Разящий клинок - Кэмерон Майлз (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Прибыли рабочие, которые возвели игрушечный замок: всего две башни и бревенчатый холл. Стен не было, только каркасы, и толпа получила возможность наблюдать за развернувшимся внутри сражением. К ликованию зевак, замок принялись штурмовать сорок отборных воинов.
К удовольствию ветеранов войска, рыцари-новобранцы сразились на турнире с себе подобными: Плохишом Томом, Изюминкой и капитаном. Сэра Бесканона с такой силой вышибли из седла, что он лишился чувств, — виновником стал Плохиш Том.
За всем происходящим восторженно наблюдали тысячи горожан.
Страдиоты сражались на рингах, разрезали мечами фрукты и показывали чудеса верховой езды.
Нордиканцы быстро срубали столбы настоящими топорами, и толпа со смехом встречала пажей и слуг, которые спешили установить новые.
Схоларии показывали свое мастерство в борьбе и фехтовании, а потом шестерка из их числа сразилась друг с другом в позаимствованных доспехах. Георгий Комнин, которого уже неплохо натаскал сэр Майкл, сумел выстоять против сэра Джорджа Брювса. Госпожа Элисон вышибла из седла сэра Янноса Дукаса, продемонстрировав безупречную выучку в том, как ловко выбила у него копье, а толпа взревела и осыпала ее цветами. Морейцы постепенно привыкали к женщине в рыцарском звании.
Напрокат взял доспехи и Морган Мортирмир. Он провел три раунда боя с сэром Фрэнсисом Эткортом: в первом оставил зарубку на шлеме старшего рыцаря, во втором они оба сломали копья, а в третьем Мортирмир вылетел из седла. Не будучи достаточно тренирован, он крепко ударился.
В одиночных камерах под дворцом сидели двадцать пленников, которых предоставили самим себе. По случаю праздника Святого Георгия их не пытали и просто не позволяли им спать.
Кронмир увидел, как фургон вернулся в город, и понял, что это значит.
Какое-то время он сидел в задумчивости, сложив пальцы домиком. Он прикидывал, как быстро чужеземцы расколют его агента и что этот агент им выложит. Кронмир пересмотрел свою систему связей и сверился с шифровальной книжицей — помнит ли он сигнал «прекратить всякую деятельность» для трех самых важных подручных. Затем, когда в гостинице все стихло и даже ничтожнейшие служанки заснули, он собрал вещи и поразмыслил, не умертвить ли хозяина с женой и молодую женщину, с которой Кронмир время от времени спал. После убийства всех троих у врага не осталось бы свидетелей его присутствия, но ему не пришлась по сердцу подобная расточительность, и у него имелись свои правила. Криво улыбнувшись, он признался себе, что девица ему нравится и он не сумеет убить ее хладнокровно. Поэтому он тщательно забил дымоход общего зала горючими материалами и заново уложил дрова точно так, как сделала это вечерняя горничная.
Миновав бордель Нианны, он поставил на двери жившего через улицу седельщика меловой крест. Затем дошел по безлюдным улицам до трущоб у складов на восточном берегу и белым мелком начертил кружок, а в нем — лямбду: опять же на двери жившего через улицу человека, который все еще оправлялся от ран, — предводителя профессиональных убийц, нанятого в Этрурии и чуть не погибшего при штурме дворца.
После этого он час просидел в прибрежной харчевне, проверяя, нет ли «хвоста». Затем поднялся на холм к старому акведуку, отвалил камень и оставил в ямке мешок с сорока серебряными леопардами. Вернув камень на место, он спустился и воткнул серебряную булавку в оливковое дерево, которое росло посреди крошечной площади у дома наемного убийцы. Он пристроил ее так, чтобы заметить было трудно, а найти — легко, достаточно прислониться к дереву и притвориться, будто вынимаешь камешек из обувки.
Потом он прошелся по молу и оставил еще два знака в виде лямбды в круге, спрятав их среди начертаний, которые накопились за сотню поколений.
Усевшись на стене, Кронмир выждал: не идет ли кто следом. Вернулся он в точности тем же путем — скверный ход, но он спешил, а рассвет приближался. По возвращении Кронмир добрался до тайника, где оставлял донесения его связной с верфи — полуграмотные, нацарапанные на коже, свернутые и засунутые в заброшенный глиняный водосток полутысячелетней давности. Встав в темноте на колени, Кронмир нащупал кожу и кивнул. Он спрятал донесение в сумку, положил в тайник мешочек с золотом, запечатал трубу и начертил на ней углем большую букву «X».
У него были и другие агенты, но они могли скурвиться или угодить в плен. Никто из них его ни разу не видел — как и не принес ничего ценного. И он сомневался, что мясник знает об их существовании.
Дальше он направился через город к западным стенам, содержать которые в порядке годами тщетно пыталась гильдия фонарщиков. Веревка, искусно свитая из серого и бурого конского волоса, была точно на месте, как он и хотел. Кронмир перемахнул через стену и кое-как выбрался из рва, проклиная свой уже не молодой возраст и притороченный сбоку меч. Он влез на наружную стену там, где она разрушилась больше всего, спрыгнул с другой стороны и прошел по полю пол-лиги до фермы. На ферме он украл лошадь.
Захват фургона о многом сказал Кронмиру. О том, например, что Красный Рыцарь контролирует подступы к северным горам. И он поехал не на север, а на запад, в холмы.
Через два дня после праздника Святого Георгия схоларии навестили два городских дома. Оба пустовали, а гостиница, которую они хотели обыскать, сгорела дотла. Персонал разбрелся по родственникам.
Герцог въехал в ворота верфи с горсткой тяжеловооруженных всадников под предводительством Фрэнсиса Эткорта. Рядом с ним держался человек безоружный, который с профессиональным восхищением — и толикой неодобрения — следил за работой верфи.
Герцог спешился и вошел в главное здание — очень старое, построенное из того же красного и желтого кирпича, что и городские стены.
— Смотрите все подряд, — небрежно бросил он штатскому.
— Кто это такой? — спросил корабельный мастер, Уильям Мортис из Харндона.
Он прибыл двумя неделями раньше по суше.
Герцог улыбнулся.
— Это, мастер Мортис, не кто иной, как великий и могучий господин Эрнст Хандало Вениканский.
— Да он спалит на стапелях моих акулят! — встрепенулся Мортис, вставая.
— Ни в коем случае. Он отправится домой и велит своему городу вступить с нами в союз.
Человечек еще не успел привыкнуть к Красному Рыцарю и Ливиаполису.
— С нами? Кто это — «мы»? Альба? Новая Земля? Империя?
— Вы, я и новый флот, — ответил герцог, взболтал в своем кубке вино и чего-то добавил из фляжки.
Через час Хандало стоял в развевающемся коротком плаще на причале, под кусачим ветром. Ему приходилось кричать, чтобы его услышали.
— Вам не покрыть издержки! — проревел он. — Без торговли и купеческого флота — никак!
— Согласен! — гаркнул герцог.
— А зима на носу! — крикнул Хандало. — Безумие выходить в море в такое время года!
— Согласен! — ответил ревом герцог.
— Тогда почему бы вам не закупиться у нас и не покончить с этим?
Герцог улыбнулся.
— В моем войске у каждого лучника хранятся в провощенном мешочке две тетивы. Командиры проверяют их наличие, когда проводят смотр. Потому что однажды тетивы не оказалось, а я был к этому не готов...
Хандало поднял брови.
Герцог воззрился на море.
— Я мог бы сию секунду заключить с вами сделку, мессир. Но не пройдет и трех лет, как она станет для вас... неудобной. И вы — или ваш преемник — ее расторгнете. — Он посмотрел этруску в глаза. — Мне по силам задавить вас военной мощью, но ненадолго. Я прав?
— У вас светлая голова, — кивнул Хандало.
— Мне нужны обе тетивы. Я построю флот, а уж потом предложу торговое соглашение, и у вас с генуазцами будут все основания его соблюдать.
— Повезло же с вами принцессе, — заметил вениканский капитан.
Герцог помотал головой.
— Это императору со мной повезло, — ответил он.
Спустя две недели первая построенная в городе за двадцать лет морейская галера соскользнула по древнему каменному стапелю и с плеском обрушилась в воду под наблюдением этрусской эскадры, которая расположилась через пролив. На следующий день починили захваченную этрусскую галеру, а к концу третьей недели на рейде встало четыре корабля нового имперского флота.
