Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari (книги полностью TXT) 📗
Ладно, всё это — после. Я-то ведь тоже свободен. Можно искать своё потерянное имя, настоящее имя, не одну лишь букву. Но почему я не испытываю радости?
Наверное, потому, что ничего ещё не кончилось.
— Что-то не отпускает его… — проговорила Кинисс. — Тебе не приходило в голову, что генерал мог быть прав?
— А?
— Ты уверен, что Клеммен действительно был человеком?
— А ты?
Рептилия отвела взгляд.
— Я уже ни в чём не уверена, — произнесла она тихо. — Пройдёт ещё два таких дня, и я стану сомневаться во всём. Я уже не помню, кем он мне казался.
— А я помню, — Д. отвернулся. — Он человек. По крайней мере, был им, пока не решил пройти Испытание, — Д. нервно рассмеялся. — Я ведь сам учил его всему этому. Всё рассказывал. А сам, оказывается, не верил! Что теперь делать — не знаю. Если он вернётся оттуда, захочет ли со мной разговаривать?
Кинисс отодвинула от себя тарелку.
— Совершенно нет аппетита, — призналась она. — А ведь я страшно устала. Никогда такого не было.
Д. пожал плечами.
— У меня — совсем наоборот, — сообщил он. — Впрочем, ночь продолжается. Думаю, это ещё не всё.
Часы пробили половину.
Клеммен
Ну вот, подумал я… наконец-то вышел на свободу. Было темно и прохладно — но, несомненно, это было помещение. Я в нём ни разу не был, но мало ли в мире подобных мест?
Глаза медленно привыкали к темноте.
Я оглянулся… нет, портала не видно. Так что — свобода? Признаться, я не был готов к тому, что, наконец-то, вернулся в свой родной, привычный мир. Всё ещё ждал того момента, когда всё начнёт становиться серым и ненастоящим, пыль захрустит под ногами, время пойдёт вспять. Кстати о времени! Нет, на часах ничего не видно. Темнота. Полная… хотя нет. Просто окна прикрыты портьерами.
Я двигался настолько осторожно, насколько было возможно. Мало ли! Если я попал в сокровищницу, нипочём ведь не доказать, что я не вор!.. Прежде всего — узнать, где я. Далее — выбраться отсюда и… куда?
Ладно. Сначала — узнать, где я.
Портьеры были тяжёлыми. Я выглянул за них — и увидел ночное небо. Окно выходило на задний двор какого-то дома и сквозь кусты, что росли прямо под окнами, мог рискнуть пробраться лишь очень храбрый вор. Сразу было видно, что каждая колючка на них блестит — наверняка, ядовитые. Итак, в окно не выбраться. А сквозь двери?
И тут я заметил светильник. Ну наконец-то! В любом случае, дверь прилегает плотно (иначе бы я её уже заметил), немного освещения не помешает.
Светильник зажёгся, и я с трудом подавил возглас удивления. И страха.
Дорого бы дал Д. и все наши коллеги, чтобы побывать здесь. Комната походила на библиотеку. Шкафы, стеллажи, полки… и повсюду — пластины из камня. Драгоценный, крайне редкий нефрит; мрамор, который, наоборот, слишком распространён, чтобы считаться достойным и уважаемым. Яшма и обсидиан. Чего тут только не было!
Все пластины имели округлые края. Все были размером с ладонь. И на каждой была выгравирована ладонь с растопыренными пальцами.
Я осторожно поискал в своей сумке (как ещё жива — непонятно) и достал тяжёлый свёрток. Моя пластина не очень-то отличалась от этих.
Я положил её рядом с другими такими же, для сравнения. Не идеальная копия, но явно родственница всех этих.
Тут мне стало нехорошо.
Если изготовитель этих «рук» — противник или, по крайней мере, конкурент Бюро… то куда же меня занесло?
Очередная шутка Радуги? Видимо, самая удачная. Можно себе представить, как всё это охраняется. Эти кусты за окнами… сами окна — стекло толстое, синеватое, такое не пробить ничем, кроме очень мощного взрыва; пол и потолок — тоже отливают синевой. Будь со мной все безделушки из Бюро, я нашёл бы здесь много интересного.
Я медленно брёл вдоль стен и думал, что же теперь будет.
«Провал» в стене я заметил не сразу.
Всё повторилось, как некогда в Доме — где незримая дверь открывалась не всем и не отовсюду. Так и в этот раз — я прошёл в очередной раз мимо двух стоящих рядом стеллажей и вздрогнул, увидав узкую щель в стене. В которую с трудом, но можно было пролезть. Заканчивалась она дверью.
Такой же узкой.
Попробовать?
Ни шагов, ни чего подобного я не слышал. Раз это место видит не всякий… ладно, рискну! По большому счёту, я и так влип. Так что не будет большой беды, если я полюбопытствую немного больше. Хватило же ума не трогать здесь ничего — кроме светильника.
Я взглянул на часы. Идут в правильную сторону. Пять минут первого. Секундная стрелка ползёт слишком медленно, или мне кажется?
Я подошёл к щели — проход шириной чуть более полуметра вряд ли заслуживал иного названия — и направился к двери. Пол был скользким, особой радости это не вызывало.
Д.
— Пока у нас есть время, — Кинисс произнесла это совершенно неожиданно (Д. был уверен, что она задремала и едва не подпрыгнул). — Что это за идея, благодаря которой нам удалось схватить так много преступников сразу?
— А… — Д. улыбнулся. — Я… Гм… Мне кажется, что без твоей помощи я это рассказать не смогу.
Кинисс положила перед ним на стол конверт, запечатанный самим Д.
— Ты это имел в виду?
— Похоже, — Д. выглядел несколько озадаченным, но, вскрыв конверт, кивнул, словно отвечая самому себе, и спросил: — Где твоя «рука», Кинисс?
— Лежит в надёжном месте, — ответила она недоумённо. — Почему интересуешься? Мы же доказали, что…
— Не могла бы ты принести её сюда?
Глаза Кинисс немного расширились… затем она «пожала плечами» и отправилась выполнять просьбу.
Её не было довольно долго.
— Ничего не понимаю, — призналась она, выкладывая перед Д. ткань, свёрнутую в несколько складок. Внутри было лишь каменное крошево. — Когда это я успела? И почему мне не подарили ещё один?
Д. молча смотрел ей в глаза и улыбался.
— Так, — Кинисс выглядела ошарашенной, словно только что её посвятили в одну из величайших тайн мироздания. — Кажется, я понимаю. Понимаю, зачем тебе потребовалось терять память.
— …И ты, и я были уверены, что эти подарки у нас, — подвёл итог Д. — Каким-то образом они помогают выдавать наши мысли наружу, что бы там ни говорили исследования. Как и кому — меня, говоря откровенно, не интересует. Вот я и решил — попытаться избавиться от них так, чтобы ни я сам, ни кто другой не знал, что на самом деле я устраняю.
Помолчав, он добавил мрачно:
— Киента я решил оставить… м-м-м… для сравнения. Я не знал, что так получится.
— Что сделано, то сделано, — ответила рептилия. — Он всегда будет на твоей совести. Но в остальном это — гениально, Д.!
— Рад слышать, — вздохнул Д. — Только теперь нам вернут то, что так долго у нас отсутствовало, а сам я не смогу повторить этот фокус дважды.
— Что-нибудь придумаем, — пообещала Кинисс, настроение которой тут же улучшилось. — Принцип понятен, а пока что просто воздержимся от участия в важных совещаниях — пока не отыщется выход.
— Выход, считай, уже есть, — Д. помахал в воздухе листком бумаги. — Тенгавер только что разработал заклинание. Настроенное именно на… словом, понятно. Теперь и у нас будет тайное оружие.
Кинисс кивнула, придя в отличное расположение духа. Впервые после исчезновения Клеммена.
Вместе с настроением к ней вернулся и аппетит.
Она не успела закончить с ужином, как в дверь постучали.
Гонец принёс два письма…
… и развернув их, Д. мрачно и удовлетворённо кивнул.
Две почти одинаковых нефритовых пластины холодно блестели, выложенные одна рядом с другой.
— Которая из них твоя? — спросила Кинисс.
— Какая разница? — пожал плечами Д. — Пусть будет вон та, справа.
Он заметил блеск в глазах рептилии.
— Какая разница, говоришь? — спросила она медленно. — Похоже, я знаю, что делать — но вначале всё-таки отдохну. К тому же мы не собираемся замышлять ничего против достопочтенного генерала и его союзников?
— Разумеется, нет, — произнёс Д. вслух, и оба они рассмеялись.
