Корона за холодное серебро - Маршалл Алекс (библиотека электронных книг .txt) 📗
– Меня тошнит, я… – Его слова перешли в захлебывающееся, давящееся рыдание. София оттянула мягкую корку, которая успела образоваться на ране, и скользнула указательным пальцем внутрь, проверяя, нет ли там наконечника стрелы или копья. Встретилось что-то острое и твердое, но она не поняла, отломок ли это оружия или кости, – слишком давно не ковырялась в человеческих телах. В любом случае одной на темном склоне горы с этим чем-то, так прочно засевшим внутри, ничего не поделать. Мальчик хватал ртом холодный воздух, всхлипывая, как угодивший на сушу сом; все его тело взмокло, и София вытащила палец.
Если он переживет ночь, то утром она промоет и прижжет рану, но сейчас лучше избавить парня от этого испытания. Скатав лоскут рубашки в турунду, София быстро затолкала ее в рану. Мальчишка нашел в себе достаточно воздуха, чтобы испустить при этом вопль, а потом намертво замолчал. Она крепко привязала остальные шерстяные полосы; мальчик задрожал, когда София приподняла его бедро, чтобы закрепить повязку на поясе. Затянув узел, она вгляделась в измученное лицо паренька – вдруг уже все, вдруг она ошиблась и убила его?
Но нет. Страдальческая гримаса еще перекашивала бледное лицо, однако неглубокое дыхание выравнивалось, почти неслышные стоны набирали силу, а тело расслаблялось. София встала, и скорость, с которой она забралась в горы после расправы над Хьорттом и поджога дома, отозвалась в ней волнами боли и ломоты. Демоны ада и духи небес, а левое колено здорово недовольно хозяйкой. Она хотела вымыть липкие ладони, но, понимая, что, скорее всего, они снова будут в крови еще до конца ночи, решила пока не тратить воду и протянула руки к притухшему костерку. Подсыхающая кровь темнела на пальцах, дрожавших до сих пор. Еще не так предстоит им трястись в грядущие ночи, когда зима прилетит на крыльях ветра, сжирающего все тепло.
– Я пить хочу, – позвал Пао куда громче, чем можно было ожидать.
Он свернулся калачиком, хотя подтягивание коленей к груди наверняка причиняло боль, и София принесла ему и мех с водой, и флягу с настойкой горечавки. Он больше закашлялся от глотка воды, чем от горькой выпивки.
– Эти солдаты… Они убили всех.
– Так я и поняла, – сказала София, сама прикладываясь к фляге.
Она оставила попытки предотвратить неизбежное и позволила себе вспомнить, как они с Лейбом собирали травы. Пока она выкапывала корни из кремнистой горной почвы, муж бездельничал и плел ей маленькие колючие венки из желтых цветов, украшая их редким багряным соцветием. Драгоценный самоцвет для ее диадемы. Запах земли и кореньев, ощущение холодных рук на спине, проскальзывающих под блузку, чтобы София взвизгнула. Она сделала еще глоток душистой настойки, вспомнила о перегонном кубе, выкипающем в хижине за деревенским общинным домом, и задумалась: вдруг имперские убийцы все еще поднимают тосты найденными бутылками с тем же самым зельем. Если пойти сейчас, то можно поспеть к рассвету, когда и часовые затеряются в зыбкой неопределенности между опьянением и похмельем…
Мальчик – Пао, сказала себе София, его имя Пао Пастушок, хотя она-то, бывало, называла шельмеца иначе, – снова начал плакать. Она заставила его глотнуть еще настойки, потом плотно закупорила флягу и мех и вернулась за своим боевым молотом. Раскрутила его так, что боек размером с кулак и острие в форме сосульки превратились в стальной вихрь, который привлек внимание мальчика и Мордолиза.
– Я… я умираю? – спросил мальчик.
Да.
– Нет. – София перестала вращать молот и поймала его другой рукой; знакомая боль от удара рукояти о ладонь заставила ее поморщиться. – Я ведьма, уж сколько раз ты меня так называл – пора и поверить! А горечавка – лекарство, согласен? Так что даже если бы я не владела темными искусствами, ты все равно уже пошел бы на поправку. Ты будешь жить, мальчик, ты выживешь, а потом догонишь и накажешь солдат, которые это с тобой сделали.
– Я боюсь, – сказал Пао, весь дрожа.
– Только потому, что ты еще молод да зелен, – заявила София, припоминая, что сама была еще младше, когда впервые взяла в руки оружие. – И я когда-то была такой, и ты вырастешь и окрепнешь. Не думай, что мы пойдем за ними прямо завтра! Тебя надо научить обращению с мечом, молотом, луком – сколько ж ты донимал этим меня и моего Лейба! Нужно сделать из тебя воина!
Она была уверена, что это его подбодрит, но мальчик просто лежал спиной к огню и смотрел в темноту между можжевельниками. Повязка уже промокла насквозь. Глянув на Мордолиза, София поняла, что хилый собачий самоконтроль до последней капли уходит на то, чтобы не лизать влажную ткань.
– Ты особенный, Пао Пастушок, – сказала София. – Ты не похож ни на кого на свете. Тебе выпала великая участь, мальчик, судьба стать тем, кто изменит мир, кто улучшит Звезду. И ты сделаешь это мечом. Волшебным мечом. Таково твое предназначение.
Это его зацепило. Мальчик обернулся, болезненно поморщился, и Софию замутило от выражения отчаянной надежды на пятнистом от теней лице.
– Волшебный меч? Мое предназначение?
– Именно так, – кивнула София, чувствуя, как Мордолиз буравит ее жадным взором, но отказываясь смотреть на него. – А как думаешь, почему ты выжил? Почему Мордолиз принес тебя ко мне? Ты очень особенный мальчик, Пао, и твой отец доверил мне присматривать за тобой: дождаться, когда ты достаточно подрастешь, и уж тогда научить тебя искусству меча. Натаскать, чтобы ты избавил Звезду от демонов, восстановил мир и все такое прочее дерьмо.
– Мой отец… – прошептал Пао. – Но вы же всегда говорили, что он тупая пьяная сволочь, потому-то мама и выгнала его из деревни.
– Конечно, я так говорила, – согласилась София, отмечая, как похожи густобровые широконосые лица мальчика и его никчемного папаши. Он вырос бы точно таким, как отец. Может, еще и вырастет, подумала она, хотя с трудом в это верила. – Я пыталась научить тебя хоть какой-то скромности этими сказками, понимаешь? Да все без толку. Ведь не могла же я прямо сказать, что он на самом деле великий рыцарь и однажды я возьму тебя на поиски его удивительного меча? Ты и так-то мне покоя не давал – уж и представить не могу, каким кошмаром ты стал бы, скажи мы тебе правду.
– Я бы не… – Глаза Пао были полуприкрыты; мальчик уплывал в некую темную глубину, и только время покажет, сон это или смерть. – Мама…
Ветер вздул сноп искр, угли замерцали, и София, сунув молот обратно в рюкзачную петлю, подложила дров. Пао дрожал на голой каменистой земле, и веки были стиснуты так же плотно, как челюсти. У нее только один спальник, и если отдать его мальчику, то к утру он пропитается кровью.
Мордолиз поднялся со своего места у огня, подошел к ней и потянулся вечно жадным языком к ее расслабленно свисающей руке. София, смотревшая на мальчика, оцепенело позволила псу слизывать кровь, а когда он закончил, протянула вторую руку.
– А я-то думала, ты со мной, потому что я тебе нравлюсь, – печально сказала она, глядя в собачьи глаза и пытаясь убедить себя, что во всем виноват он, а не она. – Видно, нет хуже дурака, чем старый дурак. Иди ложись к нему, если только тебе не зудит проверить, сколько еще твоей подлости я вытерплю за один день. Ненамного больше, демон, совсем ненамного, клянусь тебе.
Существо, притворявшееся собакой, направилось к Пао. Даже в мерцающем свете костра София видела, что с его шкуры сошла вся седина, а с зубов чернота и демон так же юн, как в день, когда она впервые увидела его. Немного же ему требовалось, чтобы помолодеть и оживиться, совсем немного, но он никогда не насытится, покуда солнце и луна ведут хоровод вокруг мира. А может быть, даже и после того, как перестанут.
София вышла из лагеря, продралась через можжевельники, что разрослись над лесополосой, и заковыляла вверх, спотыкаясь в темноте среди кустов и камней. Она шагала, пока ее костер не стал далеким демонским глазом где-то внизу, а над нею не зажглась еще тысяча – серебряных, а не золотых, но таких же далеких, таких же холодных. Она потерла руки, повернулась спиной к костру и уставилась вниз: по гребню горы, по склону, по залитой звездным светом долине – на тракт, на мир, который покинула… мир, который выследил ее и в этом укромном месте.
