Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей (читать книги без регистрации полные txt) 📗
– Властью, данною богами земли моей, возвожу тебя, Ярчук роду Бешеной Ласки, со всем потомством твоим в чин боярский. Служи мне и далее, как прежде служил! Пока же будь вторым воеводой в Лучеве, великого воеводы Згура верным товарищем и помощником.
– Оно, конечно… – в глазах венета плавала мука. – Кнесна… Как же?
И тут Згур почувствовал, как его челюсть начинает отвисать. Чего это с «чугастром»? Да и с кнесной! И когда же это они успели?
– Или служба не по плечу? – на губах Горяйны уже была улыбка. – Давно сделать то должно было. Спасибо, комит, надоумил! Иди, Ярчук! После спасибо скажешь…
Кнесна пыталась говорить, как обычно, сурово и холодно, но выходило это у нее не особо удачно. Венет хотел что-то сказать, но не смог. Мотнув лохматой головой, он неуклюже поклонился и шагнул к выходу.
– Возьми меч, воевода, – Горяйна устало вздохнула, протянула Згуру клинок. – Тамга у тебя с Единорогом. Оттого и на Стяге так?
– Оттого…
– А правда ли, Згур Иворович, что отец твой Ярчука на волю выпустил? И что ты за него слово замолвил?
Згур не нашелся, что сказать. Правду? Но где она – правда? Кто ведает, может и проснулся на мгновение во всесильном Иворе бывший холоп Навко.
Кнесна отошла к окну, задумалась, затем вздохнула:
– Извини, комит! Не о том говорить с тобой хотела. Вызвала я тебя по причине важной и тайной. Вот…
В ее руках появился небольшой свиток темной грубой кожи.
– Два дня назад гонец послание привез. Хочешь, зачту?
Згур кивнул, не особо удивившись. Мало ли правительнице Лучева пишут?
Горяйна кивнула Згуру на скамью, сама присела в невысокое кресло поближе к окну.
– Подивилась я вначале. Словно ты сам, воевода, мне пишешь. Вот, слушай… «О кнесна Горяйна, красой и мудростью славная! Весть о твоей дивной прелести разнеслась до самых дальних земель и острым мечом поразила мое сердце. О, если бы не годы, не седая голова, да не шестеро внуков, то пал бы я тебе в ноги в безумной надежде заслужить твою любовь…»
Згур невольно усмехнулся. А хорошо! Особенно насчет шести внуков.
– «…Но не заслужить мне твоей любви, о прекраснейшая! Так даруй мне хотя бы свою милость и дай защиту твоему верному риттеру. Смилуйся! Пребываю я в ужасе и денно, и нощно, ибо страшен мне воевода твой Згури Иворсон…»
– Что?! – от неожиданности Згур даже привстал. Что за странный старикашка? Добро б только боялся, так ко всему еще имена путает!
– «Просыпаюсь я средь ночи и шепчу, словно молитву: «Кнесна! Защити меня от страшного Згури, что недаром прозывается Згури-Смерть.» И от того страха все войско мое духом пало, мечи опустило, и льет горькие слезы, сокрушаясь и оплакивая нашу тяжкую долю…»
Кнесна отложила свиток в сторону. Згур уже не улыбался. Он словно слышал глуховатый насмешливый голос неведомого шутника. Впрочем, не такого уж неведомого. Згури Иворсон – так зовут его по-скандски. Згур лишь не знал, каким прозвищем наградили его враги…
– Догадался, воевода? Письма от Хальга Олавсона. Он хочет встретиться с тобой…
– Ясно…
Удивление прошло. Так и должно было случиться. Латники Асмута, громящие скандское заполье, не трогают воинов Хальга. Да и шептуны во вражьем стане стараются не зря.
– Не ведаю, Згур Иворович, разумно ли тебе ехать. Сканды коварны, а Хальг не добрее Лайва.
Згур задумался. Не добрее. Но куда умнее. Воины Олавсона не жгут и не убивают. Хальг устраивается на Сури надолго, словно в своем доме. Пока ему мешает Лайв. Лайв – и конечно он, Згури Иворсон…
– Поеду, кнесна. Где встреча?
– У села Дорыни, это на закат от Белого Крома, у лехитской границы. Хальг будет ждать тебя за селом возле перевоза через восемь дней…
Восемь дней – немного. Дороги только начинали подсыхать, к тому же шла война…
– Поеду завтра на рассвете.
– Хорошо…
Кнесна кивнула, хотела что-то сказать, и тут из ее руки выпал платок – тот самый, так часто Згуром виденный. Он быстро наклонился, поднял.
– Не отдавай, – Горяйна улыбнулась. – У алеманов есть обычай. Дамы дарят риттерам платки – на счастье. Их носят на шлемах и вызывают на бой тех, кто посмеет сказать об этой даме плохо… Прикрепи его к шлему, риттер Згур!
Поспать не удалось. Ночь ушла на сборы да на дела, которых оставалось слишком много. Надо было проверить, как установлены страшные «чаны» на новых лодьях, поговорить с Крюком, готовившим своих парней к дальнему походу, зайти к новобранцам из лучевских сотен. И, конечно, долго объясняться с Ярчуком. Венета редко приходилось видеть растерянным, но нынче это слово казалось слишком слабым. Ко всему еще, Вешенка и Гунус, узнав, что «дядя Ярчук» отныне – лучевский воевода и боярин, учинили такой шум, что бедный венет только мычал и мотал головой. Если Вешенка только повизгивала от восторга и пыталась плясать, то ее лысый жених возгорелся душой и принялся за «верши». Лишь ближе к рассвету, когда Вешенка отплясала, а Гунус охрип, удалось поговорить. В конце концов Ярчук махнул рукой и обещал «присмотреть за людью», относительно же нежданного боярства рассудил, что пусть называют хоть горшком, только бы в печь не ставили. На том и порешили.
…Порешили – но не все. С Асмутом венет общаться отказался. Згур не настаивал, знал: Ярчук и великий боярин даже на людях не молвят друг другу ни слова. Объяснения не требовались. Згур помнил венетский обычай – кровники, ждущие смерти врага, не разговаривают. Оставалось уповать на то, что Асмут Лутович в последние недели бывал в Лучеве нечасто.
В лагере Згура уже ждал десяток фрактариев во главе с Совой. Белокурый венет переодел своих парней в венетское платье и обрядил в кольчуги вместо румских лат. В довершение всего со шлемов сняли красные перья, и теперь маленький отряд вполне мог сойти за дружину местного кнеса. Дорогу Сова знал. В прежние годы он часто бывал в Белом Кроме, а один из «катакитов» оказался родом из небольшого севанского села, что прилепилось точно к берегу речки Горсклы, на котором стояла неведомая Згуру Дорынь. Можно было ехать. Згур был уже готов дать приказ «Эн ипой! – «По коням!», когда сторожевой фрактарий отозвал его в сторону. Возле шатра, почти незаметная в серой предрассветной мгле, стояла девушка, закутанная в тяжелый черный плащ. Сердце дрогнуло, Згур бросился к ней – и остановился. Это была не Ивица. Не Ивица, не Вешенка и, конечно, не кнесна. Растерянное, почти детское лицо, пришепетывающий тихий голосок…
– Госпожа… Прийти просит… Просит… Очень просит…
…Ивица лежала ничком на низком ложе, укрытая серым покрывалом. В полумраке видны были лишь знакомые рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Но от них не пахло мятой. В маленькой горнице стоял тяжелый кровавый дух – запах израненной гниющей плоти.
– Не смотри… Не смотри на меня, Згур Иворович…
Хриплый голос казался незнакомым. Ивица с трудом подняла голову:
– Если умру… Не забудь… Отомсти… Ему отомсти…
Сердце сжалось. Згур неуверенно шагнул ближе. Случилось что-то страшное. Он даже боялся подумать – что…
– Он узнал… О нас с тобой… Он был здесь два дня назад. Не смотри на меня, Згур! Он приказал бить меня кнутом. Бить, пока горит свеча. Лучше бы мне умереть сразу…
Згур почувствовал, как хрустнули костяшки намертво сжавшихся пальцев. Еще недавно, на коротких лесных привалах, он думал, действительно ли любит эту рыжую или просто скучает по ее ласкам, по ее пахнущему мятой телу. Теперь сомнения сгинули. Сердце сжалось болью – и ненавистью. Чернобородый палач посмел бить кнутом беззащитную девушку, ту, что подарила ему свою любовь. «Положи меня, как печать на сердце твое, как перстень на руку твою…»
– Я убью его, Ивица!
Смех – горький, сквозь слезы:
– Он сказал то же самое. В день, когда он наденет венец в Белом Кроме, тебя будут уже клевать вороны. И твоего холопа тоже…
Холопа? Удивление длилось недолго. Згур понял – великий боярин не забыл о Ярчуке.
