Разящий клинок - Кэмерон Майлз (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Пастушок стоял и глазел на заставу, выставленную на Фракейской дороге. Там было двадцать солдат герцога Андроника, пара вооруженных аристократов и шесть истриканцев с короткими луками. Мальчуган сжевал яблоко и повел через заставу своих овец. Он был немым и разыграл целую пантомиму, а караул грубо заржал, забрал двух овец себе на обед и пригрозил побить пастушка, если поднимет шум.
Не спуская с них глаз, он поплелся к стоянке на соседнем косогоре.
С последним лучом солнца к заставе подкатил фургон.
Пастушок достал из травы сперва одно, затем второе метательное копье, а следом приготовил меч.
Как только фургон — принадлежавший городскому мяснику — миновал заставу, послышался стук копыт. Солдаты вскочили и схватились за оружие, но все произошло слишком быстро, и все они в считанные секунды кто умер, кто угодил в плен.
Прикрывавшие дорогу истриканцы были закаленными жителями степей, ханскими подданными. Они не стали сражаться — рванули на север, благо сидели в седлах.
Пастушок и еще дюжина мужчин и женщин, которые миновали заставу за последние двое суток, напали на истриканцев и фургон, двоих захватили в плен, а остальных перебили.
Вытерев копье об одежду покойника и забрав его кошелек, Дэниел Фейвор трусцой спустился с холма к Гельфреду, который в угасающем свете восседал на коне посреди дороги.
— Молодцом, — кивнул Гельфред.
Дэниел усмехнулся.
— Я уж думал, они меня побьют. И все прикидывал, долго ли продержусь, пока не дам сдачи.
— Я прочел пару молитв, — признался Гельфред.
— Ты видел тот фургон, который прорвался?
— У него был пропуск, — сказал Гельфред. — Я допрошу их отдельно.
Двумя часами позже герцог сидел и музицировал во дворе в обществе Алкея и отца Арно. Горстка стойких все еще танцевала — включая вконец замученного сэра Йоханнеса и очень юную морейскую девушку.
— У вас с нею будет любовь? — спросил поэт.
— Кого ты спрашиваешь — Красного Рыцаря или Мегас Дукаса? — откликнулся обладатель обоих титулов.
— Но вы же, бесспорно, мужчина, с мужскими аппетитами и желаниями, а не пара звонких титулов и каркас из доспехов, — ответил Алкей. — Боже, я пьян. Не обращайте внимания.
Отец Арно посмотрел на герцога воплощенной совестью, которой, как полагало большинство его присных, тот не имел.
— Вам, часом, любезные джентльмены, не известен ли псалом «Et non est qui adjuvet» [36]?
Те сыграли, а после все выпили вина. Народ зааплодировал.
— Она следит за вами из библиотеки, — заметил отец Арно.
Рядом с ним возник сэр Гэвин с маленьким барабаном.
— Меня примут в компанию, если сыграю?
— На барабане? — удивился его брат.
— Дело, кажется, нехитрое! — рассмеялся Гэвин.
— Так или иначе, тебе не нужен инструмент, чтобы присоединиться. Достаточно целибата, — сказал Алкей.
Отец Арно поперхнулся вином. Он отхлебнул еще, вытер подбородок и покачал головой.
— Пусть кто-нибудь выберет песню, — распорядился капитан.
— Ваша очередь! — уперся Алкей.
— Может, «Tant Doucement»?
— Это обязательно? — осведомился священник.
— Она тебе не нравится? — спросил Алкей.
— Кто, принцесса? — откликнулся Гэвин. — Мой брат весьма разборчив. Наверное, он отдал свое сердце...
Его пихнули в ребра совсем не по-братски, и он оказался к этому не готов.
— Какого хрена! — вспылил он не по-рыцарски, но очень убедительно по-братски.
— Мой брат хотел сказать, что я был всей душой за духовенство, но там настаивали, что я люблю Бога, а на свете есть вещи, про которые я лгать не могу.
Отец Арно отвернулся.
— Ты злая скотина, — сказал Гэвин, расхохотался и хлопнул брата по спине. Капитан глубоко вздохнул.
— Это правда, — ответил он. — Так оно и есть.
Развернувшись на пятках, он пошел прочь. Священник проводил его взглядом.
— Мы так или иначе не знаем, — сказал Алкей.
Гэвин проследовал за братом в конюшню, поднялся по длинному пандусу на второй этаж, и деревянный пол отозвался гулким эхом его шагов. Брат стоял возле своего коня в почти полной темноте.
— Двухэтажные конюшни бывают только у императоров, — сказал Гэвин.
Тишина.
— Прости, но видишь ли, когда приходится быть сильным, выносливым и командиром в придачу, никто вокруг не разберет, какого дьявола ты печалишься, гневаешься или хрен знает что еще. — Гэвин улыбнулся. — И можно ли мне заметить, что у тебя, какие бы ни одолевали заботы, нет на теле отметины Диких? На мне чешуя. Все время. Мэри увидела ее и... — Гэвин осекся. — Ты меня слушаешь?
Габриэль в темноте простер руки, обнял брата, и они постояли так десяток секунд.
— Она тебе хоть нравится? — спросил Гэвин.
— Нет, — прошептал Габриэль. — Как ты проницательно заметил, мне нравится кое-кто другой. Мне нужно побольше музыки. Спасибо, что пошел за мной.
Утром, когда солнце еще висело над горизонтом, Уилфул Убийца явился на построение первым. Он то и дело пускал ветры, у него была тяжелая голова, и наплясался он вволю, но подготовился — торба коня наполнена кормом, оружие начищено, смазано и зачехлено, а тяжелый зимний плащ скатан позади седла: маршируй куда хочешь.
Через час, когда тревожные колокола так и не прозвонили, он выругался и побрел спать дальше. Бенту, который был рядом, хватило ума не расхохотаться.
Новая неделя принесла перемены — мелкие, но из тех, что предвещают крупные.
До войска снизошла группа портных, которые принялись кроить закупленную на рынке ткань, и все вдруг облачились в одинаковые алые штаны и дублеты и в новенькие сюрко поверх доспехов. Всюду пестрели морейские ленточки — красные, зеленые и белые, нацепленные по комплекту на каждое плечо и вплетенные в конские гривы. Во дворе появились штандарты, изготовленные за пределами дворца. На одном была изображена Святая Катерина с ее колесом страданий, а на других — восьмеричные узлы на красном, белом и зеленом фоне. Разбираясь, кому где стоять у штандартов, войско обнаружило, что в ряды его влилось значительное число галлейских и иберийских наемников, служивших ранее герцогу Андронику.
Сэр Бесканон стал вторым знаменосцем и нес Святую Катерину. Сэру Милусу достался стяг войска — черный, с тремя восьмерками. Войско разделилось на три неравные части; первой, в сотню копейщиков, командовали сэр Йоханнес с четырьмя капралами — сэром Джорджем Брювсом, сэром Фрэнсисом Эткортом, сэром Альфонсом д’Эсте и сэром Гонзаго д’Авия: последние двое были новичками из латиникона. Второй отряд в пятьдесят копейщиков возглавлял сэр Гэвин, а в качестве капралов назначили Ранальда Лаклана и сэра Майкла. Третьим, в который тоже вошло пятьдесят копейщиков, но только на бумаге, а в действительности меньше, командовал Гельфред; капралами были госпожа Элисон и сэр Алкей. Отряд сэра Йоханнеса был белым, сэра Гэвина — красным, а Гельфреда — зеленым. При каждом копье находились тяжеловооруженный ратник, почти не хуже оснащенный оруженосец в седле, мечтающий о ратной службе паж и лучник-другой.
Новичков проклинали, и чуть ли не все, кто был в списках, заявили, что войску никогда не оправиться — мол, слишком много новых лиц с чуждыми взглядами, личной неприязнью, с иными обычаями и языком. От новых лучников не было никакого толку, а новые тяжеловооруженные всадники еле держались в седле. Или так о них говорили.
Набралась и четверка новых женщин: все — истриканки из степей, лучницы, пешие и конные. Они держались особняком и отвергали любые подходы со стороны Дубовой Скамьи и Изюминки. Как и всех остальных. Мужчины, жители степей, их тоже сторонились.
Плохиш Том утешал новобранцев трудом.
Те, кто мучился от похмелья, худо-бедно сносили примерки. Мэг привлекла швей к работе, и если пару раз уткнулась в колени лбом и улыбнулась улыбкой летучей и светлой, то в целом выглядела счастливейшей женщиной — возможно, не настолько, как леди Кайтлин, которая после свадебного завтрака уселась шить штаны с другими опытными мастерицами под руководством прачки Лизы.
