Земля избранных (СИ) - Бородина Мария (первая книга .txt) 📗
Миа сжала зубы, сдерживая рык подстреленного зверя. Уж кого-кого, а его она не желала видеть точно. Второй раз за день — это уже слишком. Сегодняшнего позора в столовой хватило сполна. Надолго.
Остановившись метрах в десяти, объект проводил пассивным взглядом последних пассажиров. Ветер трепал его длинные волосы, стянутые в низкий хвост. Парень дёрнул пальцами молнию: воротник непромокаемой ветровки сошёлся под гладко выбритым подбородком.
— Ну, Азазель! Ну, зараза! — Миа поспешно отвернула лицо, чтобы не встретиться глазами с юношей.
«Я не об этом, — отозвался Азазель. — У тебя есть должок — вот шестая причина».
Юноша, впрочем, был слишком увлечён собственными мыслями, чтобы озираться по сторонам. Он постоял минуту-другую на платформе, со скучающим видом изучая географию городских кварталов, а затем скрылся в шахте лифтовых лестниц.
Миа с облегчением выдохнула. Не заметил. Ветер выдохнул ей вслед.
Городские кварталы цвели пестротой крыш. Кучевые облака над головой, сливаясь, превращались в тучи. Воздух, потеряв едкую ноту горения, насытился запахом озона и прелых листьев.
Но глаза уже не желали замечать красок осеннего пейзажа. Крепкий, высокий силуэт вырисовывался в памяти… Ухоженные волосы, неторопливая походка. И плечи: робко ссутуленные, будто бы он стеснялся выделяться.
«Ты ведь хотела увидеть его, Миа 4813, — замурлыкал Азазель, — я-то тебя знаю, как облупленную!»
— Сейчас кое-кто полетит вниз! — рявкнула Миа.
«Решилась всё-таки?» — голос в голове проникся нотками иронии.
— Я не шучу, ты, дебильный кусок пластика!
Азазель послушно затих. Лукавая полимерная улыбка превратилась в сухой оскал. Возразить ему было нечего: он находился заведомо в проигрышном положении.
Миа закрыла глаза, подставив щёки потокам прохладного воздуха. Нашёл, пустоголовый, чем задеть! Все его слова — не более чем глупая игра больного воображения. Но…
Всё же, в одном Азазель был прав. Она хоте…
…у неё есть должок, и она его вернёт!
2
Утро заглянуло в окно солнечной вспышкой. Нери зажмурился: глаза пронзила боль, отрикошетив в затылок. Последствия хмельных возлияний в компании Лихача оказались несладки.
Чёрт с ней, с головой… Главное, что его не тошнит. Уже не тошнит.
Или пока не тошнит?
Нери тщетно пытался стянуть волосы в хвост, стоя перед зеркалом. Таким угрюмым, слабым и бледным он видел себя впервые. Да и ощущал тоже: тело будто прессовали бетонными плитами всю ночь напролёт.
Из глубины зеркального омута на него глядел незнакомый человек. Бледный, помятый, грустный и немощный. Нери критически осмотрел чужака и ухмыльнулся. Отражение синхронно скопировало его улыбку. Что ж, придётся смириться с горестным фактом: это он, Нери 42.
Хорошо, что у него хватило сил доползти до душа после эпичной ночи. По крайней мере, цвет лица уже не отдавал зеленью. Головокружение то набирало силу, то сходило на нет, как кратковременный дождь в середине весны. Царящий в кухне запах кофе и ванили казался омерзительным.
Кожаный ремешок в который раз обхватил волосы у корней. Оставалось лишь затянуть его покрепче. Ну, давай же!
Нери напряг мускулы, пытаясь превозмочь дикую слабость. Правая рука в который раз нещадно заныла, но дело на этом не закончилось. Пальцы ослабли, отпустив кончик ремешка. Кисть руки непроизвольно сжалась в кулак, а затем распрямила фаланги, вновь позволив мозгу установить контроль над мускулами.
Волосы дождём рассыпались по плечам. Очередная попытка привести себя в порядок обернулась крахом. Страх подкатил к горлу приступом удушья. От плексопатии Нери мог ожидать чего угодно, но она ещё ни разу не выделывала такие фокусы с его рабочей рукой.
— Ж-ж-ж-жесть! — выкрикнул он, проклиная сам себя.
Незнакомец в зеркале скривил мину в бессильной ярости.
— Жесть… — повторил Нери уже тише.
Шаркающий звук почти невесомых шагов стал ему ответом. За зеркальной гладью проступило ещё одно отражение. Мать приблизилась со спины: её силуэт в солнечных лучах казался тёмным пятном. Она осторожно приподнялась на цыпочках, и Нери заметил блестящий предмет в её руке. Зубья густого гребня острыми иглами вонзились в кожу головы. Нери вяло повёл шеей. На большее не хватило сил.
— Не дёргайся, — прошептала мать.
Неслыханное добросердечие! Первая реплика в его адрес за пять дней.
Пальцы матери, сухие и холодные, стремительно перебирали его тяжёлые волосы. Как же ему не хватало этих рук в моменты, когда душа хотела выплакаться! Для Нери эта запоздалая забота была сродни подачке, но он стойко принимал её. И даже ощущал, как за грудиной, где-то в районе сердца, разливается парным молоком нежность.
Ремешок перехватил волосы: крепко и надёжно. Мать оценивающе посмотрела на результаты своего труда и натянула улыбку.
— Иногда я жалею, что ты уже не ребёнок, — хрипло проговорила она.
Нери недобро фыркнул. Когда ошибок уже не исправить, наступает время сожалений и покаяний. «А не жалеешь ли ты, что я вообще появился на свет», — хотел было сказать он, но сдержался. Лишние скандалы ни к чему. Периоды перемирий становились всё более короткими и зыбкими, важно было поймать момент и удержать его.
Обжигающее пламя снова вспыхнуло под рёбрами. Воздух внезапно стал терпким и вязким, реальность — чужой и отстранённой. Рельеф кухонных шкафчиков вздрогнул перед глазами: головокружение возвращалось вместе с тошнотой. Нери провёл сухой ладонью по лбу.
Мать встала рядом и положила руку на плечо. Два силуэта задрожали в зеркале под яростным обстрелом утреннего солнца. Две одинаковые пары глаз слезились.
— С чего это ты вдруг на меня внимание обратила, Лариса? — спросил Нери. Он всегда называл мать по имени, когда она приходила мириться первой.
— Я переживаю, Нери, — сдержанно выдавила мать. — Может быть, ты и не видишь, но это так. Вчера ты пришёл затемно и… Ты был пьян.
Вот это да: прямо Мёртвый континент открыла!
В животе зародилась горячая волна ярости и понеслась вверх, сметая всё на своём пути. Непереносимо-едкий запах ванили ударил в нос. Взгляд застелила трепещущая пелена, и Нери, было, подумал, что его снова вырвет. Оттепель растопила грубую корку льда, и теперь старые обиды и разочарования начали подниматься со дна на поверхность. Сдерживать слёзы становилось всё сложнее, и от этого делалось противно.
— Хочешь об этом поговорить?! — язвительно отозвался Нери, сбрасывая с плеча сухую материнскую ладонь. Эмоции кипели в сосудах, голос срывался в крик. — Восемнадцать лет ты молчала, а сейчас пришло время читать нотации?! Так?!
Лариса обожгла сына умоляющим взглядом. Рыжие волосы паутиной прилипли к щекам. Слеза соскользнула с её ресниц и побежала к подбородку.
— Нери, ты… — процедила она сбивчиво, — ты не знаешь, как я надеялась уберечь тебя от падения…
Досада свинцовой пулей вошла в грудь, вылетев промеж лопаток, точно в том месте, где кожу испачкало «клеймо грязных». Оставив мать позади, Нери широкими шагами поспешил в прихожую. Орнамент обоев проносился мимо, смазывая цветы и завитки в нечёткие линии.
— Я знаю, что восемнадцать лет был для тебя пустым местом! — взревел он. — Я был лучшим во всём, я превосходил сам себя только ради того, чтобы заслужить хоть толику твоего внимания, но в ответ всегда получал фигу! А сейчас ты внезапно решила покаяться, думая, что это залатает все чёрные дыры?! Знай: одного слова, даже самого искреннего, недостаточно, чтобы обернуть время вспять! А чтобы раны прошлого залечить — тем более!
— Нери, — мать поспешила следом. Ладони её мелко дрожали. — Я долгое время работала на двух работах, чтобы ты и твоя сестра ни в чём не нуждались и были сыты. Я уставала, и мне было тяжело изображать образцовую мать.
— Изображать?! — Нери уже не сдерживал слёзы. Солёные потоки бежали по щекам и шее, затекая под воротник рубашки. — Любовь, доверие, сочувствие — это не подделывается! Это не требует сил! Пусть доказано, что эмоции — это только химия, но она нужна! Как железо, поступающее с пищей! Как кислород в воздухе, которым мы дышим! Как мои… таблетки…
