сидя на кровати, обхватив колени руками и вяло покачиваясь, она бездумно смотрела в эти глаза-плошки и бормотала осипшим голосом:
– Киска, киска… по карнизу не ходи… меня подожди… я с тобой пойду… с карниза упаду…
Так и надо было сделать – упасть с карниза. Этажа этак с десятого. Но раньше духа не хватало, а сейчас – поздно. Тогда казалось, что таблетки и вены – хорошие способы. Казалось… И оба раза – неудача. И вот, теперь она здесь – в лечебнице. Точнее – о в психушке. Повторная попытка… ну и все такое.
Слезы снова потекли по лицу. Сами, независимо от желания. Да и не было его, желания этого. Совсем. Ничего не хотелось: только спать, плакать, потом снова спать. Расчесать волосы? Умыться? Нет… Не хотелось. Все лень. Ничего не хотелось. Спать только… И лучше всего – вечно.
Божена прикрыла глаза, кое-как вытерла слезы и, разлепив припухшие веки, снова уставилась в окно. Серая кошка исчезла. Теперь снова только серое небо. А также серые стены, пол и потолок. А где-то далеко неслись серые машины, ходили серые люди, любили друг друга серой любовью. И убивали тоже серо. Серые мысли. Серая жизнь. Серый мир. И она сама – тоже серая. А когда-то… когда-то была другой. Когда-то писала стихи. И жила в этих стихах. Но потом – вдруг, неожиданно, – все изменилось, и стихи тоже стали серыми. Все-все стало серым.
Тихо, фальшиво, она запела. Или, скорее, прошептала:
"Now there's a look in your eyes
Like black holes in the sky
Shine on, you crazy diamond!"*
И расплакалась. Без причины. Просто так. Снова.
