Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна (книги без регистрации TXT) 📗
И неспешно похромал со двора.
Из прихожей все-таки выскочила заплаканная Арва – босая и без покрывала:
– Господин Якзан! Господин Якзан! Вы живы?!
Новая волна крика со стороны берега заставила ее подскочить на месте.
Ситт-Зубейда отодвинула бестолковую мединку в сторону.
Мансур молча передал ей кинжал, оставшись с кухонным ножом. Они в четыре руки принялись освобождать спутанного Иорвета.
– Иди к ребенку, покорми его.
Рев нарастал, и Арва, хоть и не могла его слышать, вся дрожала.
– Иди покорми ребенка, бестолочь, – раздраженно повторила Ситт-Зубейда.
Крики на берегу гасли – и вдруг взметнулись с новой силой. Над приоткрытыми воротами и оградой ярко полыхнуло. Арва тоненько взвыла и упятилась в дом.
От реки донесся явственный запах горелого мяса.
В комнатах послышались причитания женщин:
– Всевышни-иииииий! Ты оставил нас, ооооо!..
Лаонец застонал, уселся поудобнее и принялся разминать запястья.
– Что за уговор ты заключил с этим язычником? – мрачно поинтересовалась Ситт-Зубейда, отбрасывая в сторону обрывки веревок.
– Поменяться, – сквозь зубы процедил лаонец. – Он выпускает из перстня своего марида, я отдаю Силу. Он чуть не выдоил меня вконец, подлый старый хорек…
– Что творится на берегу? – хмуро спросила Ситт-Зубейда.
Зарево медленно затухало, набухая дымной тучей.
– Марид подрался с аждахаком, – слабым голосом пояснил Якзан и чихнул. – И, естественно, победил.
– Откуда там взялся аждахак, во имя Милостивого?
– Из реки…
– Что?! А где Мараджил и ее воины?
Лаонец поднял на нее большие желтые глаза. Ситт-Зубейда сглотнула.
Якзан слабо улыбнулся:
– Змей шел за ней давно. Теперь настал его час. Нельзя нарушать законы гостеприимства, нельзя убивать тех, с кем делил хлеб, воду и огонь. А госпожа Мараджил велела убить семью рыбака. Не стоило ей отдавать этот приказ, она осталась беззащитной перед змеем, и змей этим воспользовался. Иногда возмездие настигает вас, смертных, еще в этой жизни…
Ситт-Зубейда молча поднялась и пошла к воротам, не обращая внимания на жалобные вскрики детей и старой Зайнаб.
И что же она увидела…
Над местом, где глаза привычно находили деревянные мостки, клубился дым. Мостки выгорели дотла, словно сухой камыш в поле.
Осознав, что торчащие повсюду из земли черные обрубки – это не корни и не стебли травы, Ситт-Зубейда перегнулась и извергла из себя съеденное.
Занавесив рукавом абайи нос и рот, она поплелась обратно. Во рту смердил вкус желчи и рвоты. Вонь горелой человеческой плоти пропитала кожу, одежду и волосы. Из глаз, оказывается, текли слезы.
Якзан сидел на ступеньках крыльца, все так же растирая кроваво-фиолетовые запястья. Ситт-Зубейда села рядом и запустила пальцы в волосы: оказывается, она выбежала за ворота без покрывала.
– Где семья рыбака?.. На острове? – вдруг поинтересовалась Зубейда.
Лаонец молча покивал мокрой облипшей головой.
– Куда же нам теперь идти… – подивилась в смрадный воздух она.
– Навстречу халифу, – устало отозвался Якзан.
– Но… путь лежит мимо столицы… Там же Ибрахим?
– Ненадолго, – отмахнулся ладонью сумеречник и поплелся к колодцу – напиться.
– Где Фазлуи?
Якзан равнодушно отмахнулся: какая, мол, разница, мы его больше не встретим.
– А что ты видишь в будущем? – с дрожью в голосе спросила Ситт-Зубейда.
– Оно еще не определено, – мрачно ответил лаонец и отвернулся.
Бормоча под нос и хихикая, Фазлуи пробирался среди огромного, в два человеческих роста, камыша. Метелки на верхушках тростин шелестели под ветром, словно разговаривали о бегущем у самых корней смертном.
Наконец, сабеец замедлил шаг, огляделся, подержался за грудь – старость, старость, – и присел на корточки отдышаться.
Подуспокоившись, старый маг усмехнулся, стряхнул с плеча сумку и выудил запечатанный кувшинчик. А следом – зачем-то – зеркальце. Вскрыв посудинку, Фазлуи опрокинул в нее содержимое стеклянной колбы. Внутри зашипело, зашкворчало – и сабеец расплылся в довольной улыбке. Осторожно взболтал получившуюся жидкость, глубоко вздохнул – и опрокинул в себя. Зажав рот руками, упал ничком, замолотил по земле грязными ступнями. Потом затих. Надолго.
А затем дрожащими руками, почему-то не открывая глаз, на ощупь обхватил и поднял к лицу зеркальце.
И посмотрел туда.
В тусклом металлическом диске отражалось лицо молодого мужчины с черной короткой бородой и черными же курчавыми волосами. Фазлуи поднял к глазам ладонь. На руке его больше не было морщин и пигментных пятен. Сабеец пощупал густые жесткие волосы на макушке и заплакал крупными слезами радости и разрешения от страха смерти:
– О Син! О бог звезд, владыка судьбы! Хвала тебе, о Син! Я снова молод…
Он поднялся и разогнулся, как некогда в молодости: тело беспрекословно слушалось острого, более не замутненного старостью разума. Горячая бодрость, мощный кровоток чувствовались, как всплеск удовольствия и счастья, – такие обычно приходят после выкуривания кальяна с отборным гашишем.
Все еще всхлипывая и вытирая текущие слезами глаза, Фазлуи навьючил на себя ставшую легкой сумку.
На шорох, донесшийся со спины, он не обернулся.
А зря.
Между толстых, членистых стеблей протек светлый дымок и склубился в тучку прямо за затылком мага. Обладающий вторым зрением смертный или сумеречник увидели бы, как марид злорадно скалится, – огневушки брезговали человеческим обликом и даже в призрачном мире предпочитали видеться язычком чистого пламени. Но сейчас Яман торжествовал пьяную, нежданную свободу, наслаждался близостью мести – и представал второму зрению одной большой, зубастою пастью. Без глаз. Без носа. Без дыхания.
Только пастью.
В предвкушении обладания желанной для всякого алхимика субстанцией маг забыл об одной важной вещи. Отпуская Ямана на свободу, он запамятовал взять с джинна обещание не вредить бывшему хозяину.
Своего господина марид ненавидел настолько сильно, что не стал даже размениваться на мучительное убийство. Он просто разинулся пошире – и клацнул зубами на уровне плеч.
Голова сабейца вспыхнула – разом и быстро. Человек даже не успел крикнуть, задохнувшись в мгновенном адском жаре.
Тело некоторое время удерживалось на ногах, а потом упало назвничь, плашмя. Халат начал тлеть на плечах, но так и не занялся. Опрокинувшись во влажную, с отпечатками следов-лужиц грязь, черный прогоревший череп скалился в небо закопчеными ровными зубами. В судорожно сжавшихся пальцах все еще блестело зеркальце.
Марид удовлетворенно заглянул в провалы выжженных глаз, ярко вспыхнул радостью – и улетучился прочь.
Где-то неподалеку послышался короткий лай лисицы. Звери чувствовали запах смерти и не собирались уступать муравьям и коршунам добычу.
Диар-Бекр, лагерь войск Тарика
Под деревянным полом террасы качалась вода, с шумом поплескивала о сваи. От мутного, заросшего водорослями ложа реки поднимался густой запах тины.
Темная глубина начиналась совсем близко от края настила. Над стоячей зеленоватой водой широкого омута слюденисто дрожали стрекозы. Чуть дальше от берега, где Большой Заб начинал течь быстрее, качались лодки – то ли рыбаков, то ли любопытствующих.
Нерегиль опустил в воду кисть и поболтал пальцами. На ярком солнце поверхность вспыхивала змейками, текла черными извивами. Руки коснулось склизкое и скользкое, протянуло вдоль запястья упругими листиками – водоросль.
Брезгливо сморщившись, Тарег вытащил руку из воды.
– Как ладонь? – тихо поинтересовался Имруулькайс.
– У меня полно времени до конца лета, – прижмурился на бликующую воду нерегиль.
– Чем больше Силы, тем больше боли, – пробормотал джинн.
– Там, откуда я родом, рассказывают легенду о русалочке, – усмехнулся Тарег. – Она влюбилась в человека и попросила морскую колдунью изменить ее облик. Ей захотелось обзавестись парой стройных ножек…
