Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Приближаясь к двери, она замедлила шаг. Донеслись из-за сёдзи голоса, или почудилось? И не "До свидания, мы пошли" говорили ли они? Хотя в прямом, как копье, коридоре спрятаться всё равно было негде, но кто предупрежден, у того есть пространство для маневра, а проноситься с топотом мимо полуоткрытой двери комнаты, предположительно набитой волшебниками, не ожидающими твоего прибытия, было идеей не самой лучшей.
Донесшиеся до ее слуха слова остановили девочку не хуже любой стены.
– …что они задумали, и этот путь не ведет никуда, – устало говорил знакомый голос.
– Ты имеешь в виду сегодняшнее представление с ранением тэнно? – отвечал ему другой голос, знакомый, скорее, интонациями – вернее, полным их отсутствием.
– Да. Не понимаю его смысла. Несколько капель крови дадут несколько капель эффекта. Но они не посмеют убить императора или его родичей из опасения возмездия незатменной Яшироки. Более того, Миномёто их не поддержит. А между нами говоря, его неудовольствия я бы опасался больше, чем богининого.
– Великий Кошамару-сан все-таки кого-то боится? – в бесстрастном, как камень, голосе скользнула насмешка.
– Я имел в виду абстрактного заговорщика.
– Тогда моя картина мироздания не пострадала, – ровно ответил невозмутимый.
Тонитама?.. А кто второй? Нивидзима или Нерояма? Хотя какая в яму разница, васаби дайкона не слаще…
– С другой стороны, перед ним откроется путь на престол, расчищенный не его руками, – продолжил размышления вслух Кошамару.
– Может, он и оценит такую услугу, но провинившихся от его кары это не спасет. "Если правая рука нарушит закон гири, левая ее отрубит" – про него поговорка.
– А если это еще и чужие руки, то рубить их будут по самые шеи.
– Как бы то ни было, боюсь, ожидание амулета Тишины не принесет ничего. Адарету, если бы мог, уже обменял бы его на детей. Конечно, другой на его месте… – бесстрастный говорящий споткнулся, будто представляя на этом месте себя, – выбрал бы амулет без раздумий. Или с раздумьями. Но Адарету… Мне известна его репутация.
– Увы, я тоже думаю, что амулета у него действительно нет.
– А твои поиски амулета Грома не продвинулись ни на шаг.
Уловив в утверждении тень вопроса, собеседник вздохнул:
– Нет. Не продвинулись. После того, как десять лет назад я наткнулся на те вотвоясьские оракулы на черепашьих панцирях… вернее, на то, что от них осталось, я перерыл в буквальном смысле всю эту Мимаситой проклятую долину в поисках подробностей или хотя бы карты. Неугроби Шизуки, да пребудет его буйный дух в чертогах неугасимой Яшироки, распорядился создавать армию в этом месте, веря в истинность оракула, а не потому, что тут в изобилии глины и воды, как говорил он всем.
– Ваша с покойником предусмотрительность похвальна, но исследования успели обрасти бородой, так и не принеся плода. Похоже, скорее эти глиняные болванчики и в самом деле пойдут, чем ты отыщешь здесь амулет Грома.
– Да, к сожалению, друг мой, к сожалению. Но если верить оракулам, амулет Грома должен вернуться к людям со дня на день! Кроме того, это единственный шанс Вечных выполнить повеление тайсёгуна.
– Но разумно ли использовать артефакт, который даже вотвоясьцы боялись настолько, что скрыли от людского внимания боги знают где?
– Твоё "даже вотвоясьцы" мне нравится, – усмехнулся Кошамару, – учитывая, что вотвоясьская школа магии была одной из сильнейших на Белом Свете, что бы наши сенсеи ни утверждали теперь. Настолько сильнейшей, что пытаясь выяснить, кто из них сильнее хоть на муравьиный нос, они истребили друг друга практически без остатка до того, как мы пришли. А еще помнится, что вопрос разумности и необходимости мы уже обсуждали за многими чашечками чая и сакэ. И что другого ответа на него у нас не было. И нет сейчас.
– У тебя нет. У твоего брата есть, – напомнил бесстрастный.
– Это не ответ! – фыркнул собеседник. – Это междометие – энергичное, эмоциональное и такое же короткое!
Расположившаяся было с ушами наготове Лёлька почувствовала вежливый, но непреклонный тычок в спину. Даже не глядя, она знала, кто это, а также отчего, и что спорить с ним – здесь, по крайней мере – было бесполезно [209]. Сжав губы и прикусив для верности язык, девочка, не оборачиваясь, показала кулак вамаясьскому ревнителю нравственности и на цыпочках возобновила путь к воле. Пятью этажами ниже воля поджидала их с распахнутыми объятьями.
И это были объятья Обормоту.
Быстрая тень выше их на полголовы и во столько же раз шире выскочила из-за угла, едва они ступили с крыльца на землю. И не успели исследователи ничего понять, как в скудном лунном свете блеснул клинок, мокрый от дождя.
– Стоять!
Сердце Лёльки ухнуло в пятки. Где-то слева пророкотал гром и сверкнула молния. Порыв ветра швырнул в лицо пригоршню крупных капель, отставших от своей грозы.
– Кто тут? Сдавайтесь! Я не шучу! – грозно рявкнул Обормоту, осекся на мгновение… и даже под затихающие раскаты грома было слышно, как в голос его вплелась торжествующая улыбка.
– Ха! Ого! Не может быть! И кто это тут у нас крадется во тьме подобно татю? Может, это айнские камикадзе? Или дружные самураи из Рукомото [210]? В поисках острого вамаясьского клинка?
Лёлька хотела было посоветовать поискать острый вамаясьский клинок на чердаке, где он подпирал раму, как палка, но прикусила язык, надеясь на мирный исход. Мажору же сдерживаться не стал.
– Ты хочешь со мной сразиться, Обормоту-кун? – вызывающе выступил он из тени, как бы невзначай задвигая девочку за спину. – Я готов встретить тебя утром. Выбор оружия за то…
– Я хочу пинками пригнать тебя к отцу, чтобы он посмотрел, кого так недальновидно осчастливил своим доверием! И эту наглую гайдзин тоже! – отбросив игры, оскалился Обормоту, и короткий меч сёто ткнулся брату в грудь. – Чтобы он понял, что сын айнской гайдзин никогда не станет настоящим вамаясьцем и не может ему наследовать по чести! Кто разрешил вам тут нюхаться?! Соглядатаи! Саранча!
– Не твое дело, крысюк! И моя мать не гайдзин! Провинция айнов – часть Вамаяси уже сто лет! – Мажору яростно подался вперед, не замечая боли от стали.
– Айны, ойны, уйны, эйны! – гнусаво кривляясь, Обормоту передразнил брата, с каждым словом усиливая давление на клинок. Кимоно на груди медленно окрасилось кровью. Мажору попятился, но старшего было уже не остановить. Как бык от красной тряпки, при виде крови и слабости врага он потерял всякий рассудок. Злость, унижение и обида последних дней, скопившиеся на душе, с ревом прорвали плотину условностей, и горе было всем, кто оказался внизу по течению.
– Айны – мусор окраин! Вы все – грязные гайдзины, не лучше вонючих тупых обезьян! Дикари, не знающие гири и бусидо! Недочеловеки! Если бы Вамаяси не нужно было подтверждение их верности, твоя мать никогда не вошла бы в наш дом второй женой! Отец на нее даже не посмотрел бы! Не взял бы ее даже наложницей! Даже посуду мыть! Двор подметать!
– Да если бы не воля нашего деда, отец не женился бы на Змеюки Укусима, даже если бы восстали все южные провинции, где ее отец был даймё! – взорвался Мажору. – Он скорее бы сделал харакири, чем назвал ее женой! Скорее поцеловал бы лишайную козу, чем…
– Заткнись!!!
Багровый от ярости, Обормоту взмахнул сёто. Мажору отпрянул, налетел на Лёльку, упал, и клинок просвистел у щеки, рассекая шелк и кожу на плече. Кисть Обормоту извернулась, возвращая меч на добивание. Мальчик метнулся, уворачиваясь, и ударил Лёке в коленки. Она хлопнулась на крыльцо, он – на нее, и меч снова просвистел в пальце от них.
– Ненавижу!!! – под остервенелый хрип Обормоту сёто в последнем разящем ударе полетел к ребятам. – Сдохните!!!
В панике девочка выбросила руки вперед, закричала – и вдруг воздух перед ней раскололся на куски. Небо разорвала завеса слепящих молний, оглушительный раскат грома сотряс всё вокруг, заставляя чесаться зубы и кости, земля подпрыгнула, и комья чего-то тяжелого и мокрого ударили в грудь и забарабанили по стене. Она зажмурилась, прижала ладони к глазам, но даже это не спасло от змеящихся радужных пятен, метавшихся под опущенными веками.
