Люди как птицы (СИ) - Гребенкин Александр (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Нехитрый ужин позволил нам утолить голод.
Потом я тонко нарезала лучину, разожгла самовар и затеяла отличнейший чай из сушёного шиповника. На удивление, у старика, который казался бедняком, оказался в шкапу роскошный фарфоровый чайный сервиз.
Старик поел, но не собирался вставать из-за стола. Он сидел без шляпы — длинные седые волосы упали на плечи.
Он смотрел на меня и улыбался. На его впалых щеках даже появился румянец, в глазах горела радость.
Я немного смутилась от его взгляда.
— Я помою посуду, — сказала я, и он кивнул радостно, но тут же внезапная грусть омрачила его лик.
Набрав воды в колодце во дворе, я перемыла посуду. Вытерев насухо полотенцем, я разложила её в шкапчике.
Он сидел, по-прежнему наблюдая за мной.
Я взяла раскрытую книгу с пожелтевшими страницами с тумбочки на столе, и меня она удивила. Это было издание «Одиссеи» Гомера в переводе Жуковского.
— Вам почитать? — спросила я.
Он кивнул и уселся поудобнее в скрипучем кресле. Я стала читать старику, и мне казалось, что ночной ветер, воющий в трубе, напевает вслед за мною.
Все на суда собралися и, севши на лавках у вёсел,
Разом могучими вёслами вспенили тёмные воды.
Далее поплыли мы, сокрушённые сердцем, и в землю
Прибыли сильных, свирепых, не знающих правды циклопов.
К берегу близкому скоро пристав с кораблем, мы открыли
В крайнем, у самого моря стоявшем утесе пещеру,
Густо одетую лавром, пространную, где собирался
Мелкий во множестве скот…
Муж великанского роста в пещере той жил; одиноко
Пас он баранов и коз и ни с кем из других не водился;
Был нелюдим он, свиреп, никакого не ведал закона;
Видом и ростом чудовищным в страх приводя, он несходен
Был с человеком, вкушающим хлеб, и казался лесистой,
Дикой вершиной горы, над другими воздвигшейся грозно.
Спутникам верным моим повелел я остаться на бреге
Близ корабля и его сторожить неусыпно; с собой же
Взявши двенадцать надежных и самых отважных, пошел я
С ними; и мы запаслися вина драгоценного мехом…
Спустя час я заметила, что мой слушатель клюёт носом.
Я посидела какое-то время, глядя на затухающий огонь, в углях которого роились странные образы. Затем положила книгу на стол, скрипнув стулом, и старик вздрогнул.
Быстро, не по годам он поднялся, взял меня за руку и отвёл в соседнюю комнату.
Здесь зажжена была тусклая лампа, висевшая на цепях, прикреплённых к потолочной балке, и я увидела кровать за ширмой и много книг.
Он отворил шкаф и показал одежду. Старинную и явно не новую одежду, но такую тёплую и удобную в этом мире.
Когда я переоделась, старик постелил мне постель и, сгорбившись, ковыляя, поспешно удалился, махнув на прощание рукой. Оставив меня одну с моими мыслями и тревогами. Я тут же дала волю слезам.
На дворе заскрипело колодезное колесо, потом хлопнула дверь сарая. Наверное, старик ходил по хозяйству — в окне был виден луч его фонаря.
Я постепенно успокоилась, но сон не шёл ко мне. Просто лежала долгое время, крутилась на неудобном ложе (пружины давили в спину) и обдумывала своё положение. В темноте горели два жёлто-зелёных огонька — это на стуле лежал большой дымчатый кот хозяина, который неведомо как забрался в закрытую комнату.
Старик видимо давно уснул, а мысли всё не покидали меня.
От размышлений меня отвлёк вой собаки. Она подвывала тихо и жалобно, поэтому я не могла успокоиться, сердце тревожно билось. Потом вдруг наступила тишина, только шелестел ветер.
Моё сердце продолжало колотиться, казалось, что выскочит из груди. Несмотря на то, что где-то за стеной спал старик, я себя чувствовала одной — одинёшенькой.
Ветер гремел в трубе, и вековые деревья гнулись и скрипели.
Послышалось тонкое постукивание в окно, как будто пальцами.
Я осторожно встала. За окном мелькнула тёмная тень и на мгновение заполонила собою окно. Я в ужасе отпрянула и… проснулась.
***
Утро было хмурое и сырое. Я вышла во двор — еле-еле шумели деревья, заросшие у подножий высоким папоротником. Колодезное колесо визжало, как старая скрипка. Вода была ледяная.
Часы пробили девять. Самовар вскипел, и старик разлил по чашкам кипяток.
После ароматного чая, глядя в лицо старику, я сказала:
— Я сейчас помогу вам, а потом уйду. Мне нужно идти, искать…
Он улыбался, но кивнул, как будто что-то понял из моей сумбурной речи.
Я нашла веник, тряпку, набрала в ведро воды. Принялась за работу и спустя полтора часа домик блистал. В клетках у кроликов было вычищено, им задан корм, получила свою порцию яств и лохматая собака.
Старик смотрел на мою возню, и глаза его светились счастьем.
Когда я закончила, он обнял меня, и я прижалась к его худому телу, вдыхая запах старой одежды. Его плечи сотрясались — чувствовалось, что он плакал.
Мне стало его безумно жаль, и я поцеловала его в дряблую щёку.
Его надтреснутый голос был для меня словно гром с ясного неба:
— Спаси…Спасибо вам, девушка… Спасибо за ваше внимание и любовь.
— Как? Вы… говорите? Вы можете говорить? — отстранилась я, изумлённо озирая его светящееся лицо.
Он кивнул седой головой.
— Теперь… Теперь говорю. Но я не говорил… тридцать лет!
И вдруг сзади раздался стук, как будто звук падающего тела. Старик охнул.
Я обернулась — у входа в комнату лежала красивая молодая женщина, скорее — богатая дама, так она была одета. Её шляпка слетела, обнажив тёмные, цвета воронова крыла, волосы, косу, заплетённую колечком.
Я бросилась к ней.
Общими усилиями мы перенесли её на диван. Старик подал воды, а я расстегнула воротничок, побрызгала холодной водой и похлопала по щекам. Лицо девушки мне показалось смутно знакомым. Но где же я его видела? Или она на кого-то похожа?
Старик склонился над нею:
— Господи, да это же С-софья, Сонечка!
Потом посмотрел на меня и объяснил:
— В-внучка м-моя. Как вышла замуж, так давно уж не приезжала. И вдруг — т-такая радость!
Софья пришла в себя, открыла глаза.
Она села повыше на кровати, мы подложили под спину подушку.
— Дедушка, прости меня. Я когда зашла и увидела, что ты беседуешь — ты, не говоривший всю мою сознательную жизнь, у меня просто помутилось в голове…
— Да я и не удивлён, Софьюшка, такой твоей р-реакции. А знаешь, это всё — заслуга моей г-гостьи, очень необычной госпожи… Она… она помогла мне преодолеть… все преграды и вновь з-заговорить! А вот как её зовут — до сих пор не знаю.
Я назвала своё имя.
Вскоре мы уже сидели за круглым столом, и Софья угощала теми вкусностями, которые по её велению прикупил по дороге слуга. Как выяснилось, старика звали Захаром Романовичем, и он действительно не говорил много лет, после страшного проклятия.
— Но кто вы? Откуда? Вы выглядите необычно и говорите как-то странно, — сказала Софья, оглядывая меня.
Тут вмешался Захар Романович, зашевелил бледными губами:
— Я шёл вчера с рынка, гляжу — какая-то необычная дама сидит и от холода с-страдает. Одета как-то бедно и не по — нашенскому. Жалко мне её стало, вижу — бесприютный человек, у которого в жизни что-то случилось. Н-никогда не подбирал нищих и бездомных, а тут, как будто что-то переключилось во мне, дай, думаю, позову. Вот она и помогла, согрела старика своей добротой!
И тут добавила Софья:
— А меня сегодня как будто что-то ударило, дедушка. Вдруг вспомнилось всё, подумалось, что давно уже не была у тебя, совсем забыла! Ведь раньше муж мне ездить запрещал, а сейчас нет дома его, по купеческим делам уехал. Вот я и решила тебя проведать, велела запрягать, а тут — такое чудо!
Софья говорила взахлёб, глаза её, бархатно-тёмные, блистали, она вытирала их платочком.
Я была вынуждена спросить напрямую:
— Как же получилось, что вы так долго молчали?
