Наша светлость - Демина Карина (серия книг TXT) 📗

— Сначала он приходил один. И мы разговаривали. Точнее, говорил я, но казалось, что он понимает. А пару лет назад привел ее…

Он много больше и выглядит грузным. Он идет низко, почти задевая крыши домов, точно пытаясь встать между землей и небом, защищая тех, кто дорог.

Она легче, изящнее. Ее шкура в лунном свете отливает серебром, и этот наряд ей к лицу.

— Сейчас вот… — Кайя указал на третью тень, спрятавшуюся в облаках. — Наверное, хотел познакомить, а меня не будет.

— Он вернется.

Паладин замер. А песня сменила тон. Теперь в ней слышался вопрос, который Кайя понял.

— Я должен. Мне тоже есть кого защищать.

И снова вопрос. Сомнение.

— Не от тебя. От людей. Я вернусь. Обещаю.

Его слышат и более того — понимают. Вздох. И пожелание удачи. Взмах плавников, рождающий ветер, и паладин поднимается выше. Удар хвоста — воздух стонет под тяжестью туши, — и он исчезает в рыхлых перинах облаков.

И песня смолкает.

А я откуда-то знаю, что паладины не пойдут к острову, потому что встреча, ради которой они приходили, уже состоялась.

— Не считаешь меня безумным? — Кайя заставляет сесть.

— Нет… ты должен запретить охоту на них!

Потому что именно она — истинное безумие.

— Пытаюсь. Но люди привыкли охотиться. На них. Друг на друга. Не важно на кого. По-моему, им просто нравится убивать.

Ну вот, разбередила душу.

— Те, кто нас создал, думали, что у людей не хватает времени. Что если дать время, то они изменятся. Наверное, прошло еще слишком мало…

Юго едва не упустил момент.

Он лежал на крыше, голым животом на снегу, и снегом же укрытый. Винтовка примерзла к рукам и щеке, останутся следы, но это больше не имело значения.

Наниматель мертв.

Позер.

И трус, если не хватило силы духа довести до конца то, что задумал. Крови испугался?

Или ответственности?

Собственных эмоций? Одно дело — причинять боль незнакомым людям. И другое — видеть, как страдает тот, кто успел стать близким. Видеть и не отступать.

Пожалуй, упрямство нанимателя стоило уважения.

Плевать. Контракт заключен. И его не отменишь. Юго позволил цели приблизиться. И палец лег на спусковой крючок. Дыхание привычно остановилось, лишь сердце билось в прежнем ровном ритме.

Но потом появились паладины, и все перемешалось. Их голоса проникали в Юго, выворачивая наизнанку, пластая на проклятом снегу под неподъемным грузом призраков.

Нет, Юго ни о чем не жалел.

И вряд ли изменил бы прошлое, появись у него такая возможность.

Он просто плакал, уткнувшись в пуховое покрывало зимы. И когда осмелился поднять голову, то оказалось, что цель ушла.

Почти.

Перекрестье прицела. Знакомая тяжесть оружия. И дрожь в ногах. Главное, руки помнят, что делать. Далеко… ненадежно… и перед глазами плывет.

Но, мысленно попросив прощения — прежде он не опускался до подобных глупостей, — Юго нажал на спусковой крючок…

Ему бы хотелось промахнуться.

Некогда стена, окружавшая город, была не столь высока. Она многажды перестраивалась, расширялась, вмещая все новые и новые кварталы, пока не превратилась в некое подобие каменной реки в извилистом ее течении. Плотинами на ней стояли ворота, которые на ночь запирались. И даже в порту, всегда отличавшемся куда большей свободой ввиду близости моря, поднимали цепи. Свитые из толстого железа, проросшие шипами и известняковой коростой, они связывали многочисленные прибрежные островки. Рукотворная железная паутина становилась непреодолимым препятствием на пути кораблей.

Позже я много раз спрашивала себя о том, что было бы, если бы Кайя выбрал морскую дорогу.

Или любую другую, кроме той, протянувшейся к Северным воротам.

Я видела их — черные створки, укрепленные полосами сырцового железа. Решетку. Струны цепей, натянутые до предела. Огромный ворот… коновязь и круглое, какое-то раздутое брюхо сторожевой башни.

Сколько нам не хватило? Минуты?

Минута — это много.

Восемьдесят ударов сердца.

Вот навстречу нам бежит человек, придерживая левой рукой меч, который как-то нелепо оттопыривается, и я понимаю, что человеку жуть до чего неудобно ходить с мечом.

Сорок…

Он взмахивает и что-то говорит.

Тридцать и двадцать.

Меч выворачивается и бьет его по ноге.

Десять.

Кайя собирается ответить, но вместо этого вдруг встает на стременах.

Обрыв.

Кайя падает на конскую шею, придавливая меня к ней всей тяжестью. Становится невыносимо больно. И я не сразу понимаю, что эта огненная, раздирающая изнутри боль не моя.

Запоздалый гром будоражит город.

Я кричу. Наверное. До сих пор не знаю, наяву или в мыслях.

— Иза. Поводья. Возьми. В храм. Успеть.

Он жив. Пока.

— Надо. Успеть.

Кайя повторяет, и я послушно беру поводья. Кажется, бью Гору… или это Кайя? Он держится прямо, но я-то вижу, что происходит.

Осколок чужого мира в его плече. Затянувшаяся рана, запертая кровь. И алые всполохи, которых становится больше. Круги по воде.

Круги по огню.

Улица гремит и будто прогибается. Мелькают дома. Я не знаю, правильно ли выбрала дорогу, но лишь подгоняю Гору. Свистом. Криком. И голос похож на птичий клекот. Вою — не плакать.

Не время.

Кайя жив. Он держит меня или держится сам — не понять. Если вдруг упадет, я просто не сумею его поднять. А чужой мир расползается по его крови.

Это яд.

И пламя, которое вот-вот выплеснется на спящий город.

Я вижу взрыв. И огненный цветок на тонкой ножке. Он тянется к небесам и, дотянувшись, раскрывает аккуратные лепестки. Доли секунды, и лепестки выворачиваются, рождая звуковую волну, которая сметает стены, давит крыши, мешает живое с неживым. И сам воздух вспыхивает, выплавляя камень…

Так будет. Если мы не успеем.

Время стало медленным. Мир — вязким. Я собираю огонь, столько, сколько могу, уговаривая его подождать…

— Иза… я…

— Молчи.

Вот храм. Черный куб. Черные ступени, на которых Гора оскальзывается, но не падает. Черные ворота. И еще чернота, словно нам мало.

Эта — другая.

Нет больше ни потолка, ни пола, ни стен, ничего, кроме Кайя, который кое-как сползает с Горы. Та отказывается идти дальше, к далеким созвездиям мураны. А я не сомневаюсь, что нам надо туда.

Кайя пытается отмахнуться от помощи, но это мое право — быть рядом с ним.

В нем слишком много огня, чтобы я разжала пальцы.

— Иза…

— Молчи.

— Нет. Я уйду. Вернусь. Рана несерьезна.

Вижу. Неужели Кайя забыл, что я вижу происходящее с ним?

— Надо только вытащить пулю. В Центре… вытащу. И я вернусь.

Нити мураны тянутся к нему, касаясь волос, кожи, пробираясь глубже. Но как бы жутко это ни выглядело, я слышу, как утихает боль. Но закрываю рот руками, чтобы не закричать.

Темнота размывает Кайя.

— Не бойся. Переход. Выглядит так. Отойди. Будет всплеск. Направлю.

Не боюсь. Отступаю. Ему и без того сложно, чтобы еще меня успокаивать. Я смотрю в его глаза, пытаясь поверить, что это расставание будет недолгим.

Кайя никогда не лгал мне.

И что такое пуля… кусочек металла… разве кусочек металла причинит Кайя вред? Пулю вытащат. Раны затянутся. И Кайя вернется. Мне просто надо подождать. И слезы вытереть. Все ведь будет хорошо. Я верю. А вера способна мир изменить.

Я улыбаюсь его тени.

И черноте, в которой рокочет эхо далекого взрыва. Я даже не уверена, случился ли он.

Сажусь на пол, позволяя муране обнять и меня. Она ластится, успокаивая, повторяя его слова, сохраняя для меня его запах, и если закрыть глаза, то можно себя обмануть. Представить, что Кайя рядом.

Что уже вернулся.

Не знаю, как долго я просидела. Наверное, долго, если не увидела, как и откуда появился Сержант. Он набросил на мои плечи плащ и спросил:

— Что случилось?

— Кайя ранен. Он ушел, но обещал вернуться.