Легенды II (антология) - Хэйдон Элизабет (библиотека книг TXT) 📗

Двое солдат — старый и молодой — вздохнули, но промолчали.

За все годы, прожитые в замке, Гектор не уставал восхищаться его устройством. Вот и теперь, поднимаясь по высеченным в скале ступеням, через ведущие к замку сады и террасы, он высматривал скрытые там укрепления. Когда-то в этих расположенных кольцами бастионах размещались десять тысяч солдат. То, что они оставались скрытыми от посторонних глаз, было заслугой короля Вандемира. Он воздвиг этот замок, как монумент мирному времени, помня при этом, что война всегда где-то не за горами.

Король верхом на гиппогрифе, чья разбитая статуя валялась теперь в сухом фонтане на площади Истона. Дед Гектора.

— Ты знала его, Канта? — спросил Гектор, поднимаясь по гранитным дорожкам мимо засохших клумб и фигурно подстриженных деревьев. — Короля Вандемира?

— Да. — Она смотрела вверх, на боковой вход в замок, никем теперь не охраняемый. Одна створка слегка приоткрылась, свидетельствуя о полной заброшенности этого места. В прежнее время здесь несли караул не меньше двух десятков солдат.

Четверо зашагали по гулким чертогам, глядя прямо перед собой, чтобы не видеть пустоты прекрасных некогда залов. Их шаги звучали глухо в сумрачных коридорах.

Гектор мог бы найти здесь дорогу с закрытыми глазами. Только поспешность, на которой настаивал старый рыбак, и проснувшаяся надежда мешали ему остановиться и посмотреть на знакомые с детства переходы, комнаты и ниши. Многие гобелены так и остались на стенах, произведения искусства по-прежнему украшали дворец — мародеры, дочиста разграбившие всю округу, ничего здесь не тронули. Элизиан все еще считался священным, хотя на его троне больше не было короля.

Свернув в коридор, ведущий к тронному залу, Гектор понял, почему это так.

Король в каком-то смысле остался на троне. Гвиллиам назвал его, Гектора, своего кровного родича, тенью короля — стало быть, король покинул остров не окончательно.

— Мне повезло здесь вырасти, — сказал Гектор, минуя детскую, где играла его мать со своими братьями и сестрами, пока их родители исполняли свои королевские обязанности. — Столько закоулков, столько мест, где можно спрятаться. Чтобы меня отыскать, созывали всю дворцовую стражу. Я устроил себе гнездо под драпировкой в Зале Истории и часто там засыпал. Это было очень весело, пока мой собственный сын не начал вытворять то же самое. До сих не понимаю — где так умудрились запрятаться этот мальчишка с его матерью, что мы их не нашли?

— В городском некрополе, — сказала вдруг Канта, устремив взгляд на огромные черные двери тронного зала. — В одной из гробниц.

— Почему ты так думаешь?

— От них пахло смертью. — Канта взялась за массивное дверное кольцо из меди. — Теперь тоже пахнет, но по-другому.

В громадном темном зале стоял трон из белого мрамора с сине-золотой росписью. Еще недавно на нем восседал последний король Серендаира, еще не вступивший в брак. Гектор взошел на помост по застланным ковром ступеням и занял королевское место. На стене перед собой он увидел девиз Вандемира, неизбежно притягивающий взгляд каждого короля, занимавшего этот трон:

Гектор прочел его и протянул руку к правому подлокотнику.

— Траан дер, синга ивер монокран фри, — тихо произнес он на языке древних серенное, Перворожденных, детей Эфира — первых жителей этого острова. — Явись именем короля.

Мраморный подлокотник раскрылся, и на уровень трона поднялась механическая рука, сжимающая королевский скипетр Серендаира.

Этот символ власти представлял собой палицу темного дерева длиной с бедро взрослого человека, покрытую позолотой и рунами. Под слоем золота еще просматривались зеленые, пурпурные, алые и золотистые штрихи — цвета деревьев Каменного леса, откуда, возможно, и взяли этот жезл. Алмаз величиной с детский кулачок на его конце тускло светился в сумраке зала.

Гектор вынул его из механических пальцев.

В темных глазах Канты появился блеск, которого Гектор раньше не видел. Он вопросительно посмотрел на нее и удивился, когда она заговорила — обычно Канта ревниво оберегала свои мысли.

— Если бы престол перешел к старшему сыну Вандемира, а не к младшему, мы давно бы уже увидели тебя на этом троне, Гектор.

Он встал, спустился и зашагал к выходу.

— Выходит, мне предназначено закончить свои дни именно так. Будь я королем, я не уехал бы. Зато ты, Канта, и Джармон, и Анаис, и Севирим — вы все отправились бы вместе с остальными, чтобы охранять их в новом для них мире и продолжать жить. По этой, и только по этой причине я сожалею, что престол не достался мне.

Кизийка ничего не ответила, и из дворца они вышли молча. У самой крепостной стены Гектор тронул ее за руку.

— Скажи мне одну вещь, Канта. Время церемоний прошло, пустой учтивостью мы ничего не достигнем. Когда ты говорила, что король кизов выбрал тебя как представительницу вашего народа, я сразу подумал, что ты сама вызвалась. Ты — старый и самый близкий друг моего отца. Это ради него ты решила остаться со мной, верно?

Канта недовольно сощурилась.

— Маквит никогда не попросил бы меня об этом. Никого не попросил бы.

— Я знаю, — улыбнулся Гектор, — но ведь ему не пришлось просить.

Канта нахмурилась и призналась:

— Нет. Не пришлось. Я и верно осталась ради него — чтобы быть рядом с его сыном, когда его самого здесь нет. — Она смотрела на зеленые поля, позолоченные клонящимся к западу солнцем. — Такой конец не хуже любого другого.

— Спасибо, — сказал Гектор. — За то, что осталась, и за то, что сказала.

Она только кивнула в ответ.

— Я попрошу тебя еще об одном, — сказал он, когда они стали спускаться по лестнице. — Взяв женщину и ребенка с собой на север, мы будем двигаться медленнее, и это уменьшит надежду на их выживание. Элизиан — наивысшая точка южной половины острова. Если море пощадит хоть что-то, это будет он. Побудь с ними, Канта, и позаботься о них, особенно о мальчике. Мы оставим тебе провизию, а в садах можно будет брать яблоки. Если нам удастся сдержать море, а у тебя кончатся припасы, можешь вернуться в гостиницу. — Канта кивнула, и Гектор остановил ее, придержав за локоть. — Но если придет волна, поднимитесь как можно выше. Советую тебе держаться поближе к башне провидцев. — Он указал на самый высокий из шпилей замка, где жил когда-то Грааль, провидец и королевский советник.

Канта снова ответила кивком.

Джармон уже держал лошадей наготове. Мужчины сели верхом, и тут мальчик завопил, извиваясь в крепких руках Канты:

— Не-ет! Вожми меня с собой! — Он смотрел на Гектора. — Хоцу с тобой!

Его крик прозвучал в голове Гектора, как эхо. Точно так же кричал Айдан в тот день, когда он посадил свою семью на корабль.

«Хоцу с тобой, папа! Хоцу с тобой!»

У него сжалось горло. Он вспомнил, как расплакалась Талтея, такая сильная и храбрая, услышав мольбу своего сына. Он нагнулся, погладил мальчика по голове и кивком простился с Кантой. Ребенок, когда Гектор оглянулся, все еще бился в ее руках и сдался только, когда всадники почти совсем скрылись из виду.

Совсем как Айдан.

Теперь они ехали вдоль реки на север, где когда-то мулы тянули баржи, нагруженные товарами из дальних стран и с северных островов. Эти караваны вели торг у каждой переправы и каждой деревни, а заканчивали путь в Саутпорте, огромном городе в устье реки.

Камни на обочине дороги содрогались. Чем дальше на север, тем чаще и сильнее становились подземные толчки, а небо почти полностью затянулось туманом, сквозь который изредка виднелись клочки синевы.

Всадники хранили молчание. С каждым прожитым ими днем туман сгущался все больше и глушил сперва шутки, а потом и всякие разговоры.

Наконец они достигли Гавани Надежды, большого мукомольного города на Великой реке, где скрещивались западный и восточный тракты. Прежде Гавань была сердцем реки. Повозки, вытянувшись, сколько хватал глаз, сгружали зерно для мельниц и загружались всевозможными товарами с барж. Теперь город опустел, а колеса больших мельниц застряли в грязи или уперлись в камень.