Танцовщица и султан (СИ) - Акулова Анастасия Сергеевна (е книги TXT) 📗
Когда товар был перегружен в большие тюки, нанята охрана, подруги-путешественницы двинулись дальше в путь.
Природа Ранхарда оказалась необычайно богатой: всюду на пути росли такие диковинные плоды и цветы, какие обе девушки видели только в садах у очень богатых людей. Обе отдыхали душой, когда любовались всем этим, когда с визгом плескались в чистых озерах, и многое из увиденного было запечатлено впоследствии на рисунках и набросках художницы, словно фотографии из похода.
Но наконец они достигли и конечной цели путешествия — столицы Ранхарда, Шатвихала. Роксана успела мало-мальски изучить этот большой, сутолочный город, но и она с любопытством оглядывалась по сторонам, отмечая множество различий между ранее виденными городами и тем, что перед глазами. Алине же и вовсе все это было в новинку: она то и дело растерянно вертела головой, как маленький ребенок, считающий ворон, бредя по узким улицам вслед за подругой. Ей все казалось, что она попала в огромный, празднично яркий муравейник, до того много самых разных на вид людей было по всюду. "Город ярмарок" — так за границей прозвали Шатвихал, потому что здесь находился самый большой и самый разнообразный в мире рынок. Чего там только не было. И все по приемлемой цене. Но в некоторых случаях разнообразие товара пугало, потому что этот рынок был еще и невольничьим. Дети, женщины, мужчины… Некоторые — связанные и грязные, некоторые — в основном, особенно красивые молодые девушки — чистые, ухоженные, в красивой одежде. Последние походили на манекены, выставленные на витрину: в лучшей одежде, с лучшей стороны, но пустые. Опустошенные.
Всюду разносились шумные крики торговцев и аукционеров, в этой толпе и гаме быстро ехать не удавалось при всем желании, поэтому происходящее путешественницы видели как в замедленной съемке.
На одной из аукционных площадок продавали девушку. Тоненькую, как тростинка, совсем юную, с кожей оливкового цвета и глазами миндалевидной формы. Будто в кадрах из кошмара, замершие в седлах подруги видели, как на нее одели пять покрывал, и постепенно, умело играя на публику, снимали их, расписывая каждую открывающуюся часть тела, как произведение искусства, пока не оставили совершенно обнаженной.
Ужас, оцепенение, жалость и смятение охватили двух белых, как мел, подруг, с такой силой, что если бы рядом случился взрыв — они и не шелохнулись бы. Хотелось что-то сказать кому-то, остановить все это, или убежать без оглядки, но язык прилип к небу, а руки с вожжами безвольно повисли вдоль тела, как плети.
Девушка казалась спокойной и горько ухмылялась, а глаза ее были мертвые. Мертвые, как бездны, и оттого страшные на юном лице.
Вскоре ее продали, и громкий металлический звон, подтверждающий это, немного привел подруг в чувство.
— Поехали отсюда, — умоляюще шепнула Алина, сглотнув ком в горле.
Та лишь слабо кивнула.
Впоследствии обе обходили эту часть рынка стороной.
Роксана
Особняк, который мы сняли, принадлежит Кариму, местному купцу, с которым я давно веду дела. Добродушный мужчина пятидесяти лет, с двумя женами и пятью детьми, неплохой по здешним меркам семьянин и жесткий хитрый делец. Подозреваю, не чурается связями с преступным миром, но это его дело. Этот особняк — лишь один из трех его домов, потому после заключения очередной сделки он легко согласился дать нам его в аренду, не запрашивая астрономических сумм.
Красивый, уютный дом у леса, вдали от суетного города, радовал глаз. Внешне он был, как и все дома в Ранхарде, совершенно не похож на дома и особняки Эардана, Вейлахса или других стран, в которых я успела побывать: в нем все, вплоть до каждой мелочи, буквально пропахло духом востока в привычном мне, землянке, понимании. Но меня это нисколько не смущало, напротив, этот экзотичный стиль даже понравился, впрочем как и Азалии.
То, что дом находился в уединенной местности и рядом с лесом делало конные прогулки еще более приятными, поэтому я каждое утро(а изредка и по вечерам) любила неспешно кататься на полюбившейся грациозной пятнистой лошадке, не уезжая далеко.
Однако в тот раз меня слегка "занесло". Был приятный вечер, воздух пропах ягодами, душистой лесной травой, а легкий ветер распалял азарт, заставляя потихоньку увеличивать скорость. И вот, я уже мчусь быстрее ветра, радостно хохоча от переполнявшего меня светлого чувства полета. Казалось, что стоит только раскинуть руки — и я птицей воспарю ввысь…
А потом неподалеку послышался странный разрезающий воздух свист, почему-то заставивший меня натянуть поводья. Короткий болезненный вскрик разорвал лесную тишину, вспугнув птиц, а я, все еще не понимая, что произошло, помчалась на звук. Почему-то беспокойство оказалось сильнее инстинкта самосохранения.
Когда я галопом приближалась к какой-то поляне, всматриваясь в дебри дубравы, где-то вдали мелькнула смазанная тень стремительно убегающего человека, что довело мое беспокойство до предела. Испугавшись до одури, я хотела было малодушно повернуть назад, когда заметила у кустов распростертого в луже крови человека, а над ним — склонившуюся черную лошадь, мирно поедающую траву.
За все время после попадания в этот мир мне не раз приходилось видеть и мертвых, и раненных, и убийства прямо на глазах — что поделаешь, такие вот дикие нравы. Но всегда дрожь брала. А теперь — в тишине, в лесу, в одиночестве, Бог знает как далеко от дома… Вообщем, резко растерявшей всю смелость мне пришлось долго бороться с собой, прежде чем я решилась подойти. А вдруг этот человек еще жив и ему нужна помощь??
Неловко соскользнув с седла, я косолапо и медленно, будто боясь спрятавшейся за углом бабайки, осторожно приблизилась к раненному. Из его тела торчала стрела, все было залито темной свежей кровью — он явно уже потерял много крови, но грудь неровно вздымалась — значит жив.
Придя к такому выводу, я облегченно вздохнула, и, опустившись рядом, хотела было хотя бы попытаться привести мужчину в чувство (ибо поднять и усадить в седло такую махину я вряд ли смогу самостоятельно), но мышцы вдруг словно одеревенели, едва я разглядела его лицо. Знакомое лицо, которое я видела лишь однажды, но навсегда запомнила.
Каан эль Рахаз. Ранхардский султан.
ГЛАВА 7. Уметь бы просто забывать
"Что делать? Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ?" — Этот вопрос остался единственной мыслью в моей голове.
Находясь в крайней степени шока не смыслящая ничего в медицине от слова "совсем" я понимала только одно: надо как-то остановить кровь, иначе султан умрет от кровопотери.
Выплевывая сквозь зубы не самые "хорошие" словесные конструкции, я дрожащими руками сняла с раненного бурую от крови кожаную охотничью жилетку и распахнула рубашку, стараясь не задевать рану, после чего, собравшись с духом и аккуратно взявшись за стрелу, резко выдернула ее.
Раненный дернулся, но в сознание не пришел. Подумав, я быстро стянула с шеи легкий шарф, который почему-то нацепила на себя сегодня, и, сделав из него жгут, кое-как перетянула рану.
"Надолго жгут оставлять нельзя, может пойти заражение" — откуда-то вспомнила я, и, судорожно вздохнув, поднялась на ноги — которые, кстати, слегка подкашивались.
Несколько попыток поднять раненного и усадить в седло оказались совершенно бесплодными, поэтому уже через несколько минут выбившаяся из сил я опустилась на землю, пребывая в отчаянии: до города очень далеко, ближайший дом — тот, где я живу, но до него еще добраться надо.
И тут я хлопнула себя по лбу окровавленной рукой: здесь же, примерно в километре отсюда, живет семья охотника.
Ободренная этой мыслью, я вскочила и, немного помявшись, села на лошадь, после чего пустила ее в такой бешеный галоп, что все вокруг походило на смазанные пятна. Тем не менее, дорогу обратно я каким-то чудом запомнила.
Охотник, мужчина лет сорока-пятидесяти, коренастый и с добродушным открытым лицом жил с семьей в небольшой избе на опушке, рядом с ручьем. Я познакомилась с ним на одной из верховых прогулок, когда немного заплутала, а он показал мне путь.
