Я стану Алиеной - Резанова Наталья Владимировна (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Отдыха не получилось. Дорога, что вела из долины дальше, на восток, была дурной, ее и дорогой-то назвать можно было весьма относительно, и все время приходилось спешиваться, чтобы отслеживать путь и не заплутать среди камней, а останавливаться было нельзя, нужно оставить как можно большее расстояние между противником и собой… идиотическое определение, от усталости уже мозги не ворочаются… Как ни странно, на душе Оливера стало гораздо лучше. Опасность хороша тем, что не позволяет отвлекаться на посторонние переживания.
И все равно, пока они пробирались между нависающими скалами, и потом, когда снова выехали под темный полог ночного леса, мысленным взором он постоянно видел Селию под водопадом. Не обнаженное тело, а ремень с ножнами, захлестнувший шею.
Как петля.
Только сутки ушли у них на спокойное продвижение по лесу. Только сутки, и они почти не разговаривали – просто были настороже. А потом они снова услышали то, что разгоняло лесную тишину… Но это не были звуки сражения. Скрип колес и голоса, надсадные, усталые, и плач, не то женский, не то детский, блеянье и меканье. Шум приближался. И не менял характера.
Они переглянулись. И, придерживая «полководцев», неспешно направились в ту сторону, откуда шум раздавался.
…Множество людей двигались по дороге. В полном беспорядке. Были здесь дородные всадники в темных кафтанах, с насупленными широкими лицами; были женщины в домотканье, гнавшие коз и овец, – их красные от солнца шеи были понурены, дети цеплялись за их подолы; были бродячие подмастерья с заплечными мешками за спинами; были угрюмые бородатые мужики; были нищие калеки, подозрительно быстро передвигавшиеся при таком количестве язв и болячек…
– Беженцы, – тихо сказал Оливер.
Мог бы и не говорить. Она наверняка уже сообразила.
Выходит, что они снова вышли к Большому Южному тракту. А здесь – все те, кому не повезло так, как им, кто неудачно миновал Эрдский Вал и передвигался по дорогам… чьи деревни сожжены… а присутствие купцов и ремесленников означает, что пути на Север за Белой дорогой перекрыты, и все вынуждены двигаться в обход… это означает также, что пресловутых разбойников сильно теснят, и сейчас они также устремятся на Юг… и примутся их ловить по лесам… и укрыться в лесах, во всяком случае в этих лесах, – не самое лучшее, что можно придумать… А в самом деле, что можно придумать? Наверняка ведь и здесь есть заставы на предмет отлова разбойников. Даже обязательно… А разве они похожи на разбойников? Приличные молодые люди. Схолары, и можно будет не отлаиваться: «Я не схолар!» У него вот полна сумка книг и рукописей. Что-нибудь и Селии отгрузит. Главное – чтоб она помалкивала, остальное он возьмет на себя… и даже врать не придется… Да. Порядочные, образованные молодые люди… а что при оружии – так сами видите, что сейчас на дорогах творится.
– Мы должны смешаться с беженцами, – сказал он. – Спрятаться среди них.
В ответ он ждал чего-нибудь в духе: «Продать меня захотел? Денежки понадобились?» Она, однако, ограничилась тем, что буркнула:
– Забыл, как в деревню меня не пускал? Вроде бы для моего блага?
– Не забыл. Но одинокий путник – совсем не то, что толпа.
– А про заставы ты подумал?
– И про то, что леса будут прочесывать, тоже подумал. Обидно будет, если нас схватят по ошибке. Как Лину.
– Ты думаешь, я боюсь, что нас узнают при заставах? Не нас – лошадей они наших узнают. Ворованные лошади, вот что.
– Ты же видела по значкам – солдат заслали из Тримейна. Где они могли видеть наших лошадей? А теперь слушай. Мы едем из Эрденона в Карниону. Сообразно нашим ученым занятиям. В монастырские библиотеки, ясно? Только от себя ничего не выдумывай. Я и в Эрденоне бывал, и в библиотеках тех. Все смогу рассказать точно.
– Ладно. – Она прикусила губу. – И все равно это глупо.
– Не глупее, чем купаться нагишом в виду военных действий.
Здесь ей было нечего ответить.
На ближайшем повороте они присоединились к унылому шествию, тянувшемуся по Большому Южному тракту. Оливер опасался расспросов – кто они такие, что делают, куда направляются. Конечно, ответ на все это у него был загодя заготовлен, но он, не имея опыта вранья, предпочел бы отложить подобные беседы на будущее. Однако, к его великой радости, все ограничилось тем, что какой-то нищей сброд гнусаво протянул: «Эй, схолары, подайте Христа ради!» – а Селия незамедлительно брякнула: «Бог подаст!» – и, слава таки Богу, этим и ограничилась. Впрочем, денег у нее и вправду не было.
Беженцы направлялись в Кулхайм – это сразу выяснилось из общих разговоров. А Кулхайм – это ближайшая деревня по тракту. Оливер помнил ее – приходилось мимо проходить. Только, говорили беженцы, сейчас это уже не прежний Кулхайм. А нечто среднее между базаром, военным лагерем и цыганским табором. Черт-те что! Вот придумали же хорошее дело – порядок наводить. Правильно, давно пора, житья не стало от бандитов. Так обязательно нужно хорошее дело – и через задницу! Ну и так далее с небольшими вариациями.
Но почему именно в Кулхайм, подумал он. А, вспомнил. Там же перекресток дорог. Немудрено, что там с ходу ярмарку устроили. Если все выгнанные с северной части Вала не минуют этого места, кто-то обязательно извлечет из этого выгоду. Там, верно, настоящее столпотворение… Тем лучше. Поедут и они в Кулхайм, раз оттуда ведут все дороги. С картой, пожалуй, надо будет свериться. Хорошо бы еще знать, куда они вообще едут.
И еще…
У возницы впереди соскочило с оси колесо, и телега с хрустом осела на землю. Тут же образовалась небольшая давка, овцы, козы и младенцы грянули с удвоенной силой, соревнуясь с руганью неудачливого возчика. Оливер сделал Селии знак выбраться на обочину и, не отводя взгляда от препиравшихся крестьянок, уже готовых вцепиться друг дружке в волосы (хотя, право, вцепляться особо было не во что), тихо сказал:
– Имя.
– Что?
– Я должен тебя как-то называть (кажется, совсем недавно он уже это говорил…). Нужно придумать.
– Верно. Только избавь меня от своих ученых аналогий. Ничего такого, что указывало бы на перемену в моей участи. Пусть будет Арм.
– В этом есть какой-то смысл?
– Никакого особенного смысла. Мать мою Армгарда звали, вот и все.
– Хорошо. Пусть будет Арм.
Но когда они ехали дальше, он не мог не вспомнить о множестве смыслов, которые имеет это короткое слово в разных языках.
Арм.
Рука.
Оружие.
Могущество.
Ну хватит. А то так и до Армагеддона недалеко. А им это ни к чему.
Совершенно.
В деревне было полно солдат, и на мгновение Оливеру показалось, что он совершил роковую ошибку, уговорив Селию отправиться в Кулхайм. Но на них по-прежнему не обращали внимания. Действительно, кого здесь могли остановить? Тех, кто был похож на разбойников, убежавших от карателей по ту сторону Вала. Либо тех, с кого заведомо можно слупить взятку за подорожную. А со схоларов что взять? Книги? Вот сами и ешьте свои пергаменты, крысы архивные…
Беженцы оказались правы: Кулхайм действительно напоминал военный лагерь – и не только обилием вооруженных людей. Правда, никаких военных действий поблизости не велось. На лугу, окружавшем деревню, расположилось множество народу. В основном те, кто застрял здесь не по своей воле. Кто-то ждал попутчиков, кому-то просто некуда было идти. Постоялый двор в деревне был переполнен. Правда, хозяин его согласился, естественно взяв деньги вперед, принять и накормить лошадей, но ночевать – он развел руками. Что ж, они отправились искать ночлег под открытым небом, благо не одни они были такие. Все равно приехали они уже к закату, а до утра солдаты отказывались кого-либо пропускать, будь ты хоть банкир из Тримейна. Купцы, привычные к путешествиям, раскинули на лугу шатры, остальные теснились кто где – под телегами, у разведенных костров. Селия с Оливером приткнулись в стороне, на опушке леса, возле развороченного старого дерева, чьи задранные к небу корни, нависшие над их головами, создавали иллюзию какого-то убежища. Весьма относительную. По правую руку стояла повозка какого-то торговца, слева солдаты жарили на костре свинью, неизвестно у кого реквизированную. Над ними плескались, напитываясь запахами дыма и жаркого, штандарты – с эрдским единорогом, которого Селия упорно именовала единорылом («Хорошо, что у нас не действует закон об оскорблении величия», – подумал Оливер), а над ними возвышался имперский – с багряной розой и девизом «Noli me tangere». По этому поводу Оливер вспомнил, что где-то читал, будто когда этот герб был всего лишь гербом города Тримейна, то на щите был изображен цветок не-тронь-меня, а после провозглашения Тримейна столицей империи его сменили на розу.
