Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей (читать книги без регистрации полные txt) 📗

– То, что держало меня здесь, исчезло. И тебе больше не нужны мои советы. Ты стал взрослым, Згур!

Да, все верно. Предатель Ивор мертв, и отец может уйти в светлый Ирий…

– Погоди! – Згур заспешил, шагнул вперед, но туман сгустился, отталкивая, не пуская. – Отец! Говорят, мертвые все знают…

– Все? – послышался негромкий смех, серый туман дрогнул. – Ну что ты, сынок!

Згур упрямо сжал губы. Отец должен знать!

– Скажи, что со мной сделали? Почему я стал таким?

– Каким? – в далеком голосе слышалось удивление. – Ты просто стал взрослым. Ты выиграл первую битву – и свою первую войну…

– Нет! Я вспомнил! В Валине, когда я спал, Ивор привел какого-то чаклуна… кобника. Они что-то сделали со мной! Кобник говорил про печать на сердце…

Печать на сердце… Вот почему слова Ивицы показались знакомыми! «Положи меня, как перстень, на сердце твое…» Перстень на сердце… Оттиск перстня – печать…

Туман сгустился, превратив отца в неясный серый призрак. Холодная мертвая влага коснулась губ, горечью заполнила рот…

– Я хотел спасти тебя, Згур! Просто спасти. Ты мне был нужен, как обручник Улады, но дело зашло слишком далеко. Разве я мог допустить, чтобы ты погиб?

Голос стал другим, и Згур понял: с ним говорит Ивор.

– Печать! – повторил он сквозь зубы. – Твой кобник поставил печать…

– Это только слово. Чаклуны любят скрывать свои дела за красивыми словами. Дело в другом. Ты бы погиб, если б вернулся домой. А ведь ты бы вернулся, правда?

Згур вспомнил холодный морозный день, толпы у высокого крыльца, бледное, неживое лицо Улады.[MI]«Поям в жены дойчу твою…"[MID]

– Да…

– Вернулся бы – и погиб. А ведь ты умен, молод, хочешь жить. Значит, есть нечто сильнее этого! Сильнее желания жить! Муравьи не могут покинуть муравейник, Згур! Они умирают, оставшись в одиночестве. Человек не лучше муравья. Особенно тот, кто с детства привык жить в стае…

…Вспомнился давний разговор с Ярчуком. Да, люди живут в своей стае. Венет еще удивлялся…

– Когда человек покидает свою землю, его настигает болезнь. Ее называют Безумие Чужбины. Человек еще жив, но уже не может быть прежним. Солнце чужбины не греет, Згур!..

Да, чужое солнце не греет. Вспомнился бедняга-Ярчук. Только смерть могла помешать венету вернуться в родную Сурь…

– Ты бы погиб в чужой земле. Просто не смог бы вовремя выхватить меч или улыбнуться врагу. Безумие Чужбины мутит разум, и человек становится беззащитнее муравья. Кобник запечатал твое сердце, чтобы не пустить болезнь. И ты смог остаться самим собой – остаться свободным. Свободный человек думает о главном – о себе самом. Он редко ошибается, потому что душа его спокойна. Ему незачем думать о других, они для него – чужие. И ты выжил, думая о себе. Теперь ты свободен…

– Как ты? – не выдержал Згур.

– Да, как я…

Голос вновь стал другим – с ним говорил отец.

– Я был свободен, Згур, когда взял оружие и пошел за Велгой. И я умер свободным. Ивор… Он тоже стал свободным, но эта свобода – другая. Он сам запечатал свое сердце…

– Что же мне делать? Отец, скажи! Что мне теперь делать?

Ответа не было. Туман стал плотным, словно вода в Черной Реке, перед глазами закружили темные тени… И вдруг все исчезло. Перед глазами было поле – огромное, бескрайнее – поле Смерти. Тысячи людей лежали среди окровавленной высокой травы. Воронье кружило над трупами, вдали слышался волчий вой. Это уже было – только что, у Двух Холмов, было и раньше, на Четырех Полях. Но Згур знал, что видит совсем иное. Там, вдали, Коростень. Здесь – те, кто не побоялся выйти против сполотских клинков. Вольные люди, оставшиеся свободными даже в смерти.

Отец лежал совсем рядом, сжимая в застывшей руке окровавленный клевец. Лицо молодого сотника было спокойно. Ему не нужна была проклятая печать на молодом горячем сердце. Он выбрал свободу – но не ту, что через много лет погубит всесильного Ивора. И вдруг Згуру показалось, что он видит себя, убитого в давние годы за самое святое – свободу родной земли и свободу той, что любил больше жизни. Разве он поступил бы иначе? Разве он смог бы думать о чем-то другом?

Згур понял – он знает ответ.

Тризну справляли на третью ночь. Только под вечер насыпали последний курган – седьмой. Могилы растянулись по всей долине, между двумя холмами, на которых бойцы встретили смерть.

Все эти дни Згур вместе с остальными копал глубокие ямы и помогал опускать туда холодные, недвижные тела. Рядом с погибшими клали их оружие, а сверху, на укрепленную камнями насыпь, бросали скандские секиры и рогатые шлемы. Врагов не хоронили – не хватало сил. Пусть боги скандов вместе с окрестным зверьем позаботятся о тех, кто принес на Сурь огонь и смерть!

Пора было уходить. Над Двумя Холмами стоял тяжелый дух сотен гниющих тел. Даже в лагере становилось трудно дышать. Наутро предстоял поход, но сейчас уцелевшие спали – усталые, обессилевшие от страшных дней бесконечного прощания с погибшими друзьями…

Згур нашел Ярчука возле одного из костров. Венет был не один. Рядом с ним сидела кнесна. Они о чем-то говорили – тихо, еле слышно. Лицо Горяйны тонуло в черной тени, венет хмурился, глядел в сторону.

Увидев его, оба встали. Згур улыбнулся, привычно взмахнул рукой:

– Хайра! Я вас искал. Надо поговорить.

Лицо Горяйны казалось высеченным из холодного камня:

– Исполать, кнес…

Ярчук что-то буркнул под нос, неловко поклонился. Згур вновь усмехнулся. Его уже не раз называли так. Для тех, кто победил у Двух Холмов, вопрос о Венце был ясен. Как и для него самого. Значит, пора решать…

– Война кончается, когда похоронен последний боец, кнесна. Сегодня она кончилась…

Горяйна задумалась, кивнула:

– Да, кнес Згур Иворович. Война кончилась…

Згур помолчал. Хотелось сказать все сразу, но с чего начать? Да, война кончилась…

– Чтобы отбить Белый Кром, понадобится еще несколько лет. Полуденная Сурь должна заключить мир с Хальгом Олавсоном. Надо залечить раны, собрать новое войско – настоящее, большое…

Кнесна вновь кивнула:

– Ты прав, кнес. Но об этом мы поговорим с тобой в Лучеве…

Згур вздохнул. Бедная женщина! Можно только представить, о чем они говорили с венетом! Не иначе, прощались.

– Нет, поговорим сейчас. Ты наградишь «катакитов» и предложишь тем, кто хочет, поселиться здесь. Их немного, но они сумеют подготовить новых бойцов…

Кажется все сказано… Нет, не все!

– Следи за Асмутом. Он будет тебе нужен, но если посмотрит в сторону – бей без жалости. И не верь Хальгу. Он мастер говорить сладкие речи. И еще… Вели узнать, кто оговорил боярина Вертя. Узнай – и накажи. Пусть это даже будут боги… И еще у меня к тебе просьба… У Асмута есть родственница, ее зовут Ивица. Помоги ей, если станет нужно!

– Погоди! – кнесна подалась вперед, глаза ожили, удивленно блеснули:

– Почему ты говоришь это мне, Згур Иворович? Теперь это – и твоя забота!

– Нет…

Згур поднял глаза к темному, затянутому тучами небу. Где-то там, за облаками – Серебряный Валадар. Но в эту ночь ему не придется скалиться.

– Я заключил договор, кнесна Горяйна. Я обещал спасти Лучев и разбить скандов. Договор выполнен – и я уезжаю. Ты справишься сама. А если понадобится человек, с которым захочешь разделить Венец, то ты его найдешь. Думаю, искать долго не придется.

Горяйна растерянно переглянулась с венетом. Ярчук привычно дотронулся до подбородка, отдернул руку… Згур невольно хмыкнул – прощай, косички! Эх, борода предорогая!

– Боярин! – венет первым пришел в себя. – Куда ж тебе уезжать-то? Не можна! Большой боярин велел…

– Отец погиб, – Згур отвернулся, стараясь говорить спокойно. – Моя девушка в беде. Чего еще мне ждать?

У костра повисло молчание – тяжелое, немое. Наконец, Ярчук тяжело вздохнул:

– Отож… Доведется и мне с тобой… Звиняй, кнесна!

Згур покачал головой:

– Не доведется! Ты – дома. Я тоже хочу домой. У каждого – своя судьба.