Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна (книги без регистрации TXT) 📗
Кот настороженно поднял уши:
– И?..
– Русалочка обменяла красивый чешуйчатый хвост на пару приятных смертному глазу конечностей. Но каждый шаг причинял ей невыносимую боль. А люди смотрели и говорили: ах, какая легкая походка! Эта девушка словно не касается земли! А русалке просто было очень больно.
– Это ты к чему, Полдореа? – мрачно поинтересовался джинн.
– К тому, что за все, Имру, нужно платить. Два последних года Сила не баловала меня посещениями, и в ту самую ночь я отделывался легкими царапинами. В этот раз, я полагаю, все будет иначе. Однако, я думаю, что Сила стоит болей русалочки.
– Она заполучила своего смертного?
– Нет. Он предпочел ей другую, бедняжка зачахла и после смерти превратилась в пену.
– Тьфу, ну и сказочки у вас рассказывают…
– А это не сказка, Имруулькайс. Это правда жизни. Ты хотел мне что-то сказать?
– Затея Меамори удалась. Он здесь, ждет приказа и скребется в дверь, как голодная кошка.
– Зови сюда, пусть не мяучит.
Меамори но-Нейи обладал отменными манерами и потому начал кланяться от самого входа на террасу.
Поглядев на обтянутую шелком спину аураннца, Тарег тоже вспомнил о манерах и благосклонно кивнул:
– Приблизься.
Меамори, не поднимаясь с колен, приблизился – примерно на шаг.
– Не будем затягивать приветственные церемонии. – Тарег почему-то решил, что такие слова помогут быстрее услышать от аураннца новости.
Возможно, это помогло, потому что всего через несколько поклонов но-Нейи действительно разродился известиями:
– У нас все получилось, Тарег-сама. Глава охраны привез харим принца Ибрахима прямо к нам в руки. Правда, этот смертный повел себя, как и подобает смертному, – подло и вероломно. Берберский наглец теперь требует отвесить не три, как договаривались, а пять тысяч золотых динаров.
– Где его подопечные?
– Наглец их прячет в караван-сарае у Ибрахимова вольноотпущенника. Здесь, в соседнем квартале.
– Они о чем-либо догадываются?
– Нет, Тарег-сама. Женщины и дети уверены, что их вскоре вывезут в Хулван.
– Очень хорошо. Ну что ж, пять тысяч, так пять тысяч. Где он, этот бербер?
– Пусть Тарег-сама простит этого ничтожного, но есть еще одна новость.
– Какая? – удивленно поднял бровь нерегиль.
– Фирман от халифа, – коротко проговорил Меамори и быстро упал лицом на ладони.
На террасе повисло молчание. В золотистом мареве над омутом хрустально дрожали стрекозы.
– Вот как… – пробормотал, наконец, Тарег.
– Гонец ждет в передней, – тихо сказал аураннец. – Говорит, что не может передать грамоту мне в руки.
– Ага, – потер кончик носа нерегиль.
– Смотри-ка, наш халиф учится на ошибках, – захихикал джинн и мягко выпрыгнул из корзины.
Застывший в поклоне Меамори не выдержал и хихикнул тоже.
Предыдущий фирман застал Тарега на подходе к Мешхеду. Как и ожидалось, в фирмане аль-Мамун строжайше запрещал отклоняться от дороги на столицу и приказывал оставить город зайядитских святынь в покое. Нерегиль об этом узнал после штурма. Ибо перед взятием города Тарег сломал печати на свитке, почтительно его поцеловал – и передал Меамори. Для внимательного чтения про себя. Аураннец, ознакомившись с содержанием халифского приказа, посмотрел на князя и отрицательно покачал головой. После чего бумагу скормили гонцу – правда, из соображений милосердия предварительно отрезали шнур с обломками сургуча, разорвали фирман в клочки и размешали в чашке с вином. Войска сожгли Мешхед дотла, пощадив лишь масджид имама Резы, как теперь называли в этих краях давно почившего Али ар-Рида. Любуясь на пожарище, Тарег почтительнейше – и с наивысшим тщанием выводя буквы – отписал халифу, что его приказ, увы, запоздал.
Похоже было, что вручение нынешнего фирмана аль-Мамун решил обставить с особыми предосторожностями.
– Ну-ну… – процедил Тарег, встал и направился к выходу.
Радостно задрав хвост, джинн заперебирал лапами следом.
Прошествовав через ряд комнат, нерегиль вышел в самый большой зал на мужской половине и уселся на возвышении. Элбег тут же приказал свернуть карту строений халифского дворца в столице: ас-Сурайа расползалась по склеенной из папирусных листов бумаге бесконечными прямоугольниками и квадратами внутренних дворов, переходов и залов. Покашливая, джунгары быстро растащили с пола кружки, кувшины и стаканы и расселись на коврах вдоль стен. Меамори мягко опустился на циновку у подножия возвышения.
– Введите гонца, – хрустальным голосом проговорил Тарег.
Тот протопал в зал с гордо поднятой головой. Аураннец свирепо ощерился: на человеке переливался набивным синим шелком кафтан нишапурского гвардейца. Запыленные сапоги несколько поблекли, но оторочка из золоченой куртубской кожи просматривалась прекрасно. Звеня пряжками роскошной перевязи, парс дотопал до самого возвышения, коротко склонил голову перед Тарегом и протянул свиток с фирманом:
– Эмир верующих приказал вручить тебе это, о господин.
Меамори невозмутимо протянул руку к свитку.
Человек моментально ее отдернул:
– Эмир верующих приказал: до господина нерегиля фирман не может читать ни человек, ни сумеречник.
– Отлично, – усмехнулся Тарег и взял покачивающую красным шнуром трубочку халифского послания. – В таком случае, фирман прочтет джинн. Имруулькайс!
В зале зудели мухи. Со скрипом взломав печать – и не спуская издевательского взгляда с застывшего в ожидании парса – Тарег через плечо бросил коту распустившийся свиток.
Тот деловито раскатал его лапами и углубился в чтение.
– Мда, Полдореа, – через некоторое время пошевелил усами джинн. – Не советую.
Нерегиль приобернулся:
– Это еще почему?
– Тут в конце приписка есть, – все так же шевеля белесыми усами, заметил кот. – Где халиф твой обещает, что ежели ты снова учинишь что-либо противоестественное с фирманом, то он… в общем, он в таком разе учинит что-либо противоестественное с тобой.
– Что-то ты цветисто выражаешься, – пробормотал нерегиль. – Ну-ка, покажи строчку.
Кот пихнул подушечкой лапы в лист бумаги:
– Вот.
– Хм, – прочитав, сказал Тарег. – Никогда не видел, чтобы слова «засуну в жопу» писали с такой каллиграфической точностью.
Подхватил с ковра письмо и принялся за чтение.
Закончив, нерегиль смерил парса холодным взглядом:
– Ну что ж. Передай Абдаллаху, что на этот раз у него получилось выиграть.
Услышав столь невежливое и неприличное упоминание халифа, гонец сжал зубы, но ограничился лишь кивком.
– И еще. Передай – раз он, похоже, не помнит. Я – не воюю с женщинами и детьми. Семья Ибрахима аль-Махди не пострадала бы и без этого приказа. Встань вон там и смотри внимательно. Потом расскажешь все, что увидишь, нашему господину.
И приглашающе кивнул Меамори.
Повинуясь приказу аураннца, на низкий столик перед возвышением взгромоздили тяжелый на вид деревянный ларец.
– Бербера сюда, – холодно велел Меамори.
Глава охраны Ибрахима вошел степенно, поправляя рукава роскошного бурнуса в яркую красную полоску. Увидев ларец, бербер расцвел смуглым лицом и заулыбался:
– Говорил Луман своему сыну: «Три рода людей узнаются лишь при трех обстоятельствах: не узнать кроткого иначе, чем во гневе, ни доблестного иначе, как на войне, ни друга твоего иначе, как при нужде в нем!» Да благословит Всевышний господина нерегиля – добросердечного, доблестного, явившего племени танджи свою бесценную дружбу! Клянусь матерью, я был бы рад доставить господину нерегилю удовольствие даром, но на мне лежит долг обеспечивать идущих за мной! Как я откажусь от награды, если у танджи туфли дырявые, а?
И бербер поднял ногу и продемонстрировал алую мягкую туфлю – кстати, совершенно новую на вид. Вокруг стояла тишина, но человек не смутился и нагнулся к ларцу.
– Здесь пять тысяч динаров, как ты и просил, – сказал Меамори.
Бербер заулыбался еще шире и откинул крышку ларца.
В нем аккуратными столбиками лежали связки монет. При виде золота человек задохнулся от радости и склонился в поклоне, прижимая руку к полосатой груди:
