Камень, брошенный богом - Федорцов Игорь Владимирович (книги полностью бесплатно txt) 📗
— Союзные! — с нажимом проговорил идальго.
— Маршалси, Маршалси! Не заговаривайтесь! Еретики и правоверные не едят из одной чашки, так, кажется, ответствовал Святой Себастий своим мучителям.
— А мы и не будем есть! Мы будем воевать! Воевать с варварами Земель Порока! Потому и идете в Ожен. Вам нужна поддержка понтифика для союза с императором.
Я подавил вздох и постарался изобразить на лице отчаяние, досаду и надежду попеременно. Подыграйте человеку в его заблуждениях, и они приобретут железобетонную твердость. Я старался, как мог. Только что не гудел как трансформатор от натуги. Станиславский выгнал бы меня при первом движении бровью. За полную бездарность. Но то Станиславский! У Маршалси моя роль провалившегося резидента прошла на ура.
— Не делайте таких страшных глаз, Вирхофф, — остался доволен разоблачением идальго.
— Знаете Маршалси, отчего проистекают человеческие несчастья? — с сарказмом философа спросил я у прозорливого приятеля. Такой счастливой хари как у Маршалси мне не доводилось видеть за истекшее время, как получил в челюсть от своего благодетеля.
— Отчего?
— Как сказал один мудрец — горе от ума, — и, не выдержав собственного глубокомыслия, я улыбнулся.
Моя улыбка вызвала чудодейственные изменения. Маршалси посерьезнел. Я одобрительно кивнул головой.
— Вы ценный подчиненный, Маршалси. Все понимаете с лету.
Идальго по военному, щелкнул пальцами по полям шляпы и сурово глянул на барда. Юноша спал, свесив голову на грудь и мирно посапывая.
По саду прошествовала городская стража. Сизомордые алебардисты тяжело волочили ноги, тихо переругивались и взирали на белый свет желтыми глазами конченых алкашей. Нашему "кружку полуночных бесед" они уделили внимания не больше чем бродячему псу, мелькнувшему в кустах в погоне за голубями. Будь мы трижды насильники и тати, застигнутые с поличным за злым ремеслом, и тогда бы нам не удостоится большего. Церберы закона спешили в кабак в конце улицы, омыть истомленные души виноградной крепостью амонтильядо [21].
Когда алебардисты пропали из виду, Маршалси легко поднялся с кресла и потянулся, словно лев перед большой охотой.
— Пойду, разомнусь. Не желаете составить компанию? — пригласил он меня.
— Нет, нет, — дальновидно отказался я. — Устал. Да и особой охоты нет.
— Тогда, с вашего позволения покину вас.
Маршалси, махнув шляпой перед моим носом, резво удалился.
Поблаженствовав еще немного, люблю, знаете ли, беспечное безделье на лоне природы, я разбудил барда, и мы отправились восвояси, в "Голубка и горлицу", пропустить на сон грядущий по стаканчику кларета.
Можно сказать, город к этому времени спал, заботливо согретый лучами щедрого солнца. На уличных пространствах безлюдье. Не абсолютное конечно, но…
…Два упившихся до чертиков собутыльника, поддерживая друг друга, горланили во всю мочь скорбную песню. Один единственный куплет. Невпопад и каждый на свой мотив. Их души жаждали излить взбаламученные хмелем жгучие чувства. Им горело поделиться своей тоской с окружающими. Но кто их слышал? Обыватели дрыхли в уютных спальнях и кельях, Святая Троица занятая масштабными проблемами мироздания тоже не уделяла должного внимания, даже стража охочая до рукоприкладства не явилась на их крики и не свела в каталажку за нарушение общественного порядка. Поэтому, отринутые всеми, парии продолжали орать, краснея лицами, в надежде достучаться до черствых сердец, громким словом песни и матерщины…
…В проулке фехтовали школяры, приноравливаясь проткнуть один другого мечом. Их товарищи воем поддерживали обоих, получая удовольствия от не мудреной затеи. Результат кто кого для них значения не имел. Главное процесс…
…Группа деятелей выносила через окно узлы и торбы с вещичками. То-то сюрприз хозяину дома и не подозревавшему, что его барахлишко переезжает к скупщику краденого…
…В "Лиловом камзоле" учинилась драка. Сыпались стекла, вылетали рамы, выбрасывались прочь клиенты. Звали стражу, визжали перепуганные дамочки, рычали и богохульствовали противоборствующие стороны…
…На углу улиц, Монастырской и Сукновалов приличная барышня предложила нам интимные услуги. За умеренную плату полный сервис до начала Септы. От выгодной сделки пришлось отказаться. Рядом с бардом я чувствовал себя седовласым папашей. А папаши, как известно не имеют морального права попустительствовать греху и подвергать излишним испытаниям неокрепшую нравственность безусых молокососов. Хотя, если судить по взгляду, брошенному шлюхе на прощанье, Амадеус не отказался бы на время позабыть об упомянутой нравственности.
Протопав еще малость, мы, наконец, добрались до родимых пенатов. К столбу, у входа в гостиницу, приклеен лист полотенечного формата. На официальной бумаге, крупными буквами уведомлялось: завтра, в пятый час Декты, на площади Юстиции, под бой барабанов состоится казнь конченого лиходея и шаромыжника Вольбаха. Именем императора и согласно сложившемуся обычаю, ему произведут усекновение рук, ног и головы. Не смотря на круглую печать магистратуры в нижнем углу, удостоверяющую ответственность мероприятия, чья то грамотная рука провела корректорскую правку текста, подписав угольком над словом "император" — мерин, после "барабанов" — пердёшь, после "головы" — члена.
— Вы пойдете? — спросил Амадеус ознакомившийся с уведомлением. Извращенный ум моего юного друга был готов использовать любое события как кладезь тем для рифмования виршей.
— Нет, лекаря рекомендовали беречь нервы, — отказался я. — К тому же кромсать человека на куски дурной обычай, приличествующий скорее горцам Карга, нежели императорскому правосудию. Но ты можешь сходить. Такие мероприятия заставляют четче осознавать границы, которые переступать не рекомендуется.
С последним наставлением я перегнул. Прожив тридцатник с лишком, я упомянутые границы и сам-то не особо ясно представлял…И как бывший герой и как простой человек
Амадеус открыл дверь и впустил меня в "Голубя". В таверне наблюдался массовый наплыв посетителей. Народу набилось несчетно. Обуреваемые жаждой пропить кровные накопления: крестьяне, ремесленники, служивые, праздно шатающиеся, благородия и прочие, и прочие, и прочие заняли все наличествующие лавки и табуреты. В зале не то, что яблоку, иголке упасть было негде.
Толкаться в людском муравейнике такому благородию как мне "в падлу" и потому прихватив с собой объемистый кувшин с вином, мы поднялись в комнату. Завалившись на кровать и задрав ноги на спинку я, блаженствуя, стал потягивать чудесный напиток. Бард от нечего делать взялся оттачивать мастерство треньканья на мандолине.
— Странный все-таки обычай, — задумчиво произнес он, — казнить осужденного прилюдно и под барабанную дробь.
Очевидно, предстоящее аутодафе занимало его гораздо больше, чем следовало.
— Не самый странный из тех, что мне пришлось наблюдать, — отозвался я на его слова, хотя, разумеется, благоразумней было промолчать. Великовозрастное дитятко могло замучить вопросами не хуже гестаповского штурмбанфюрера. Но великолепный кларет располагал к разговору. Я немного сожалел, что не отправился вместе с Маршалси. Где-нибудь, сидя в укромном уголке, так близко к даме, что чувствуешь собственной ляжкой тесемки ее нижнего белья, хорошо давить на слезу, повествуя о превратностях судьбы.
— Расскажите, — попросил Амадеус, вырывая меня из томных грез.
— О чем? — великодушно уточнил я.
— Ну, об обычаях. Вы же всего повидали, — в последней фразе звучало столько льстивого уважения, что отказать я не смог.
— Эта тема, друг мой, неисчерпаема как человеческая глупость и столь же многообразна, — вдохновенно и высокопарно начал рассказывать я. — Куда бы ни занесла жизнь, буквально на каждом шагу встретишь реликты, завещанные минувшими эпохами. Вековые обычаи, праздничные и повседневные, ритуалы светские и церковные, запреты для мужчин, женщин и детей, правила писанные и устные. Словом масса условностей осложняющих существование. Представь, ты путешествуешь по Мейо! По предгорьям. Тихие буковые леса обступают тихие голубые озера. Не глухие дебри как в маркграфствах, а чистые, светлые, почти воздушные, напитанные солнцем и теплым воздухом. Ты едешь по хорошей дороги, слушаешь перепевки птиц, оглядываешься на треск сучьев под копытами оленя, любуешься вереницей полосатых кабанчиков удирающих за своей мамашей, и не сном не духом не чуешь, как смерть подкрадывается к тебе в виде обнаженной девицы. У тамошних незамужних красоток имеется обычай, при регулах гулять по лесным кущам нагишом и отстреливать из боевого лука всех кто их наготу узрит. Ты еще не успеешь разглядеть какой формы соски на ее упругой девичьей груди, как она всадит в тебя с десяток стрел отравленных ядом болотной гадюки. Или возьмем Карг. Усталый и измученный от таскания по горам и долинам, ты забредаешь в облепившую каменные террасы деревеньку. Понятно отроги Проклятых гор не Хейм и даже не Льетор, потому постоялого двора нет, как нет и харчевни где можно поесть и перевести дух. Ты начинаешь впадать в отчаяния, блага цивилизации, на которые рассчитывал, так же недоступны как небесная благодать в Пустошах Излома. Метания и поиски по пустым незнакомым улочкам ни к чему не приводят. Ты одинок, брошен и голоден. И лишь здоровенные дворовые псы облаивают тебя из всех подворотен. Совершенно отчаявшись, ты робко, на удачу, просишься на постой в наиболее приглянувшийся дом. Тебе не откажут. Сводят в парильню, дадут переодеться в свежее белье, посадят в красный угол и накормят до отвала. А потом, когда от тяжести съеденного и хмеля выпитого ты начнешь клевать носом, уложат спать. Сон твой будет сладок, приятен и недолог. Не успеешь ты, как следует пустить слюни на подушку, тебя тот час растолкает одна из обитательниц гостеприимного дома: жена хозяина, его сестра или кто-то из дочерей, чаще всего старшая. Она поднесет тебе кубок с вином и, подождав пока ты выпьешь, предложит исполнить обычай Ответного Дара. Поголовье дураков достаточно многолюдно и ты мой друг запросто угодишь в их число, если глядя на сеньору в прозрачной сорочке посчитаешь, что обычай подразумевает получения от твоей персоны с полпинты спермы. Как гостю тебе не откажут. Но даже яви ты образец морали, что замечу довольно редко, но бывает, утром тебя горемыку сбросят в пропасть. А почему? А потому мой юный путешественник, что испивши вина, ты должен надрезав себе палец об острый край обронить несколько капель собственной крови в опустошенный кубок. Вот так, а не иначе исполняется обычай Ответного Дарения.
