Наша светлость - Демина Карина (серия книг TXT) 📗
— Но потом до него дошли слухи о долгах. И Макферсон больше не мог позволить себе слепоту. Он выяснил, что Ингрид разорена. Ее земли проданы или заложены. Драгоценности — фальшивка. Она потратила все, что имела. И больше, чем имела. Боюсь, некоторые твои вещи… не удастся вернуть.
О чем он?
Ах да… шкатулка, стоящая у зеркала. Броши. Цепочки. Кольца. Подвески. Изящные мелочи, столь необходимые каждой даме. Я ведь никогда не пересчитывала их. И не особо обращала внимание на то, чем владею. Кольцо, тамга и браслет с золотой ласточкой при мне. А остальное не имеет значения.
Вот только сам факт, что Ингрид крала.
— Дальше. — Наша светлость должна знать все, как бы мерзко ни было.
— Макферсон считал, что его дочь использовали. Она так ненавидела отца, да и весь мир…
…который изуродовал ее…
— …а ненавистью легко управлять.
— Кормак?
— Больше некому. У нее была идея…
Навязчивая идея мести миру, который, возможно, и был несовершенен, но настолько ли, чтобы резать его по-живому?
Не знаю. У меня не выходит злиться на Ингрид. Мне жаль ее. Наверное, мертвецов легко жалеть.
— Кормак предоставил возможность идею воплотить в жизнь. Свел с нужными людьми.
…сумев остаться незапятнанным.
— Именно. — Кайя прикасается ко мне осторожно, словно опасаясь, что я оттолкну. — А вот у него было чем подкрепить обвинение против Макферсона. Только теперь это не имеет значения.
Потому что Макферсон мертв. Он предпочел заплатить жизнью за шанс для внука. Но я помню тот разговор… Что будет с Советом? Со мной? И с Кайя?
Страшно.
— Мы уезжаем, сердце мое. Сейчас. Ты должна переодеться.
Да. Скоро ночь, зимняя, долгая, черная. Самая подходящая для побега, потому что иначе, чем бегством, это не назовешь.
— Кайя, — у нас ведь есть еще время закончить этот разговор, — почему она не уехала?
Ответом — золотая пластина в его ладони. Тамга, которую у меня просили.
— Я закрыл город.
— Из-за нее?
Мне больно произносить имя Ингрид вслух.
— Нет. И да… работорговцы, пушки, наемники. Причин множество, но… — Он вытирает слезу с моей щеки. — Я думаю, что дело не только в этом. Ингрид имела цель. И сделала все, чтобы ее достичь.
— Достигла?
— Не знаю. Макферсон боялся, что да. Если так, то жизнь для нее потеряла смысл.
Зато смерть — это красиво. Символично.
— Почему я ничего не заметила? — Закрываю глаза, если открою — слезы рассыплются. — Мне казалось, что я ее понимаю… если не полностью, то лучше, чем остальные…
И я должна была увидеть хоть что-то.
Но что? Нож под юбкой? Тайное письмо, оброненное ненароком? Злость? Ненависть? Обиду?
Хоть что-то, что бы оправдало мою слепоту.
— Иза, я себя каждый день спрашиваю, почему раньше не видел в людях того, что вижу сейчас. И ответа нет. А если бы был…
— …ничего бы не изменилось.
Плакать не стоит. Нашей светлости пора научиться сдерживать эмоции и веру в людей.
— Когда ты понял?
— После зимнего бала. Не я, Урфин. В его списке осталось два имени.
Ингрид и леди Лоу. Кайя поэтому спрашивал, что я думаю о них.
— Почему ты выбрал Ингрид?
Он медлит с ответом, но все-таки признается:
— Кормак не пожертвует своей дочерью там, где можно пожертвовать чужой. Она и вправду была лишь тенью, которой позволили думать, что она свободна. Использовали. И убрали.
Странная логика, но я принимаю ее на каком-то инстинктивном уровне. Лорд-канцлер замешан. Во всяком случае Кайя верит в это, а я верю мужу. Он отпускает меня и, заложив руки за спину, принимается расхаживать по комнате.
…я не верю в совпадения. И в то, что Ингрид хватило бы ума и опыта обыграть дядю. А вот Кормак знал его. И меня. И Урфина.
…Магнус уехал…
…потому что надеялся собрать достаточно доказательств, чтобы сместить Кормака. Это именно та приманка, перед которой дядя не устоял. А Урфин вынужден был думать о том, как защитить Тиссу, и оказался вне игры. Впрочем, как и я. Хотя у меня для таких игр ума не хватает. Но в итоге ни дяди, ни Урфина нет, а Макферсон мертв. Его люди перейдут под крыло сильнейшего, и вряд ли они посчитают сильнейшим меня.
…а дальше что?
…не знаю. Он лишил меня и друзей и союзников.
Осталась лишь я.
…именно поэтому мы уезжаем сейчас. И плевать, как это выглядит. Я не буду рисковать тобой.
Меня хотят убить? Как-то уже и не смешно… Ингрид имела тысячу возможностей меня убить, но не стала. А те покушения? Неужели всего-навсего забава? Способ выместить злость?
И те листовки, выходит, тоже…
…к листовкам у меня тоже есть вопросы. Не к исполнению, но к содержанию. Откуда вообще пришла эта идея? Ее поддерживают, но она родилась не здесь.
Есть многое другое, о чем я не знаю. Наверное, знать не хочу. И даже злюсь на Кайя за то, что не соврал. Мог бы сказать, что с Ингрид несчастный случай приключился. Внезапная болезнь. Или еще что-то, что позволило бы запомнить ее другом.
— Иза, не убить — использовать. — Кайя опускается на колени и берет меня за руки. Он горячий или это я настолько замерзла? — Иза, чтобы защитить тебя, я пойду на все. Кормак это знает.
Я тот ошейник, который заставит Кайя слушаться команд.
Не хочу!
Но кто меня спрашивает?
— Мне нужна одежда. И обувь тоже. Что еще взять?
Шерстяные чулки и штаны из плотной ткани. Вязаный свитер, колючий до невозможности, рубаха и меховой жилет. Высокие ботинки со шнуровкой, с которой вожусь слишком уж долго.
Куртка на волчьем меху. Плащ. Перчатки. И рукавицы. Шарф.
Во дворе — побег идет по правилам, тайным ходом, и свеча в руке вносит в происходящее ноту безумной романтики — ждет Сержант.
— Гору оседлал, — он хлопает по шее массивной кобылы меланхоличного вида, — Гнев заводным. В седельных — еда и одеяло. Продержусь столько, сколько смогу…
…он будет охранять наш покой. Мы скорбим. И не желаем никого видеть.
…потом будет погоня?
…нет. Потом им придется признать, что в мое отсутствие их полномочия не столь широки. И ждать возвращения.
Многие, полагаю, не дождутся. И вот совершенно их не жаль.
— Леди, берегите себя. — Это почти пожелание удачи. И я хочу ответить, но не знаю, что принято отвечать в подобных случаях. Кайя же легко забрасывает меня на спину Горы. И сам взлетает в седло.
— Удобно?
Вполне. И надежно — Кайя обнимает меня и укрывает плащом. Гора ступает мягко и бесшумно почти. Есть в ее движениях что-то кошачье.
— Мы кота забыли.
Как-то нехорошо…
— Сержант присмотрит за ним. За всеми присмотрит.
На мосту Гора переходит на рысь, и гулкие удары копыт съедает эхо. Оно на нашей стороне. А ветер спешит замести следы. На мгновение выглядывает луна и тут же прячется, словно опасаясь, что ее сочтут сообщницей.
Город дремлет, улицы пусты, и на крышах домов прирастают сугробы.
Мы минуем площадь и храм, почти растворившийся в черноте ночи. Городская стена выплывает белой лентой, разорванной круглыми башенками. Редкие огни. Стража. Безотчетный страх, над которым я смеюсь, — кто осмелится задержать Кайя?
Звук доносится со стороны моря. Он прорывается сквозь камень и снег, рассыпаясь на осколки, которые умирают под копытами коня. И Кайя останавливает Гору.
Рвется и срастается такая знакомая, такая чудесная песня, переплетаясь голосами, каждый из которых лишь отражение другого.
— Паладины пришли. — Кайя поднимает меня, придерживая обеими руками, хотя кобыла стоит спокойно. — Я хотел показать тебе остров. Там я отдыхаю. Одна ночь в году…
…и ее лишили.
— Там красиво?
— Очень.
…белый-белый камень, вырастающий из самого моря, созданный бабочками и оттого сохранивший эхо жизни. Зимнее море ластится к ногам. Лунная дорожка соединяет далекие берега, но вряд ли кто рискнет пойти по этому мосту.
