Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна (книги без регистрации TXT) 📗
– Да благословит тебя и твое потомство Всевышний, о самийа! Изменник Ибрахим, да пожрут его останки шакалы в пустыне, почуял близящуюся гибель и трусливо велел отправить свой выводок в Хулван! Но танджи всегда были преданны престолу и передают семью изменника в руки доблестных мужей, служащих эмиру верующих! Отродья подлого Ибрахима заперты в подвале лавки достойного Умара ибн Убейда, да благословит Всевышний его предусмотрительность!
Тарег молча наклонил голову.
Меамори тихо приказал:
– Забирай свои деньги.
Бербер показал в улыбке зубы, обхватил ларец руками и попытался поднять. Ящик с золотом оказался тяжелым, и человек с изумленным выдохом грохнул ларец обратно на столик.
– Забирай свои деньги, – с явственной угрозой в голосе проговорил Меамори.
Бербер растерянно оглянулся. Все молча смотрели на него. Он попытался поднять ларец еще раз – и снова со стуком уронил его.
– Помогите этому достойному человеку унести его награду, – приказал аураннец.
Все произошло очень быстро.
К берберу шагнули, он закричал, его руки крепко обхватили и прижали к боковинам ларца. И мгновенно приколотили ладони к ящику острыми железными штырями. Стоящий на коленях человек выл от боли, забывая молить о пощаде.
– Ты предал покровителя, который дал тебе все. Ибрахим аль-Махди был тебе как отец, а ты выдал его семью врагам. Ты хуже пса, – с холодным презрением отчеканил Тарег. – Помогите ему поднять ларец с золотом!
Бербера рванули на ноги, придерживая ящик в дрожащих руках. С обеих сторон на ковры густо капала кровь, человек тоненько скулил и шатался.
– Отведите его к реке и бросьте в воду вместе с платой за предательство! – отмахнул рукой нерегиль.
Когда крики бербера стихли и завершились мощным шлепком о воду, Тарег посмотрел на смертельно бледного парса-гонца.
– Езжай обратно и расскажи о том, что ты видел.
Тот молча поклонился и, стараясь держаться прямо, вышел из зала.
Некоторое время стояла тишина.
– Невежественный придурок, – подал наконец голос джинн. – Он что, не слышал ни одной страшной истории про Великое Бедствие? Аль-Кариа никогда не оставлял в живых предателей! О чем он думал, этот глупец? Воистину, люди не учатся на ошибках…
Тарег оперся носом на сложенные ладони:
– Халиф приказал мне сохранить жизнь принцу Ибрахиму.
– Что?.. – это выдохнули все – кроме кота, который уже читал фирман.
Джинн лишь горестно покивал головой, подтверждая неутешительные новости.
– Где-то под Раккой нашлись сыновья халифа. Господин хранитель ширмы привез их в ставку. Эмир верующих желает отпраздновать это радостное событие и отблагодарить своего бога, совершая деяния милосердия.
– Это не милосердие, это глупость, – мрачно отозвался Меамори. – Пощадить семью мятежника – поступок благородный, хоть и неосторожный. Но даровать жизнь зачинщику заговора…
– Джунайд, похоже, так не считает, – пробормотал за спиной у Тарега кот.
– Что?
В ответ Имруулькайс наступил двумя лапами на конец свитка, держа его развернутым:
– Похоже, этот фирман писал лично Кассим аль-Джунайд. Потому что в самом конце, на обороте, есть от него приписка.
– Какая? – мрачно поинтересовался Тарег.
– «Не пытайся разминуться с повелением эмира верующих, о князь. Я составил твой гороскоп, и он не обещает ничего хорошего. Остерегайся пролития невинной крови – ты поскользнешься и упадешь, и звук твоего падения будет слышен среди джиннов и людей».
– Волшебно, – пробормотал нерегиль.
– А главное, – не выдержал Элбег, – предельно ясно! Что это за высокопарная чушь? С каких это пор мятежники у нас ходят в невинных овечках?!
– Мне кажется, я знаю, о чем речь, – зло прошипел Меамори.
– Вазир барида? – мурлыкнул джинн.
– И Тахир ибн аль-Хусайн, – процедил сумеречник. – Мне сообщают, что уже неделю они находятся в ставке халифа. Загребая жар чужими руками, вазир и парс поют халифу в уши про то, как опасен для престола Тарег-сама!
И, не сдержавшись, даже стукнул веером о ковер.
– Тахир убил мою сестру, – зло выговорил Элбег. – Повелитель, дозволь мне вырвать сердце этому предателю! Я заткну его грязный рот его же яйцами, и мой отец сможет спокойно умереть, зная, что Юмагас отомщена!
– В гибели твоей сестры виновна мать халифа, – отсутствующим голосом пробормотал Тарег. – Но ее более нет в живых.
Все растерянно переглянулись – кроме кота, который снова покивал, подтверждая: да, мол, чистая правда. Госпожа Мараджил покинула сей мир, против обыкновения, не успев никому особо навредить.
– Похоже, судьбе нравится водить меня по кругу, – задумчиво протянул нерегиль. – Вся моя жизнь – череда повторяющихся событий…
А потом оглядел притихшее собрание и громко сказал:
– Мы идем на столицу.
И уже тише, для самого себя, добавил:
– Посмотрим, удастся ли великой насмешнице удивить меня чем-нибудь еще.
Мадинат-аль-Заура, дворец халифов,
четыре дня спустя
Пустые комнаты отзывались на звук шагов неприятным эхом: слуги успели растащить даже ковры. Абу-аль-Хайджа вспомнил, что предстало его глазам в зале Мехвар, и поежился. Сокровище из сокровищ, резную золоченую панель над троном, и ту ободрали чьи-то подлые вороватые руки. Потемневший от времени, пыльный алебастр голой стены вызывал отвращение, подобно вывернутым наружу внутренностям. С тронного тахта бегущие евнухи украли парчовую подушку.
Человек, которого жители столицы прозвали Принц-Дракон, жалко трясся и семенил следом. О некогда огромных размерах принца Ибрахима напоминали лишь многочисленные складки на шее: под простым, подходящим нищему беглецу, полотняным халатом уже не колыхались залежи жира. Легендарная иссиня-черная кожа посерела: халиф-на-час, как его прозвали злые столичные языки, дрожал от страха и пытался цепляться за ножны меча Абу-аль-Хайджи:
– О Абу Джафар, ты же не оставишь меня, ты не оставишь меня подобно этим презренным…
Бедуин остановился, развернулся и встряхнул скулящего зинджа за плечи:
– Нет, во имя Всевышнего! Я никогда не оставлю тебя!
– Куда же нам идти, куда же бежать… – застонал Ибрахим. – Они заложили все двери, заперли все ворота-аааа…
К сожалению, горе-халиф был прав: дворец забаррикадировали по приказу начальника полиции – ради безопасности принца Ибрахима. Разбегающиеся, растаскивающие утварь и ткани слуги выскальзывали из огромного лабиринта ас-Сурайа, предусмотрительно запирая те двери, что оставались еще открытыми, – на всякий случай, вдруг кто погонится, желая отнять золотую курильницу, перламутровый столик или ковер.
Абу-аль-Хайджа гнал от себя мысли, в которых рассудительность нашептывала: ты тут ни при чем, беги, как все. Зачем ты, ибн Хамдан, вообще пришел сюда? Какая тебе разница, кто сидит на тронном тахте в Золотом дворце? Да и сын твой прислуживает женщине халифа аль-Мамуна – на что тебе сдался этот зиндж-неудачник, халиф-на-час, горе-заговорщик?
Но он, Абу-аль-Хайджа, не сумел остаться в стороне. Прочитав истошное письмо Ибрахима («Вазиры, управляющие, Левая гвардия, евнухи – все покинули меня! Спаси меня, о зерцало храбрецов, во имя времен, когда на тебе еще не выступили следы благосостояния, а я дал тебе процветание! Укрой меня в шатрах племени таглиб, и я сумею оправдаться в глазах моего племянника, от которого меня отвратили люди бесчестные, не знающие милости…») – так вот, прочитав строки, обильно смоченные слезами, бедуин опоясался мечом и пошел во дворец.
Но он не ожидал, что попадет в западню, подобно сверчку в деревянной коробке. Новый Дворец оказался лабиринтом перекрытых коридоров и не отзывающихся на стук дверей, пустых комнат и заложенных кирпичами тупиков. Время от времени бедуин и Ибрахим слышали плеск реки: видимо, где-то рядом тек Тиджр.
Вдруг откуда-то послышались громкие крики и звон оружия. Принц сел на пол и разрыдался:
