История одной практики (СИ) - Лисочка С. (версия книг TXT) 📗
Эй, это что? Эльф, которого Ползун загонял, к заложникам проскочить пытался. Не сумел, развернуло его и отбросило. Ползун тут не сплоховал, ударил плашмя по затылку, звук такой смачный вышел… Значит от ректора не только ругань, но и польза, прикрыл-таки заложников. Ладно, хрен с ним, пусть ругается… Все равно уже слышу топот: это Полуночница с ребятами бежит. Сейчас все закончится. Кончилось уже почти. Надеюсь, там, у Красотки… Малин побери, а ведь ректор-то не просто так ругается! Нехорошо ведь там, наверху… Ох… твою гламуру, капрала Билони мечом в живот ткнули. Рву туда, но понимаю: поздно, не успел. Не успел, не успел, не успел! Отбрасываю собаколюда, который его достал, бью, бью, бью, бью! Заложники орут. Пусть орут. Возвращаюсь к Билони, доктор уже рядом. Качает головой… Эх… Я виноват… Ничего еще не все, рано успокоился, рано расслабился, старый дурак! А вот и Полуночница, только Билони уже нет, и виноват я. Все, баста! Никто, конечно, не скажет, что я просмотрел, но пора на покой. На пенсию, будь она неладна. Внуков нянчить. Жаль только, что нет их у меня. Всю жизнь службе положил, ни то, что жениться, с бабой просто погулять по улицам времени не было. Оттого и не задерживались они у меня. Теперь-то времени будет — парусниками вози, да только на что оно мне, развалине старой? Эх…
— Я — наверх, — сказал мне ректор. — Там неладно что-то…
Ругаться перестал, вид усталый, речь медленная. Я ему кивнул. Да, надо наверх, тут уже, и верно, делать нечего. Билони не вернуть, террористов вяжут. Вот только идти не хочется никуда, вообще ничего не хочется. Пусто, как в кувшине после ночной попойки. А ректор ответа не дождался и пошел один. Медленно так, вразвалочку, и сначала даже не к выходу, а на кухню, потом остановился, огляделся, лоб наморщил и медленно, опираясь на посох, все-таки, куда надо пошел. Полуночница мне что-то говорила, заикаясь, а я смотрел вокруг и понять никак не мог, что я сам-то здесь делаю. Меч в руке зачем-то. И кровь на лезвии… Ох, выронил… Не слышал я Полуночницу, того, что она мне говорила, словно контузило меня. И перед глазами темнота, словно свет притушили в обеденной зале. Старость это, да. Сил положил сегодня столько, что на пол сесть, и чтобы не трогали. Всем тяжело этот вечер дался, все как мухи сонные ползали… Кто-то из заложников криком кричал от страха или еще от чего, не знаю. Самому так хотелось, если честно, да зачем только? Глупо.
Тоскливо так на душе стало, ну хоть вой, честное слово. Смотрел на Булони, и так погано было, что даже слов матерных нет, чтобы описать как. Был человек, и нет человека. Целый мир исчез, будто никогда его и не было. Смотрел на него и себя видел, будто я сам, на полу, в луже крови лежу. И мысль крутилась в голове, что это меня уже нет, и не было никогда.
А потом вдруг изменилось что-то. Крики услышал, разговоры. Будто отпустило. Билони, конечно, жалко до слез, но так ведь страж на то и страж, чтобы любой ценой людей защищать.
— Обыскать их хорошенько, — распорядился я насчет террористов. — Полуночница, организуй два-три звена, пусть прочешут все коридоры и кабинеты. В здании еще кто-нибудь из этих может быть. Распоряжайся тут сама и гонца капитану пошли. Жужелица, Ползун, за мной!
Я поднял меч с пола и бегом кинулся из обеденного зала туда, куда минутой ранее ушел, пошатываясь, Полуэкт Малиновый. К Красотке с его командой. Лестница в конце коридора, второй этаж, вторая дверь налево. Бежал так быстро, насколько был способен, хотя и знал, что опоздал. Все что там могло произойти, уже произошло, все, что могло случиться — случилось.
Квентин Уиллис, сержант Стражи
В ту неделю Бланка и Людовик много работали, а я ночевал в Лунном храме. У меня там была (да и сейчас есть) своя комната. То есть, конечно, это мамина комната, но никто и никогда не возражал, если я там оставался на пару-другую ночей. Вернулся я в особняк Людовика не один, а со своей новой подружкой — маленьким пушистым комком по имени Бастиана. Наше с ней знакомство началось с того, что я чуть не наступил на нее, а она подняла на меня свои серо-голубые глаза, пискнула, и, когда я опустился на корточки и погладил ее, ткнулась носом мне в ладошку. Я отнес ее на кухню и напоил молоком из блюдечка, а потом забрал с собой в особняк. У меня никогда не было ни кошек, ни собак, ни даже хомяка, но я не сомневался, что Бланка и Людовик не будут против, если я кого-нибудь себе заведу. Они и не были, Людовик лишь бросил усталый взгляд на кошечку и сказал, что убирать я за ней буду сам. Что меня вполне устроило.
Скандал случился на следующий день. В особняк ворвалась разъяренная Мануэла Лист и потребовала вернуть ей ее дочь, а того малолетнего негодяя, который похитил маленького ребенка, выпороть. Людовик за меня извинился, но пороть меня напрочь отказался, мягко намекнув жрице Храма Любви, что мало ребенка родить, за ним еще и следить надо все-таки, а не бросать где не попадя. Мануэла возмутилась еще больше, сказала, что у нее работа, и потому она попросила родственников отца девочки, оборотней, что живут при Лунном Храме, присмотреть за ней. И что, несмотря на то, что она жрица Гламуры, своего ребенка никогда не бросит, не то, что некоторые. И ткнула в меня пальцем. Мне было тринадцать, я был вовсе не дурак, и понял, в чей огород она запустила камень. Я сказал, что мама меня вовсе не бросила, что она за мной вернется. Мануэла только рассмеялась:
— Три года спустя? Ну-ну, мечтай… Не вернется она за тобой, паршивец. Никогда.
Забрала пищащую Баст и ушла, оставив меня с чувством щемящей пустоты внутри. Никто и никогда не смел мне сказать, что мама не вернется, наоборот… Арника, к примеру, даже как-то побожилась, что мама жива, а Арника очень серьезно к таким вещам относится. Но тогда, в тот момент, я вдруг оказался один-одинешенек в этом огромном пустом мире. Что-то утешительное говорил Людовик, но я его не слышал. Я стоял и смотрел вслед уходящей Мануэле, но видел вовсе не ее, а бескрайнюю ледяную пустыню, где внезапно оказался…
Сейчас, когда демон посмотрел на меня, я снова стал тем тринадцатилетним мальчиком, которому сказали, что его мама никогда не вернется. Исчезла операционная, исчезли заложники, исчезли Соня, Селена, Лина и Бригир, исчез и сам демон… Все исчезло. Я был один, и одиночество глодало меня, пожирало, сводило с ума… Каким-то краем сознания я понимал, что это на самом деле воздействие демона, но одно дело — знать и понимать, а другое — мочь с этим что-то сделать. Но сдаваться я не собирался. Я стал цепляться за образы дорогих мне людей, как за якоря, чтобы не свалиться в эту бездну окончательно.
Лазурика. Когда-то давно, она взяла меня за руку, завела в свою комнату и толкнула на свою кровать. Это был мой первый раз, и, конечно, ее я совсем не впечатлил, да и чего от меня было ждать? Во всяком случае, это был не только наш первый, но, и, увы, последний раз. Зато меня она впечатлила. На всю жизнь впечатлила. Женщин я после этого любил много, а, временами, и часто. Мне нравится и сам процесс, и предшествующие ему игры, и даже необязательная процедура ухаживания доставляет мне известное удовольствие. Но никогда и не с кем больше я не испытывал и тени того, что испытал с ней. Конечно, я пытался решить проблему самым простым путем. Но как я ни старался охмурить ее, она лишь качала головой и отказывала, не объясняя причины… Что мне оставалось?
Теперь же, очнувшись ранним утром в палате, где я лежал раненный после штурма клиники, я обнаружил ее рядом. Отчего-то у меня сразу нехорошо так засосало под ложечкой.
— Лазурика? — спросил я, пытаясь приподняться на кровати. — Ты что тут делаешь?
Голос меня плохо слушался, тело — и того хуже.
— Я попрощаться зашла, — сказала она мне, присаживаясь на край моей кровати. — Завтра уезжаю в Суран. Конечно, не навсегда, мы с мужем будем приезжать к маме и к вам…
— Когда свадьба? — спросил я, снова пытаясь подняться.
Ну конечно, не все еще потеряно. Не в первый раз. Я давно сбился со счета, сколько ее женихов мне удалось отвадить. Не так уж это и сложно, главное вовремя взять себя в руки, и, не паникуя, пораскинуть мозгами. Конечно, рана сильно мешает двигаться, но любую боль можно вытерпеть, если знать, ради чего терпишь.
