Волшебники Маджипура - Сильверберг Роберт (онлайн книга без TXT) 📗
Ночами к нему приходили сумбурные мечты, в которых присутствовали ужасающие и злокозненные создания. Он видел гигантского черного краба, пытавшегося откусить край солнца, и колоссальную тысяченогую змею, сползавшую на землю через грань мира, и роящихся насекомых с волчьими мордами, и множество других подобных вещей, от которых часто просыпался, дрожа, в холодном поту; случалось даже, что он боялся ложиться спать, чтобы не увидеть подобные ужасы.
Но случались ночи, когда он видел совсем другие сны: послания от Хозяйки Острова. Это само по себе изумляло его, поскольку он слышал, что Хозяйкой Острова Сна стала теперь мать Корсибара леди Роксивейл, что она взяла в свои руки аппараты, при помощи которых послания рассылались по миру, а прежняя Хозяйка леди Кунигарда, вместо того чтобы переселиться в резиденцию на террасе Теней на Острове, где, согласно обычаю, жили отошедшие от дел Хозяйки, покинула Остров и скрылась в неизвестном направлении. Но послания, прибывавшие к Престимиону, совершенно неоспоримо, исходили от леди Кунигарды. Он узнавал ее нежное, но твердое прикосновение к сознанию, стальную чистоту ее духа. Не могло ли быть так, что в мире теперь имелись две Хозяйки Острова, каждая из которых владела устройствами передачи видений в умы спящих?
В сновидениях, приходивших от Кунигарды, он вновь блуждал по Валмамбре, оборванный, изможденный человек, бредущий, шатаясь, на последнем пределе своих сил от одного отвратительного дерева сцамбры до другого по этой бесконечной пустыне. Но вместо безжалостно сверкающего, оглушающего звоном солнечного диска в небе виднелось светлое улыбающееся лицо Повелительницы Снов Кунигарды, он слышал ее голос: «Да, Престимион, иди вперед, стремись к тому месту, которого намерен достичь. Ты еще не исчерпал свои силы». Она говорила ему и другие слова: «Ты должен идти дальше, Престимион, ты — всемирный избавитель, только от тебя может прийти наше спасение». А когда он, не в силах удержаться на ногах от изнеможения, чуть не падал, измученный жаждой, на обжигающий песок, крича, что у него больше нет сил, что он погибнет здесь, она говорила: «Идите вперед, лорд Престимион, наш истинный корональ, идите, пока не достигнете трона».
Не было ли это безумием? Манией величия, зародившейся в его собственном измученном мозгу? Он напоминал себе, что короналем был Корсибар, а он всего лишь запутавшийся беглец, скрывающийся в этом жутком городе волшебников под именем, которое не всегда мог сам вспомнить.
Он терялся в тревогах.
К тому же он несколько отошел от своих друзей. Его постепенное примирение с колдовством отдалило его от Септаха Мелайна; непочтительное остроумие и манерность, из-за которой длинноногий фехтовальщик порой походил на учителя танцев, больше не развлекали его. Но и Свор с Гиялорисом, несмотря на всю искреннюю любовь к нему и радость от того, что он хотя бы мелкими шагами, но двигался в направлении их веры, также лишились своего обычного места в его душе. Престимион считал их виновными в том, что на него обрушился этот поток неразрешимых противоречий. Ну зачем он выбрал их себе в спутники? Почему не ограничил себя компанией веселых материалистов, таких как Септах Мелайн? Он знал, что очень несправедлив к Свору и Гиялорису, но столь печально и неподвластно ему было в эти дни его сердце, что он старался укрыться даже от них, и этого все трое были не в состоянии понять.
Не могло быть никаких сомнений: он полностью потерял представление о дальнейшем пути и безнадежно заблудился в ужасной пустыне. Единственное успокоение приносили ему послания от Кунигарды, но их было немного, они посещали его редко и никак не могли помочь ему в осуществлении высокого предназначения, призывы которого, как он должен был признать, все еще продолжали терзать его.
А однажды ночью, когда он спал в своей крошечной комнатушке в гостинице, в его сновидениях появилась не леди Кунигарда, а маг Гоминик Халвор. Стоя во весь рост, старец говорил: «Пора покончить с пустой тратой времени. Пришла пора поиска пути и провожатого». Проснулся Престимион с сознанием истинности своего сна: он уже достаточно долго блуждал в этом хаосе без цели и понимания и теперь, несомненно, должен был увидеть ориентиры.
Однажды ночью, когда на небе не было ни одной из лун и лишь миллионы миллионов звезд озаряли землю своим мощным холодным пламенем, Престимион вскоре после полуночи поднялся с постели и тихонько покинул свою маленькую низкую каморку. Под мышкой он нес небольшой узелок с вещами, которые собрал в течение предыдущих десяти дней. Он вышел из гостиницы, прошел по запутанным извилистым улицам Триггойна — они уже лишились для него того мистического облика, который отличал их, когда он впервые здесь появился — и выбрался из города через врата Тринаты на северной стороне города, названные так потому, что они смотрели прямо на белую звезду, носившую это имя.
Между воротами и двугорбой горой, вздымавшейся к северу от города, раскинулся чудесный парк с прекрасными лугами, журчащими ручьями и рощами широколиственных деревьев. Маловероятно, что в парке в этот час кто-нибудь будет. А Престимион желал оказаться подальше от города и его жителей, его тесно сгрудившихся узких дряхлых домов, пропитанных магией пяти тысяч лет, множества его волшебников, днем и ночью твердящих заклинания, кишащих в нем невидимых орд демонов, призраков и духов. Парк, хотя и находился поблизости от колдовского Триггойна, производил впечатление мирного места. Престимиону был необходим покой; хотя бы столько покоя, сколько доступно для него сейчас.
На поросшей травой тихой полянке между двумя рощицами, на берегу узкого ручейка, через который он мог бы без труда перепрыгнуть, Престимион положил наземь свой узел и опустился рядом с ним на колени. Он не смел позволить себе задуматься. Размышление сейчас оказалось бы губительным для его намерения.
Странная новая звезда, вспыхнувшая в небе во время его поездки из Лабиринта в Замок, находилась почти в зените, заливая Престимиона потоком света. Он почти физически ощущал, как на него струится этот бело-голубой огонь. Это было долгожданное чувство, чувство очищения. Ее называли «звезда лорда Корсибара», по крайней мере так ему приходилось слышать, но Престимиону казалось, что в этом ярком блеске нет ничего общего с Корсибаром. Да, то была звезда перемен, звезда великих преобразований, но она не была звездой лорда Корсибара и никогда ею не будет.
— Помоги мне, — прошептал он.
Престимион осознал, что молится, чего никогда прежде не делал. Он не стал просить открыть, кому он молится. Он долго стоял на коленях в этой молитвенной позе, сначала глядя вниз на мягкую густую влажную траву, казавшуюся при свете звезд черной, хотя на самом деле была почти алого цвета, а затем очень медленно поднял голову и посмотрел прямо в глаз новой звезды.
— Помоги мне.
Он выучил несколько слов и теперь произнес их. — Воро лайуро йад сеарчиволайиа, — сказал он, а затем повторил эти же слова в обратном порядке: — Сеарчиволайиа йад лайуро воро, — и услышал отдаленный раскат грома, хотя ночь была ясной и сухой. Он произнес также Пять Слов, которые никогда не были записаны, и Три Слова, которые никогда не могли быть записаны. Затем он вынул из своего узелка несколько мотков цветной бечевки и тщательнейшим образом сложил разноцветные полоски в узор, который тоже предварительно старательно заучил.
Когда узор был готов, он снова посмотрел на небо, но на сей раз с закрытыми глазами, и произнес Имена; он иногда слышал их прежде из уст других людей, но никогда не мог представить себе, что сам будет называть их.
— Битойс! — сказал он, выждал несколько мгновений и добавил: — Пройархис! — В ответ раздались два гулких громовых удара. Престимион не стал задавать себе вопрос, почему это произошло. — Зигей! — отчетливо произнес он и сделал еще одну паузу. И затем:
— Реммер!
Когда он назвал это последнее и самое могучее из Имен, мир вновь сотрясся от удара грома и небо расколола вспышка молнии такой яркости, что он четко видел ее даже сквозь опущенные веки.
