Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Говорят, страну раздирают беспорядки и бунты. Столицу захватил альянс магов из Высоких Домов и жрецов Прародителя. День и ночь пылают костры и вздымаются виселицы — для всех, кто высказывался против магии или веры в Единого, для всех, готовых поддержать Дорелию в Великой войне… И просто для дорелийцев, которым не повезло оказаться в Кезорре в эти лихорадочные времена. (О леди Синне Лаура почему-то не вспоминала — её будто бы никогда не было: острая линия подбородка, рыжий локон, высокомерный прищур — набросок от скуки, из тех, что она не заканчивала). Дома аристократов в предместьях по-прежнему разоряют, причём часть крестьян поддерживает восставших. В Ариссиме спокойно, пожалуй, лишь потому, что люди здесь действительно любили и уважали Ринцо, так что часть этих любви и уважения по наследству перекочевала к Лауре.
По наследству и незаслуженно.
Чернота волос скрыла от Лауры мастерскую. Как в детстве: зажмёшь глаза ладошками — и спряталась, и никакие чудища из сказок тебя не достанут. Потом можно ещё и нарисовать их углём, чтобы стало уж точно совсем не страшно…
Лаура сидела, содрогаясь от смеха. У неё тягуче сводило скулы, ныли щёки, но смеяться она не прекращала.
Одной скучно. Было бы хорошо, если бы эти молчаливые люди с портретов — важные зануды! — и оливы с пейзажей Ариссимы, и мосты через ручьи разделили её веселье. И пусть грустный Ремье-философ, юный сын чара Энчио, тоже хоть раз в жизни от всей души расхохочется. Лаура слышала, что его тоже убили в день бунта, но какое это имеет значение?! В смерти есть много забавного — как и в жизни. Всегда есть над чем посмеяться.
Лаура встала, слегка шатаясь от голода. Ноги онемели и подкашивались. Продолжая посмеиваться, Лаура опёрлась локтем о высокий, измазанный въевшейся краской стол, где хранила грифели и кисти. Ей хватило сил протянуть руку за плоским ножиком для бумаги — таким холодным и лёгким, что стало щекотно руке, и Лаура опять захихикала.
…Такой и нашла эру Алью-художницу её кухарка Челла: с застывшей улыбкой, с ножом, который она, очевидно, несколько раз вонзала себе в грудь. Все холсты в мастерской были изрезаны, и восстановить их позже не удалось.
ГЛАВА V
У Фиенни была привычка рисовать, чтобы объяснить что-нибудь. Для Тааль, которая всё ещё не могла приспособиться к рукам и пальцам бескрылых, это было вдвойне удивительно. Она заворожённо смотрела на то, как увлёкшийся разговором волшебник, перебросив на плечо тёмный хвост, хватает мелок, или огрызок карандаша, или изящное павлинье перо (видно, при жизни он был не последним ценителем красоты…) — и как от нескольких точных движений на листке или каменной плитке возникают штрихи, знаки, схемы. Фаэнто показал ей свои карты Обетованного и Лэфлиенна, которые заметно отличались от карт отца и фрагментарных изображений на древних черепках. Несколько дней пролетело, как один вдох; Тааль казалось — она только и делает, что отсыпается после изнурительных испытаний, слушает Фаэнто и пьёт с ним чай. Дымящиеся чашки не пропадали со стола, и прозрачный свет солнца из-за тёмно-зелёных занавесок заливал их по-прежнему. От трав и сластей Тааль согревалась и тяжелела; лопатки ныли по ночам уже не так сильно, и она отвыкла считать себя невесомой, готовой взмыть от любого порыва ветра. Под руку с Фиенни она бродила по Молчаливому Городу, вслушиваясь в его тишину — и совсем скоро стопы перестала обжигать боль, вызывающая смутные мысли о каком-то предательстве и не менее смутную тоску по чему-то, утраченному навсегда.
— Тебе нужно восстановить силы, — повторял Фиенни, отвечая на не высказанный вопрос. — Для встречи с духами и тауриллиан они понадобятся.
Но Тааль и сама не рвалась уходить. Слова Фиенни расслабляли ещё больше, чем просто его присутствие; почему-то она безоговорочно верила тому, что с Гаудрун и Турием всё хорошо, что маленький Биир жив, что гнездовье на Высокой Лестнице никто не сровнял с землёй. Наверное, это было не совсем разумно — но нужно же хоть чему-нибудь верить. Эоле и его бессмертные соплеменники втянули её в свои игры с тауриллиан, ничего не спросив — так обязана ли она непрерывно размышлять и мучиться, торопясь исполнить их волю?… Оставаясь в Молчаливом Городе, Тааль испытывала нечто вроде лёгкого злорадства — будто, задерживаясь, она мстит жестоким духам и их помощникам.
Впрочем, после таких мыслей ноги вновь начинали ныть, а совесть терзала Тааль с удвоенным аппетитом. Только новая кружка чая и рисунки Фаэнто утешали её — наброски огромных угловатых домов, рек с мостами и мельниц, волшебных зеркал… С каждым его словом Обетованное становилось всё ближе — ещё ближе, чем Молчаливый Город за окнами. Будто не было ни океана, ни войны, ни суровой старой магии, разделившей два материка. Засыпая, Тааль повторяла про себя чужие названия: Альсунг, Дорелия, Минши, Кезорре, Феорн… И Ти'арг. Ти'арг — горы и леса, королевство учёных, крестьян и лордов с чеканным, завершённо-красивым языком.
Тааль понятия не имела, как подвести Фаэнто к главному разговору. Каждый раз он вежливо отклонялся от темы или отворачивался, безучастно нюхая жасмин. Тааль же не хватало наглости настаивать: она чувствовала, что лезет пальцами — своими новыми, нежными пальцами без когтей — в не затянувшуюся рану. И в то же время знала, что без главного разговора ни в коем случае не полетит (ох, то есть не пойдёт…) дальше.
— Можно обратиться к ним? — спросила Тааль однажды, во время вечерней прогулки, когда они проходили мимо засохшего фонтана с русалками. Одна из призрачных полурыб-полудев опять заплетала волосы подруги и напевала что-то, не издавая ни звука. Её тонкое, жемчужно-белое тело напоминало туман, готовый растаять на солнце.
Фиенни пожал плечами.
— Попробуй. Но мне они ни разу не отвечали.
— Может, просто не поняли языка? — предположила Тааль, помня о своей способности. Но Фиенни грустно улыбнулся:
— У мёртвых нет языка. Все мы способны понять друг друга.
Тааль вздрогнула. Когда он открыто называл себя мёртвым, её до сих пор охватывал неприятный холодок. Даже слыша, что Фаэнто не спит по ночам, или замечая его прозрачность при лунном свете, или не видя тени от него, она не испытывала такого знобящего ужаса.
— Но ведь дракон говорит с тобой…
— Миаар-Да'эль? — пропел Фиенни почти непроизносимое имя дракона. Вчера это поразительное существо снова прилетало к его крыльцу, и он выходил ненадолго — просто чтобы прошептать что-то ласковое в жёлтые глаза с узкими зрачками, а потом по-приятельски почесать чешую. Их давняя (очевидно) связь восхищала Тааль, но одновременно и навевала грусть, как всё в Молчаливом Городе. Трудно было сказать, кто от кого больше зависим — призрак-дракон от призрака-мага или наоборот. — Да, если это можно назвать речью. Но драконы проще идут на контакт, чем морской народ…
— А майтэ? — не сдержалась Тааль, делая лишний шаг к бортику фонтана. Русалки, плававшие в воздухе вполоборота к ним, пока её не заметили. — Для нас есть место в твоей иерархии?
Фаэнто, казалось, смутился.
— На самом деле, я почти не общался с майтэ до тебя, Тааль… Был единственный опыт — не очень удачный. Если хочешь, когда-нибудь я расскажу.
— Странно, что не очень удачный, — вздохнула Тааль, не вдаваясь в расспросы. — В моём гнездовье ты бы наверняка понравился всем.
Фиенни не ответил. Тааль запоздало поняла, что это был нескромный комплимент — и вспыхнула. Пожар на щеках усугубила беглая мысль о синеглазом Повелителе Хаоса из её снов. Вот кто не прижился бы среди майтэ: он уж точно не идёт путём спокойного созерцания красоты мира, пения на заре и полётов… Тааль поспешно шагнула к фонтану. Русалки, встрепенувшись, зашлись в беззвучном крике; пугливо замелькали их серебристые хвосты.
— Погодите, не исчезайте!.. — попросила Тааль и медленно поклонилась, приложив руку к груди. — Я не причиню вам вреда.
