Грани судьбы (СИ) - Шепелев Алексей А. (читать книги полные .TXT) 📗
— Тогда — до вечера, — подытожил Наромарт, скрываясь в дверях своего номера.
Магазинчик оказался ещё более странным, чем предполагал Балис. Помимо средневековой одежды на любой фасон в неё оказалось немало вещей, которые можно было встретить в магазинах «Одежда» крупных городов Советского Союза. Или — похожих на такие вещи. А ещё больше было такой одежды, которую граждане СССР до Перестройки видели только в передаче "Международная панорама" или фильмах про жизнь за рубежом. Кому-то посчастливилось втридорога купить что-то такое с рук, а особо «продвинутые» не покупали, продавали. Это называлось фацевать от слова «фарца», то есть искаженного английского for sale — на продажу. Начинающих фарцовщиков стыдили на комсомольских собраниях, законченных — судили за спекуляцию, но явление, естественно не умирало. А в Перестройку спекуляция стала солидным и даже почётным занятием, и импортная одежда появилась в стране в изобилии. Только почему-то по больше части такого качества, что не заслуживала иного названия, чем «шмотьё». Ну, а качественные вещи стоили столько, что для большинства населения оставались столь же недоступным, как и в во времена предшествовавшего Перестройке "застоя".
Здесь, в магазинчике вещи тоже было разного качества, что, впрочем, выглядело логичным: раз основным источником товара были приходившие в город путешественники, приходившие из самых разных мест, то и одежда с обувью на них должна быть самая разная во всех отношениях.
Продавцы — улыбчивая молодая женщина в лёгком светлом платьице и строгий низенький мужчина с крупным носом, быстро рассортировали предложенные к продаже вещи, после чего мужчина, бывший здесь за главного, предложил за всё четыре золотых. Балис торговаться не стал: сумма хорошо делилась на число оставшихся путешественников. И потом, как торговать в месте, про которое не знаешь практически ничего? Может, стареющий проныра и крепко обсчитал чужеземцев, только как это поймёшь? Пусть уж обман, если таковой действительно произошел, остаётся на его совести. К тому же, при виде ассортимента одежды у Гаяускаса окончательно укрепилось желание не только продать, но и закупиться. Уж теперь слупить с них за одежду втридорога здесь не сумеют.
Услышав просьбу офицера, продавцы с огромным старанием принялись демонстрировать имеющийся товар. Сашку магазин не впечатлил, а вот Серёжка впал в совершенный восторг. За пару минут он подобрал себе фиолетовую футболку, короткие синие шорты и сандалии, почти такие же старые, как и те, что были на нём в тот день, когда мальчишка попал на Дорогу. После чего посмотрел на Балиса такими умоляющими глазами, с какими обычно маленькие дети выпрашивают у родителей "ещё одну игрушку".
— Серёжка, неужели тебе этого настолько хочется? — изумился Гаяускас.
— Ага, — простодушно кивнул мальчишка и пояснил: — Жарко же, я уже весь запарился.
На взгляд офицера, парнишка изрядно преувеличивал свои страдания: рубаха и штаны — это не меховой тулуп. Но, раз уж деньги есть, так надо их тратить, а не солить. И тратить лучше на дело, например, на привычную одежду.
— Ладно, берём тебе обновку.
— И Сашке тоже.
— Ага, ещё не хватало, — скривился казачонок. — Я что, Петрушка, что ли — такое надевать?
— А я что — Петрушка? — Серёжка настолько удивился, что даже забыл обидеться. — У нас все так ходят.
— А у нас — не ходят, — отрезал Сашка.
— Не хочешь — заставлять не станем, — успокоил его Балис. — Хотя, теряешь возможность ощутить себя человеком будущего. В котором мамы среди лета улетают отдыхать на юг. Иногда даже вместе с детьми.
— Подумаешь, — протянул казачонок. — В моё время мамы тоже с детьми на юг ездили. У меня в Геленджике приятель был, у него отец самый настоящий французский граф. Он вот с мамой на юг отдыхать приехал — а тут война началась.
— И что же твой приятель? — недовольно спросил Серёжка. Ишь ты, какая птица: граф, да ещё французский. А другие мальчишки на фабриках по десять часов в день вкалывали, за гроши. И, конечно, ни на какие юга отдыхать не ездили, у них вообще отпуска не было. Серёжка это в школе проходил.
— Деньги на жизнь зарабатывал, чего ещё. Он артистом мечтал быть, в Императорском Александринском театре играть. И в синематографе сниматься.
— В кино, что ли? — озадачено переспросил Серёжка.
— В кино, — подтвердил Балис. — Тогда это называлось синематограф. И что, стал он артистом?
— Не знаю, — вздохнул Сашка. — Я в Геленджике был недолго, а Жорка остался. А только думаю, что артистом он стал. Он так чертей и водяных изображал — просто умора. Полную кепку денег завсегда собирал.
— Хорошо звучит: граф Жорка собирает в кепку деньги, — ехидно усмехнулся Серёжка.
— Жорка — это для друзей, — пояснил подросток. — А на самом деле он был граф Георгий де Милляр. Или Жорж де Милляр. Звучит?
— Звучит, — признался мальчишка.
— А деньги в кепку собирать — не позорно. Если трудовые, а не ворованные, — закончил Сашка. Серёжка промолчал.
Гаяускас озадаченно поскрёб макушку.
— Эх, жаль Мирон уже далеко. Любопытно.
— Что любопытно?
— Любопытно, артист Георгий Милляр, который Кащея Бессмертного играл, и твой геленджикский приятель — один человек или разные?
— Кащея? — заволновался Серёжка. — Страшный такой? Он еще Бабу-Ягу играл? И слугу у Водяного Царя? И придворного в "Королевстве Кривых Зеркал"?
— Точно, — подтвердил Балис.
— Он смешной, — в исполнении Серёжки фраза прозвучала как высшая похвала.
— Не то слово, — серьёзно кивнул морпех. Восторженную оценку артиста он разделял в полной степени. В Серёжкином возрасте фильмы режиссёра Александра Артуровича Роу, в которых обычно играл Милляр Балис с друзьями смотрели в кино по несколько раз.
— А Мирон Павлинович откуда про это знает? — не отставал Серёжка.
— Он почти всё на свете знает, — всё так же серьёзно ответил Гаяускас. — Уж две трети всего — совершенно точно.
— А что не знает, то вычисляет, — добавил Сашка, вспомнив музыкальную проверку на борту самолёта. Из посторонних про брата генерала знали очень немногие.
Возражать Серёжка не стал, и Балис обернулся к продавцу всё это время слушавшему разговор покупателей с каменным выражением лица:
— Давайте посмотрим что-то лёгкое на меня.
— Трудновато будет, — признался продавец. — Рост у вас, господин хороший, слишком для человека велик, не в обиду будет сказано.
— Какие уж тут обиды. Ладно, возьму и покороче, лишь бы налезло.
— И Вы тоже такое оденете? — изумился Сашка, кивнув на комок пёстрой одежды в руках у Серёжки.
— А почему нет? Если уж идти на пляж, так и одежда должна быть соответствующая. Кстати, а для купания у вас чего-нибудь найдётся?
— Конечно найдётся. Извольте, — продавец выдернул очередной ящик, в котором сверху возлежал английский купальный костюм-трико начала двадцатого века в матрасную бело-красную горизонтальную полоску. Гаяускас содрогнулся. Менее впечатлительный Серёжка приступил к перебору товара и вскоре его настойчивость оказалась вознаграждённой: среди разнообразной экзотики обнаружились и привычные плавки.
Балис тем временем подобрал себе кремовую рубашку с коротким рукавом и светлые парусиновые брюки. Потянулся за кошельком, чтобы расплатиться, но тут решился Сашка:
— Ладно уж, я тогда тоже переоденусь. За компанию.
— Лучше поздно, чем никогда. Сейчас Серёжка тебе подберёт.
Мальчишка довольно улыбнулся и деловито зарылся в ворох с одеждой.
— Лучше Вы, — опасливо заметил Сашка. — А то этот подберёт…
— Слышишь, Серёж: не доверяет. Накажем?
— Можно, если осторожно, — согласился мальчишка.
— Вы что, за одно? — почти всерьёз изумился казачонок.
— Конечно, — кивнул Балис. — Мы же друзья.
Серёжка благодарно улыбнулся.
Сашка махнул рукой и пристроился у младшего за плечом: надзирать за процессом. В результате ему досталась чёрная футболка, украшенная яркой, разноцветной, но бессмысленной вышивкой, словно неуклюжий художник опрокинул на ней палитру с красками, и зелёные бермуды с шестью карманами. Долго не могли найти подходящей обуви. Раздраженный подросток проворчал:
