КК. Книга 8 (СИ) - Котова Ирина Владимировна (версия книг txt) 📗
И она замахнулась полотенцем. Иномирянин вздрогнул, но промолчал. Трудно говорить с заткнутым кляпом ртом.
Анежка Витановна завела Элишку в баню, помогла снять разорванную одежду, заставила выпить своего самогона и повела парить - мыть. Девчонка ни на веник, ни на мытье, ни на ласковые уговоры не реагировала - смотрела в одну точку и периодически начинала хватать ртом воздух. И только потом, когда Анежка Витановна влила в нее еще несколько глотков настойки, закашлялась, хватаясь рукой за горло, и разрыдалась. И долго плакала в материнских объятьях мощной северянки - уже ходили по дому мужики, звякали кастрюлями, а она все плакала и выплакаться не могла.
Тяжела участь женщины на войне, а в плену и того тяжелее.
Анежка Витановна позвонила дочери только через два часа, когда Элишка уже спала во второй комнате, на Люджинкиной кровати, а мужики, напарившиеся и сытые, обрабатывали раны и тихо разговаривали о произошедшем. Через двадцать минут во дворе северянки открылось Зеркало, и людей, как и пленников, забрали в Иоаннесбург. Во дворе остались следователи Управления. А ещё через час из такого же Зеркала в зеленоватую морозную ночь вышли несколько боевых магов и зачистили двор, предав инсектоидов и трупы иномирян огню.
Глава 23
Начало марта, Тафия, Пески, Вей Ши
Обитель Триединого стояла в Тафии на одном из многочисленных холмов у реки Неру. Белоснежный купол храма окружала полоса зелени и фруктовых деревьев, а вокруг сада был построен крытый двор на резных колоннах - чтобы прихожане могли отдохнуть на лавках от палящего солнца и не так трудно было работать священникам. Кельи монахов и служителей, кухня, кормильня и другие хозяйственные помещения находились за храмом, в П-образной постройке, и, если смотреть сверху, весь комплекс представлял собой огромный белоснежный квадрат с зеленым кругом посередине, из которого поднимался купол храма.
Сейчас меж колоннами гулял свежий речной ветерок с едва уловимым запахом тины, а Вей Ши, склонившись у ног старика-кочевника, сидящего на скамье у входа в храмовый двор, промывал ему язвы. Отсюда, от ворот, было видно, как с восходом солнца уходит из низин Города-на-реке густой туман, утекая по улицам обратно в реку, словно щупальца диковинного испуганного осьминога.
- Привет, это опять я!
Вей Ши, невольно обернувшийся на звук голоса, увидел девочку, гостью Мастера, которая нарочито жизнерадостно улыбалась ему и махала блокнотом для рисования.
Первый раз она появилась у храма дней через десять после того, как сюда пришел он сам. Сначала в сопровождении двух охранников бродила меж колонн, останавливаясь перед мозаичными стенами, зарисовывая и фотографируя храм, затем заметила его, подметающего двор, подошла.
- Ты теперь здесь, да? - спросила, сжимая фотоаппарат и с жалостью глядя на него. - Четери тебя выгнал?
Он тогда промолчал, прошел мимо. На следующий день она появилась снова, когда он мыл в роднике, изливающемся из большой чаши, тарелки после кормления страждущих. Потопталась вокруг, вздыхая, затем сказала:
- Ты извини, что я тебя тогда сфотографировала. Я не думала, что тебя этим обижу. И мне жаль, что Четери тебя выгнал.
Он снова промолчал, полоская посуду, и девчонка поинтересовалась:
- А ты извиниться не хочешь? Что напугал меня и ударил?
- Я тебя не бил, - буркнул он, подхватил стопку тарелок и пошел обратно в кормильню.
С тех пор она приходила каждый день. Рисовала, фотографировала. И болтала, болтала, бесконечно болтала. Как сейчас.
- Вообще в ответ положено тоже поздороваться, - укоризненно заметила она.
Вей Ши молча отвернулся и продолжил мыть ноги старика-кочевника. Чуть позже в храм придут драконы помогать служителям Триединого, которых на всех болящих не хватало. А его задача сейчас - облегчить боль.
Старик как приковылял, когда на востоке едва-едва занимался рассвет, так и рухнул на лавку у самого входа в храм, и Вей Ши, вышедшему за ворота поупражняться с шестом, пришлось принимать пациента вместо служителя. Он вытер распухшие ноги чистым полотном, нанес мазь, приготовленную монахами, плотно обмотал синеватые голени и ступни и кое-как втиснул их в растоптанные кожаные туфли старика. И едва удержался, чтобы не поморщиться - от подопечного пахло нехорошо, и ноги у него до обработки были грязными.
- Спасибо, сынок, - проскрипел кочевник, подслеповато щурясь. Лицо его было коричневым, прожаренным солнцем, и тем ярче выделялись кустистые седые брови и длинная тонкая борода. - Вот тебе за помощь.
В ладонь йеллоувиньца перекочевала мелкая медная монетка.
- Благослови тебя Триединый, - пробормотал Вей Ши ритуальную фразу и сунул монетку в мешочек у пояса. Он не имел права отказываться. Подхватил болящего под локоть и аккуратно повел его в храмовый лазарет мимо кормильни, откуда доносился запах просяной каши. Было еще раннее утро, и огромный крытый двор храма был ещё пуст. Скоро взойдет солнце, и через пару часов потянутся сюда больные и беженцы - кто полечиться, кто поесть, пока не обустроился на новом месте.
Когда Вей Ши вернулся во двор, гостья Владыки Четерии уже установила у огромной колонны, сбоку от ворот, пюпитр, поставила перед ним складной стульчик. Сейчас начнет фотографировать город и громко восторгаться видами, делать наброски, постоянно отвлекаться на новых людей и украдкой зарисовывать их в блокнот, вытаскивая из пенала на поясе разноцветные карандаши, позвякивая множеством золотых украшений и смешно щуря сильно подведенные глаза. И периодически приставать к нему, к Вей Ши, пока не надоест настолько, что он начнет ей отвечать. Потому что уйти из двора нельзя - здесь его служба.
Служители храма приняли нового послушника с радостью. Рабочих рук не хватало, а работы, наоборот, было довольно. Несколько ночей после изгнания из дворца он почти не спал, мечась на жесткой койке, а днем работал наравне с другими послушниками, стараясь не кривиться от боли. Вей Ши так и не попросил помощи в лечении - не дай боги узнают его, и пойдет молва, что в будущем на престол великого Йеллоувиня взойдет поротый император. А если дойдет до деда? Как посмотрит он на внука - с презрением?
Сюда, в Тафию, как и в другие города Песков, пришли служители и послушники из разных стран, в том числе и из Йеллоувиня. И, вероятно, только убежденность, что наследник императорского престола никак не может чистить нужники и подметать двор здесь, в храме Города-у-реки, не позволяла его узнать. Вей Ши понимал, что служители Триединого не те люди, что будут болтать, но страх, что о его унижении узнают, был сильнее - и он не снимал публично рубаху и никому не показывал раны. Да и не мучила его боль так, как уязвленная гордость. Виталисты могут залечить раны и убрать шрамы, но куда деть память?
Внутри него который день плескалась ярость, сменяемая и жаждой мести, и стыдом, и почти отчаянием. Как его, наследника престола, посмели учить кнутом, словно животное или раба? И за кого? За какую-то простолюдинку? Да, он не рассчитал силы, и сделал больно, поддавшись гневу, но он оберегал честь семьи. Иначе, увидь кто эти снимки и узнай его, - и над домом Ши начал смеяться бы весь мир. А он и так доставил семье немало тревог.
Вей Ши был единственным сыном отца и единственным внуком у деда. До него невестки подарили нынешнему императору Йеллоувиня четырех внучек, и появление долгожданного тигра-наследника было воспринято с ликованием.
В императорской семье наследникам всегда позволялось много. Все знали - в малую коронацию в храм войдет мальчик, а выйдет сдержанный и тонко чувствующий гармонию будущий правитель. Только вот с Вей Ши так не вышло. Отец считал, что сыграла свое кровь красной прабабки: внук хоть и вышел из храма способным оборачиваться, посвященным во все семейные умения, сильным менталистом, но не избавился от гордыни и не познал смирения. И потому он оказался не способен погружаться в медитацию и восстанавливать равновесие. Дед же решил, что слишком мало внимания уделял внуку и его воспитанию и закрывал глаза на то, как бабушка, мать и многочисленные сестры, тетушки и кузины, а также нанятые подобострастные учителя и «друзья», получавшие от дружбы толику славы и благ, уверяли Вей Ши в его великолепии, исключительности и непогрешимости. И поэтому даже божественные эманации не смогли исправить неправильное воспитание.
