Люди как птицы (СИ) - Гребенкин Александр (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Я вздохнула.
Он протянул мне маленький листик тонкой бумаги.
…Когда я переоделась и вернулась к своему гостю, он молча стоял в темноте, и глядел на картину, освещённую луной.
— Да, полотно — будто окно в другой мир…
Затем махнул ладонью и повернулся, чтобы идти.
Я двинулась за ним.
Стояла холодная тёмно-серебристая ночь. Луна накрылась вуалью лёгких облаков. Сырой ветер бросал в лицо сорванную листву, осыпая порог и аллею.
Закрыв и опломбировав дверь, Боков простился со мной.
Напоследок я спросила этого загадочного человека:
— Но почему вы помогаете мне?
Он едва улыбнулся:
— Просто… Просто мне не хочется, чтобы вы, с вашими способностями, достались им.
Чёрный автомобиль, фыркнув двигателем, зашуршал по дороге, мигнув огоньками, скрылся за поворотом. Так я увидела Глеба Бокова последний раз в своей жизни.
Глава 7. «Я пришла за тобой»
Я шла по осенней улице, и мне почему-то было хорошо, как будто Боков обнадёжил меня, сказал что-то приятное. Да и ночь мне показалась чудесной. Ветер полетал между деревьями и утих. На тёмно-синем небе, среди холодных серебряных звёзд, засияла чистая луна, льющая потоки света на кусты и деревья, будто окуная их в белые озёра.
Я бодро шагала через это царствие света и тени. На нужную улочку я пробиралась чрезвычайно долго. Старалась избегать больших и широких улиц, где могли встретиться стражи порядка.
Лишь под утро, когда ледяной ветер снова стал дуть мне в лицо, развевая пряди волос, я, утомившаяся от бесконечных блужданий, нашла необходимое место.
Маленькие улочки с разбитой брусчаткой были по бокам уставлены небольшими домиками.
Подмерзало. Жора жил недалеко от церкви, двор которой был усыпан ржавыми листьями. Окружавшие деревья и сам храм, давно закрытый, утренняя заря окрасила в розовый цвет.
Жора снимал комнату в деревянном домишке, к счастью, имевшей отдельный вход со стороны переулка. Его зелёная дверь едва виднелась за палисадом. Отворив беззвучную калитку, я прошла по порыжевшей траве и постучала костяшками пальцев в дверь, спугнув кошку.
Жора открыл мне, прищуривая заспанные глаза, и сразу же развил бурную деятельность — поставил чайник, стал разогревать вчерашнюю картошку с луком и даже пробовал мне читать стихи за трапезой. Жестом я остановила неистовые порывы поэта. Я просто валилась с ног от усталости, глаза сами смыкались и, быстро сообразив, что необходимо, неутомимый поэт устроил меня на кровати.
«Действительно в такой глухомани нас никто не найдёт», — подумалось мне напоследок, и я провалилась в сон.
Разбудил меня рожок керосинщика, и Жора, извинившись, схватив жестяной бидон, помчался на улицу к железной бочке за керосином.
Вернулся запыхавшийся. Мы разговорились. Жора знал, в какую больницу перевели Максима и даже знал окна палаты, где он находился.
— Мне об этом рассказал этот чекист Боков. Окно палаты выходит в больничный сад. От угла — третье окно получается. На первом этаже. Но само окно забрано решёткой, да и вся больница под тщательной охраной. Пробраться будет трудно.
— Ему можно передавать пищу, тёплые вещи?
— Нет, насколько мне известно, передачи запрещены. Но письма и денежные переводы в небольших суммах разрешают. Можно послать посылку.
— Там строгие правила?
— Ну, конечно! Максиму там, наверное, несладко. Говорят, что заключённые в больнице не имеют права безнадзорно выходить в коридоры и в другие помещения. Да и переписка практически невозможна. Конечно, он может написать прошение, или даже личное письмо кому-нибудь, но дальше канцелярии больницы оно не дойдёт.
— Да, суровые нравы, — мрачно произнесла я.
— Но всё же лучше, чем тюрьма, — вздохнул Жора и тряхнул своими длинными волосами, рассыпавшимися по плечам.
— Ой, боюсь, как бы там его не залечили, не сломали его, — вздохнула я, нервно покачиваясь на стуле.
Жора сидел, теребя пуговицу.
— Ничего, Максим парень крепкий и нервы у него хорошие…
Я закивала, думая о своём.
— Вот что, Жора. Мне нужно будет уже этой ночью повидаться с Максимом. Дальнейшего ожидания я просто не выдержу. Жора, вы мне покажете всё это и сразу уйдёте. Всё остальное я сделаю сама. Нет, даже не возражайте. Поймите, вам «светиться» нельзя, да и ваша квартира в таком глухом районе ещё может пригодиться.
Я взяла его за руку:
— Не обижайтесь, мой милый помощник. Будьте хранителем этого дома. Всё остальное предоставьте мне.
***
Вечером ветер утих, и установилась сухая погода. Когда мы пошли к нашей цели, уже стоял спокойный и яркий закат.
В заброшенном скверике, на старой лавочке среди кустарника, мы дождались темноты.
Психиатрическая лечебница специализированного типа находилась в старом дореволюционном грязно-жёлтом здании с облупленными стенами.
У железных ворот стоял пост охраны. По углам территории стояли вышки, и над стеной была натянута колючая проволока.
Мы подкрались близко к забору и забрались на высокое раскидистое дерево. За себя я не так переживала, больше за Жору, как бы он не свалился.
— Вот, видите угол здания. А вот третье окно от угла. Там Максим! Попробуем перелезть через стену. У меня и кусачки есть проволоку перерезать, — шептал Жора.
Я тихо сказала в ответ:
— Жора, дорогой, вам дальше нельзя. Спасибо за всё! Слезайте вниз и уходите. Остальное — я сама!
— Но как же? Оставить вас одну? Это так опасно!
— Жора, не спорьте… Я вас очень прошу… Мы же договорились! Ваша задача — беречь квартиру…
Я чуть строговато посмотрела на поэта.
Внушение возымело действие: Жора нехотя слез с дерева, помахал рукой, перешёл дорогу и пропал в сумерках.
Оставшись одна, я постепенно осваивалась в темноте. Мне стало немного жутко, и я уже пожалела, что упросила уйти Жору Аггелова.
Наконец-то, хорошенько изучив обстановку, отметив маячившие в полутьме две ближайшие вышки с часовыми, я попробовала шагнуть с ветки в воздух и совершить свой полёт к заветному окну в стене. Где-то далеко лаяли собаки, да ветерок шевелил и ронял шафранную листву.
Окно светилось ровным и тусклым серебристым светом. Я быстро опустилась за куст, росший у подножия деревца у самого окна.
Осторожно заглянула в окно. Тяжёлая витая решётка надёжно закрывала его, отбрасывая на землю узорчатую тень.
Люди в белом ходили по палате, кто-то сидел на койке. Очевидно, это был Максим, но я не узнавала его. Меня одолевали сомнения! А вдруг Жора Аггелов ошибся? Или совершили ошибку люди Глеба Бокова, передавшие сведения? Или Максима просто перевели в другую палату?
Вглядевшись в человека, сидевшего на кровати, я всё же признала Максима! Он сильно изменился, и больничная одежда комком висела на его худом теле.
Лицо было давно небритым и измождённым. Когда люди в белых халатах, уходя, погасили свет, я, выждав какое-то время, просунула ладонь сквозь решётку и постучала костяшками пальцев по стеклу. Реакции не было, и я повторила свой опыт уже погромче, при этом боясь привлечь внимание охраны.
Что-то скрипнуло, в тёмном окне показалось узкое лицо, и я зашептала имя своего возлюбленного.
Он никак не мог разглядеть меня. Что-то треснуло — это с трудом подалось окно, открылось внутрь комнаты, и я услышала голос:
— Кто здесь?
— Максим, дорогой, это я, Гера. Я пришла за тобой.
— Гера? Господи, что я слышу… Неужели ты? Спасибо, господи, ты услышал мои молитвы и дал возможность увидеть её ещё раз перед смертью…
Голос его был тонким, с придыханием, чувствовалось, Максим был сломлен.
Я горячо зашептала:
— Максим, это действительно я! Я пришла освободить тебя!
Он как будто поверил:
— Это какое-то чудо! Гера, это действительно ты, а не твой фантом?
— Нет, нет, я не призрак и не сон… Вот, возьми мою руку!
